много), а уж она оборудовала его под свои потребности.
Первое, что я увидел, перейдя вслед за Юлькой и Серёжей «рабочую» половину — это большой серый в тёмную полоску кот, сидящий на столе перед монитором. На мониторе медленно поворачивалась на фоне космоса разноцветные спирали, разделённые туманной полосой в виде латинской буквы «S» спираль — визуализация, созданная на основе математической модели «барьера Штарёвой». Я тут же вспомнил, что обитательница каюты слыла убеждённой кошатницей — помнится, ещё в «юниорские» времена у неё случались конфликты на этой почве с моей будущей супругой. Тогда девушки, оказавшись в подземном испытательном комплексе «Астра» не могли поделить рыжего кота мистера Томаса, приданного группе для улучшения психологического климата…
— Это Честер. — представила кота Влада. — Он со мной уже полгода, не знаю, что я бы без него делала…
Честер в ответ широко зевнул, демонстрируя розовую пасть и острые иголочки зубов. Да, подумалось мне, похоже настроение нашего гениального математика далеко от радужного — впрочем, это я понял сразу, стоило увидеть скорбное выражение её лица, искажённого титановой нашлёпкой и горькие складки в уголках рта и глаз…
На столе имелся ещё один монитор, поменьше — картинка на нём удивила меня не меньше, чем явление хвостатого Владиного компаньона. На экране было изображение Валеры Леднёва, стилизованное под Шурика из комедий Леонида Гайдая, в вакуум-скафандре с откинутым гермошлемом. Валерка, и правда, изрядно смахивал на актёра Александра Демьяненко, что нередко служило предметом шуток — разве что, волосы у него были не русые, а соломенные, как у киношного прототипа. Приглядевшись, я понял, что на экране — не умело отретушированная фотография, а картина, написанная, судя по явственно различимым мазкам, маслом. И — вспомнил, что Юлька проговорилась, будто Влада в свободное от математики с физикой время балуется живописью.
— Валера возражал против отправки Первой Межзвёздной на самом первом этапе планирования. — сказала Влада, перехватив мой взгляд. — Он, конечно, мечтал добраться до звёзд, но полагал, что для этого есть другой путь — не столь сложный, требующий куда меньше времени. Он разработал этот способ на основе нашей с ним теории, с расчётом на использование полигимния — собственно, для этого и был затеян тот роковой эксперимент на Деймосе… Опираясь на полученные данные я довела Валеркину работу до конца, и теперь могу сказать с полной уверенностью — результаты позволяют рассчитывать на успех.
…а ведь она не сказала «нашу работу», отметил я. Видимо, не зря говорили, что Владу и Леднёва связывало нечто большее, чем чисто научные интересы — и теперь она она готова отказаться от своего вклада в их общее дело, уступив честь открытия погибшему коллеге…
— К сожалению, я не смогла убедить коллег в целесообразности нового подхода. — продолжала девушка. — то есть, они согласны с тем, что исследования нужно продолжать, но никто и слышать не хочет о том, чтобы изменить ради этого программу экспедиции. И тут… — она сделала паузу, — мне остаётся рассчитывать только на тебя, Лёш
— Нам. — твёрдо произнесла Юлька. — Чтоб ты знал, дорогой, я целиком и полностью согласна с Владой. И надеюсь, что ты знаешь, к кому обратиться с этим вопросом на Земле, в Центре Подготовки куда мы с тобой и отправимся через… — она покосилась на запястье с персональным браслетом, — … куда мы отправимся через час тридцать две. Сейчас Влада в общих чертах изложит вам с Серёжкой суть своего проекта, а я пока сбегаю в буфет за кофе и сэндвичами. Сколько уже времени прошло с тех пор, как мы обедали на «Артек-Орбите» — часа три, не меньше? Вы как хотите, а я проголодалась!
V
Королёв за эти несколько лет изменился разительно. Кварталы, где расположились комплекс Центра Подготовки и филиал ИКИ и раньше-то смотрелась выходцами из недалёкого будущего, описанного Стругацкими — а теперь они и вовсе поражали воображение гостей из глубинки, какого-нибудь Тамбова или Нижневартовска. Нет, изменения тектонического масштаба, переживала вся страна (да что там, весь мир!) — но здесь они были особенно заметны.
Я не был здесь больше года и с трудом узнавал город. Сюрпризы начинались с первого шага — прежний «батут» (между прочим, первый из построенных такого вот «малого» класса) оделся в обтекаемый кожух, скрывший путаницу кабелей, трубопроводов и индукционных катушек, раньше выставленных напоказ. Сооружение имело вид то ли футуристического отеля где-нибудь в Дубае (образ из «той, другой» реальности,) либо планетолёта «Хиус» из «Страны багровых туч» в котором зачем-то провертели сквозную дыру, оставив от корпуса корабля узкий обод, установив его вместо высоких пяти реакторных колонн, на множество мелких, низеньких. Городские постройки тесно обступили получившийся гибрид, отодвинув километра на полтора лётное поле аэродрома с ангарами, вышкой диспетчерской и куполом пассажирской секции батутодрома, через которую я, собственно, и прибыл на Землю. Здесь сюрпризов не предвиделось и не случилось: металлически поблёскивающая рамка Нуль-портала, поверхностный досмотр на выходе, оформление документов — всё, свободен! Таможенник привычно-уважительно покосился на комету «Знака Звездопоходца» на моей куртке — в последнее время этой почётной награды удостоились многие, но она по-прежнему привлекает к себе внимание.
