— Тут спорить не буду. — согласился я. — Наверняка найдутся желающие. Но всё же — я будут первым!
Юлька покосилась на меня с иронией.
— Не замечала за тобой раньше мелочного тщеславия…
— Значит, плохо смотрела! Это я на людях стараюсь быть скромным, как и подобает истинному герою Внеземелья, а внутри — о-го-го! И вообще, разве тебе не льстит быть женой основателя сразу двух видов спорта? Это если считать сайберфайтинг…
Мы остановились возле дверей со светящейся зелёной табличкой наверху — «Ангар № 3».
— Иди уже… десантник! — усмешка на её губах сделалась ехиднее. — Спеши навстречу своей славе, только смотри, не споткнись!
Ангар был тот же самый, где мы с Димой рассматривали «Дика Сэнда». Корабль стоял на том же месте, поверх сдвинутых створок стартового шлюза, всё так же обвешанный пучками кабелей, облепленный стремянками, стойками с аппаратурой, шлангами. Мы с Юлькой обогнули будущую «летающую парту» и прошли вглубь ангара, где на расчищенной от оборудования площадке красовался нуль-портал.
— А как коптер сбрасывали? — удивилась Юлька. — Он же сюда не пролезет!
Действительно, квадратная рубчатая рама имела в диагонали не больше трёх метров — маловато даже для лёгкого «паука».
— Для него в соседнем ангаре смонтировали другой портал, полугрузовой, размерами побольше. — ответил я, продевая руки в лямки парашютного ранца. — В него не то, что коптер — буксировщик свободно пролезет, хоть «омар», хоть «холодильник», если манипуляторы сложить. И вообще, чем изводить вопросами — помогла бы лучше! Знаешь, как в кино — верная супруга застёгивает уходящему на фронт мужу шинель и подаёт вещмешок?..
К моему удивлению, на этот раз она обошлась без колкостей — защёлкнула плечевые и нагрудные пряжки подвесной системы, подёргала лямки, снова проверила замки.
Ну вот, вроде, всё в порядке… — она сделала шаг назад и критически обозрела плоды своих трудов. — Можешь отправляться.
— Может, всё-таки скажешь, что за встреча у тебя намечена? — осведомился я.
— Перебьёшься. — Юлька проверила напоследок крепление шлема. — Не хочу отвлекать тебя от процесса. И смотри, два часа, ты обещал! Опоздаешь — отправлюсь на «Гагарин» одна, придётся тебе меня там разыскивать!
Всё прошло на удивление буднично. Я шагнул в лиловую светящуюся плёнку — и в следующее мгновение в грудь мне упруго толкнулся воздушный поток. На миг даже сделалось обидно — всё-таки, первый парашютный прыжок с орбиты, и исполнитель в моём лице имеет все шансы занять место в истории парашютного спорта наряду с Кайтановым, прыгнувшим из стратосферы, с высоты одиннадцать тысяч метров в тридцать седьмом, кажется… Но нет, прочь дурные мысли — права Юлька, грешен, не чужд тщеславию…
Взгляд на запястье — альтиметр показывает четыре с лишним тысячи метров, на этот раз ювелирной точности выброски не получилось, и вместо заданной высоты в три тысячи имеем вполовину больше. Вообще-то, мелькнула мысль, после такой промашки эксперимент смело можно записывать в неудачные — ошибись операторы в другую сторону, я сейчас имел бы, как говорят в одном южном городе, бледный вид и макаронную походку. Пятьсот метров, конечно, хватило бы раскрыть парашют — а если бы их оставалось триста, или сто пятьдесят? Нет, дорогие товарищи физики-тахионщики, вам ещё работать и работать…
Болтаться на стропах, плавно снижаясь с высоты в четыре с половиной километра мне категорически не хотелось, да и неизвестно ещё, куда меня отнесёт во время спуска. Я дождался, когда на альтиметре мигнёт семёрка с двумя нулями, и только тогда дёрнул кольцо. Хлопок, ярко-оранжевое, похожее на надувной матрац крыло развернулось, плечевые ремни дёрнули меня вверх. Я выровнял парашют, огляделся, нашёл взглядом вертолёт, кружащий на безопасном удалении — белый, с синим, пересечённым красным зигзагом кругом эмблемы Национального Космического Агентства на борту. Хьюстон виднелся вдали, у самого горизонта на бледно-зелёном фоне равнины; иглы небоскрёбов поднимались к небу, а в стороне, километрах в трёх пузырился купол Центра Подготовки — грандиозный даже с такого расстояния, постарались американцы…
Вертолёт подлетел поближе, и в боковом окошке я разглядел Стива — старый друг приветственно помахал мне рукой. В наушниках зашипело.
— Первый, доклад!
Первый — это я. Не заморачиваются у нас с выбором временных позывных, а зря. Куда удобнее было бы постоянно пользоваться одним и тем же — как в «те, другие» времена, когда позывной порой заменял человеку имя и фамилию. Можно было бы даже нашивки с такими позывными цеплять на скафандры и рабочие комбинезоны…
— Первый — Вышке. Парашют раскрылся штатно, высота… — короткий взгляд на запястье, — шестьсот двадцать, ветер умеренный. Комитет по встрече на месте, полный порядок!
