История, как известно, не имеет сослагательного наклонения. Что сделано, то сделано, и у тех, кого не затронула эта катастрофа и тех, кто сумел в ней выжить, появилась масса материалов для размышлений. Валерий Леднёв при всей своей эксцентричности, переходящей порой в безответственность, был гениальным физиком, и результаты последнего — и, как оказалось, самого важного в его короткой жизни, — эксперимента на самом деле способны открыть для нас звёзды. Мы ещё не раз обратимся к этой важнейшей для всего человечества теме, а пока вернёмся на орбиту Марса, где стрелки — или цифры на экранах, — часов бесстрастно отсчитывают последние четверть часа тех роковых суток…'
Окончательно Серёжа пришёл в себя уже в «омаре» — спасибо Юрке-Кащею, уговорившего Власьева доверить ему буксировщик. «Вы не смотрите на возраст, Геннадий Фёдорыч! — убеждал он главного инженера. — Парень — пилот от бога, мне самому до него, как до Луны… э-э-э… на четвереньках. Вы должны его помнить –в Поясе Астероидов он ходил с нами к 'обручу» и даже сумел отличиться…
В итоге Власьев похлопал Серёжу по плечу (беседовали они в крошечном герметичном тамбуре, где оставался ещё воздух) и дал «добро». Серёжа с пришедшей в себя Владой (девушке наскоро обработали рану и вкололи лошадиную дозу обезболивающего и транквилизаторов) по гибкому переходному рукаву перебрались в «омар», который для этого подтащили поближе к люку. Сейчас он занимал задний, пилотский ложемент, Влада же скорчилась в переднем. Кислородные маски они снимать не стали — в случае пробоины (а она была более, чем вероятна, станцию буквально окутало облако мелкого каменного крошева) они давали шанс продержаться до прибытия «Зари». Серёжа уже знал, что корабль идёт к ним на полной тяге вспомогательных ионных движков, и сейчас главное — отойди как можно дальше от станции прежде, чем реактор пойдёт вразнос. Часы на приборном щитке неумолимо отсчитывали минуты до взрыва; три из шести челноков уже покинули ангар и отплывали от станции. Они были увешаны фигурками в гермокостюмах; все три наличных «Кондора» отдали пилотам «крабов», управлявших буксировщиками не из герметичных кокпитов, а пристёгнутыми ремнями к трубчатой раме. Каждый из «крабов» взял по четыре пассажира; остальные дожидались «омаров», один из которых и пилотировал сейчас Серёжа. В кокпите второго сидел Юрка-Кащей; забравшись внутрь, он через гермолючок передал свой «Скворец» наружу, натянув вместо него кислородную маску. Гермокостюм предназначался для одного из двоих запертых в контрольном закутке энергетиков. Второй, Паша Вяхирев, выходить отказался, хотя «Скворец». был и для него — Зурлов обыскал несколько ближайших к ангару лабораторий и нашёл-таки резервный гермокостюм, запертый в железном ящике.
«Нет смысла, Геннадий Фёдорович. — сказал Паша в ответ на вопли разъярённого главного инженера. — До взрыва меньше пяти минут, омары отойти не успеют. Даже если обломками не заденет, попадут под всплеск гамма-излучения и всё, кирдык. А в ручном режиме я смогу выиграть для вас ещё минут шесть-семь, возможно, даже десять. Тоже, конечно, не гарантия, но всё же риск будет не так велик. И пожалуйста, не надо разводить сопли насчёт самопожертвования — я так и так погибну, так что никакой трагедии тут нет, голый расчёт и рациональный выбор. А за гермокостюм спасибо, когда вы стартуете, я смогу в нём добраться до наружных кабелей. Если переключить их на аварийный контур питания, это даст вам лишних минуты три, немало в нашей с вами ситуации. И — поторопитесь, говорить не о чем, а время-то утекает…»
Главный инженер сдался — а что ему оставалось? Серёжа умом понимал, что это единственный вариант, позволявший остальным спастись — но только умом. Смириться с тем, что они улетают, а Пашка остаётся на верную гибель, выигрывая для них несколько драгоценных минут — нет, это было выше его сил!
Вяхирев не подвёл. С того момента, когда буксировщики с облепившими их фигурками в ярко-оранжевых «Скворцах» покинули ангар и до ослепительной вспышки разорвавшей искалеченный бублик станции, прошло не меньше четверти часа — достаточно, чтобы отойти на безопасное расстояние. Серёжа точно зафиксировал момент взрыва — 23:12, по зелёным цифрам электронных часов, спроецированным на прозрачный колпак «омара».
Подчиняясь сигналу ведущего «краба» буксировщики один за другим выключили двигатели и компактной группой повисли в пространстве. Серёжа несколько минут смотрел на расплывающееся в пустоте облачко на месте гибели «Деймоса-2», потом вздохнул и принялся искать яркую звёздочку идущего на выручку планетолёта. Ждать предстояло часа полтора от силы, была надежда, что запаса кислорода в баллонах хватит, и не придётся подключать к шлангам запасные — их в самый последний момент сунул в кокпит «омара» главный инженер Власьев.