С батутодрома я отправился прямиком в Центр Подготовки, в его административный корпус — узнал, что действительность, как это нередко случается, грубо вторглась в мои планы. Встреча, ради которой, я прилетел с орбиты, не состоялась — мой визави уехал в Москву и, как сообщил секретарь, намерен пробыть там до конца рабочего дня, а он у высокого начальства может закончиться и за полночь. Что ж, пенять было не на кого — я не предупредил о своём визите, рассчитывая на эффект внезапности, и вот, пожинал плоды. В любом случае, появляться в Центре Подготовки раньше восьми вечера не имело ни малейшего смысла, и я решил использовать образовавшийся зазор по времени с толком — отдохнуть, развеяться, обдумать предстоящий разговор в спокойной, непринуждённой обстановке. К примеру, на Гоголевском бульваре, в кафе на Старом Арбате или Тверской (простите, на улице Горького) — да хоть в электричке! Обычно я перемещаюсь по Москве на машине, своей или служебной, реже на такси — а тут вдруг решил прибегнуть к услугам общественного транспорта. На автобусе добрался до станции «Королёв» Ярославской дороги, взял в кассе билет. До Ярославского вокзала было четверть часа езды; я устроился у окна и принялся созерцать проплывающие мимо городские пейзажи.
В «той, другой» жизни я частенько проезжал эти места по железной дороге. Было это в конце девяностых — начале нулевых; в столице, да и по всей стране царил сплошной бардак, так что контраст я наблюдал разительный. Ни граффити на любой подходящей поверхности, ни груд мусора, наваленных вдоль путей, ни полусгнивших гаражей и покосившихся заборов — хотя и до порядка с благолепием, царящих в центре города тоже далековато…
Ощущение было странным, забытым — примерно так я себя чувствовал в первые дни своего «попаданства». Только сейчас оно ещё и усугублялось поразительным несоответствием окружающего с интерьерами орбитальной станции, которую я оставил пару часов назад. Там — кольцевые, загнутые вверх коридоры, металлические, с пластиковыми покрытиями стены, всюду образцы самых передовых технологий, бархатный, усеянный звёздами космос за обзорными блистерами, медленно вращающийся на его фоне зелёно-голубой, весь в облачных спиралях, шар Земли. А тут — перестук колёс на рельсовых стыках, плывут за окнами московские окраины; пацаны палят костерок на косогоре, собачонка греется на солнышке, торчат из-за выстроившихся вдоль путей домишек довоенной постройки панельные многоэтажки, а над их крышами прокалывает небо игла Останкинской башни…
А, в общем и целом, всё здесь осталось прежним. Ярославское направление всегда было порядком запущено, и даже ко второму десятилетию двадцать первого века ситуация не слишком-то изменилась, разве что, местами, в деталях. Ну а сейчас, когда буйно разросшаяся зелень многое скрывает — можно вволю предаваться рассуждениям о том, как тут всё хорошо и замечательно в сравнении с покинутой мною реальности. Так это или нет — вопрос отдельный; в конце концов, могу я потешить себя иллюзиями?
А вот что действительно стало другим — так это поезда. Нет, пассажирские составы дальнего следования и товарняки остались прежними, а вот электрички не узнать. Конечно, попадались ещё зелёные «гусеницы» с забавными полукруглыми козырьками на лобовых фарах и сиденьями, узкими, тесными тамбурами и вагонными лавками, набранными из узких деревянных реек, покрытых ободранным жёлтым лаком — но их в-основном заменили образцы новой, космической эры, вызывающие в памяти стремительные «Сапсаны» и «Ласточки». Начинка вагонов соответствует: кресла, как в междугородних «Икарусах», широкие проходы, закрывающиеся багажные ящики над головами и — дело невиданное для советских реалий! — туалеты с рукомойниками, не стерильные, конечно, но и не наводящие на мысль о «чужих», которые, того гляди, полезут из унитазов… Что ж, прогресс движется семимильными шагами — и не только во Внеземелье, но и на таком вот бытовом уровне. Когда-нибудь — возможно, не в столь уж отдалённом будущем — самолёты, поезда и даже трамваи с автобусами заменит Нуль-Т — но до этого ещё далеко, а транспорт следует содержать в порядке…
Об этом я и думал, когда состав втянулся в путаницу путей «Москвы-Ярославской», затормозил и, дёрнувшись пару раз, замер возле дебаркадера. Пассажиров в вагоне было немного; я не торопясь сошёл на перрон, обогнул здание вокзала и оказался на вечно шумной, бурлящей, полной автомобилей и автобусов Площади Трёх Вокзалов.
Ну, здравствуй, столица, давненько я тебя не видел — с этой, знакомой любому приезжему стороны…
Улицы в центре Москвы практически не изменились. Разве что в потоке машин много иномарок — по большей части, французских и американских и немецких. Японские тоже встречаются, но реже, корейских же нет вовсе. Зато много велосипедистов — в отличие от «той, другой» реальности, где мода на двухколёсный транспорт появилась ближе к нулевым…