Никакая это, конечно, не вышка — спрашивали не с аэродрома, раскинувшегося возле купола ЦП, а с орбиты. Стив, тем временем, заложил крутой вираж со снижением, и теперь я мог видеть его вертолёт сверху, сквозь мелькающий диск несущего винта. Интересно, почему он выбрал именно продукцию фирмы «Аэроспасьяль»? Впрочем, особой загадки тут нет — французы давно числится в списке поставщиков Проекта, такие же «Дофины» можно видеть у нас на Байконуре и Королёве. Международная кооперация в действии, и, в особенности во всём, что касается Внеземелья…
Я покосился на часы — с момента выброски прошло меньше минуты. Скорость снижения пять метров в секунду… время на спуск… полёт на вертолёте до купола… неизбежные беседы с встречающими, обмен впечатлениями, приём поздравлений, то-сё… связаться с руководителем эксперимента… Что ж, пожалуй, есть шанс не заставить Юльку ждать — любопытно только, что за встречу она затеяла, напустив вокруг столько тумана?
IV
Назад, на «Артек-Орбиту» я возвращался в компании Лестева — он задержался, чтобы проследить, как американские техники обойдутся с его верным «пауком». Всё же, Серёжка — пилот от бога, об этом мне ещё на Большом Сырте сказал старина Дюбуа. Отказывается, они вместе искали — и нашли, прошу заметить! — каверну с «обручем» и олгой-хорхоями, после чего Лестев улетел на орбиту. За участие в эвакуации станции «Деймос-2» он удостоился «Знака Звездопроходца». Сейчас серебряная, залитая синей эмалью комета с золотой звёздочкой, известная, наверное, каждому обитателю нашей планеты, красуется над левым кармашком его комбинезона.
Юлька встречала нас у нуль-портала. Она заранее договорилась с операторами о новом пункте назначения, и новое перемещение прошло в невиданном темпе: только что мы стояли в зале отправления Хьюстонского Центра Подготовки — и вот уже шагаем по кольцевому коридору «Гагарина», обгоняя многочисленных транзитников. Почти все отправляются отсюда либо на Землю, либо на другую транзитную станцию, «Коперник» — на неё с некоторых пор переведены практически все лихтерно-контейнерные перевозки за пределами лунной орбиты. Малые корабли и тахионные буксиры по-прежнему уходят через батуты «Гагарина» и «Звезды КЭЦ», тогда как громады тахионных рейдеров покидают окрестности Земли исключительно через «батут» орбитальной верфи «Китти Хок» — он по-прежнему остаётся самым крупным из построенных. Семьдесят метров в диаметре — через такое колечко можно пропустить даже орбитальную станцию малого класса, из числа тех, что сейчас выпекают, словно горячие пирожки, и забрасывают в системы планет-гигантов. Грандиозное сооружение, и возможности даёт серьёзные — а всё же это ничтожно мало по сравнению с тем, на что способны «звёздные обручи», эти загадочные творения исчезнувшей инопланетной цивилизации…
Всё же я не вполне обделён интуицией — есть, есть эдакая чуйка, и не зря по дороге сюда я думал именно о Нуль-Т и «батутах». Но это я понял позже, а пока за отъехавшей в сторону дверью (Юлька подвела нас к каюте и задержалась, пропуская вперёд) я увидел женскую фигуру в серебристом гермокостюме — «Дрозд», новейшая модель, пришедшая на смену старому доброму «Скворцу». Женщина — скорее девушка, не старше лет двадцати пяти, очень стройная, чего не могло скрыть даже мешковатое одеяние — замерла возле большого, в полстены обзорного иллюминатора, за которым пучился горб ночного полушария Земли весь в светящихся россыпях городов — мы пролетали где-то над Северной Америкой. Хозяйка каюты стояла к иллюминатору вполоборота, я не сразу разглядел её лицо и поначалу принял металлический блик на щеке за отблеск металлизированной плёнки, из которой изготовлен внешний слой оболочки «Дрозда». Услышав наши шаги (дверь отъехала в сторону без обычного в таких случаях музыкального треньканья) она обернулась — и я понял, что ошибся. Титановая нашлёпка почти целиком прикрывала левую скулу, от височной кости и края глазной впадины до верхней челюсти. Матовую поверхность прорезали тонкие бороздки, наводящие на мысль о сервисных лючках и заслонках, скрывающих сросшиеся с живой плотью механические и электронные устройства — как у Робокопа в ещё не снятом в этой реальности фильме.
— Привет, Влада! — сказала за моей спиной Юлька. — Вот, привела обоих, как ты и просила.
Хозяйка каюты улыбнулась — титановая нашлёпка искажала движения лицевых мышц, из-за чего улыбка вышла…. своеобразной.
— Алексей, Серёжа, рада вас видеть… — сказала она. — Проходите, присаживайтесь. Нам надо поговорить.
Из записок
А. Монахова
«….Помните сцену с днём рождения Пашки в самом начале 'Отроков во Вселенной»? Не ту, что в звездолёте, когда экипаж «Зари» даёт клятву не вспоминать о доме, а другую — на Земле, где семья Козелковых празднует сорокалетие сына? Там ещё появившийся ниоткуда Смоктуновский в роли И. О. О. читает собравшимся краткую лекцию на тему релятивистского сжатия времени, сопровождая её фокусами с количеством свечей и мгновенными перемещениями с места на место. Да что это я, в самом-то деле? Вот этот эпизод, слово в слово:
' — … четырнадцать. По-моему, уважаемая Елена Кондратьевна, вашему брату исполняется сегодня ровно четырнадцать лет.