Часы успели отсчитать не больше десяти минут, когда Серёжа заметил две пульсирующие точки, зелёную и — позиционные огни планетолёта. «Заря» подходила к стайке буксировщиков со стороны «открытого космоса», с высокой орбиты, и на сближение и маневры с заходом в широко разверстую пасть ангара он потратил скудные остатки топлива. Ещё минут десять пришлось ждать, пока ангар заполнится воздухом; наконец лампочки над входным люком засветились, колпак с чмоканьем сжатого воздуха отлип от корпуса и откинулся вверх. Предупреждённые заранее медики уже ожидали с «хрустальным гробом» — передвижной медицинской капсулой, в точности как та, на которой Серёжа доставил на корабль Татьяну. Когда же это было?.. ну да, меньше суток назад, но сколько всего вместилось в этот короткий промежуток времени!..
Отдохнуть не получилось. Не успели они с Юркой-Кащеем добраться до «Сюрприза» (встреча с Мирой откладывалась, её челнок ушёл к «Скъяпарелли») запасшись кофе и сэндвичами, как из динамиков внутрикорабельной трансляции раздался голос Полякова. Капитан сообщил, что обнаружен рой крупных обломков, угрожающий планетолёту; экипажу следовало занять места по аварийному расписанию, штурману же Кащееву и пилоту-стажёру Лестеву предлагалось как можно скорее прибыть на мостик. Внутреннее освещение сменилось с дневного на тускло-жёлтое, аварийное, под потолками замигали тревожные лампы. Эта иллюминация сопровождалась отвратительно-знакомым кваканьем ревуна, и Серёжа снова ощутил себя в отсеках гибнущей станции «Деймос-2» — от этого кожа покрылась мурашками, а между лопаток пробежала ледяная струйка…
Приказ есть приказ — торопливо облачившись в гермокостюмы (в «Сюрпризе» имелось несколько резервных) они выбрались в кольцевой коридор и поплыли, хватаясь за прикреплённые к стенам поручни, в сторону мостика. Командный центр планетолёта, как и ангар, и прочие служебные помещения располагался на внешнем, безгравитационном кольце, и на то, чтобы добраться туда у ушло не больше пяти минут — когда Серёжа вслед на Юркой-Кащеем вплыл в проём люка, цифры электронных часов над малым ходовым пультом, показывали 23:31.
Серёжа вгляделся в изображение и присвистнул — на зеленоватом, исполосованном рябью помех экране медленно поворачивалась угловатая каменная глыба; ещё несколько виднелись поблизости.
— Обломки Деймоса. — прокомментировал Поляков, сидевший в капитанском кресле, справа от пилотского ложемента. — Согласно расчётам, скопление особо крупных камней будет здесь через четверть часа. Уклониться, изменить орбиту мы не успеем, единственный вариант — снизиться километров на сто, но расчёты показывают, что это ещё опаснее.
— Будем оттаскивать буксировщиками? — спросил Юрка. Голос у него был хриплый. Поляков покачал головой.
— Свои мы передали на «Арго», они там до сих пор копаются с разгрузкой и транспортировкой полигимния. А ваши ещё нужно заправить и подготовить к вылету… полчаса, самое меньшее.
Серёжа издал прерывистый вздох. Безумный бег по сминающимся под ударами камней коридорам с раненой Владой на руках, суета эвакуации, торопливое бегство прочь от обречённой станции, выматывающее ожидание — всё это высосало его до донышка. Нет, если понадобится, он безропотно займёт место в кокпите «омара» и сделает всё, что потребуется — и всё же, узнав, что вылет откладывается, он испытал облегчение.
— Что же делать? — спросил Кащей. — Развернётесь к камням двигательным отсеком, чтобы он прикрыл жилой «бублик» от ударов?
— Это крайняя мера, надеюсь, до неё не дойдёт. — Поляков прищурившись, посмотрел на собеседников. — Вы, как я понимаю, имели дело с бомбозондами?
— С ПУБЗами-то? — переспросил Юрка. — Ну да, стрелял даже пару раз…
Серёжа ограничился кивком. Его знакомство с пусковыми установками бомбозондов ограничилось изучением инструкций и одной-единственной экскурсией в «бомбовой погреб» — так на «Заре» называли отсек, где были смонтированы эти устройства.
— Вот и хорошо. — капитан кивнул. — Тогда ступайте в отсек ПУБЗ, проверьте готовность оборудования и ждите команды.
«На планетарных орбитах чрезвычайно редко встречаются песчинки или камешки, летящие со скоростью, значительно превосходящую орбитальною скорость корабля или станции. — объяснял Алексей Монахов подопечному-стажёру на занятии, посвящённом метеоритной опасности. — Но даже если не повезёт, опасность не слишком велика. Тонкий дюраль 'Скайлэбов» и «Салютов» добатутной эпохи такая «космическая шрапнель» прошила бы навылет — но для нашей «Зари» это крошево не более опасно, чем снаряды противоминных пушчонок для броневого пояса боевых кораблей времён русско-японской войны, вроде «Петропавловска» или «Микасы». Но даже подобная мелочь в состоянии повредить внешнее оборудование корабля, вроде антенн, датчиков, объективов оптических приборов и телевизионных камер — как снаряды мелких и средних калибров разбивали дальномеры, шлюпки, дырявили дымовые трубы и вентиляционные кожуха, от чего могучие эскадренные броненосцы, оставаясь на плаву, лишались изрядной части боеспособности. Так что столкновений со скоплениями «космического мусора» следует избегать всеми силами, но уж если это окажется невозможным, то с подобным «обстрелом», придётся смириться, сосредоточившись на снарядах крупного калибра — больших обломков, способных разорвать даже трёхсантиметровые броневые листы, из которых сварен корпус планетолёта.