Попала собака в колесо — пищи, а беги…. Я сглотнул, силясь избавиться от застрявшего в горле кома и заговорил.
Из записок
А. Монахова
'…качество записи оставляло желать лучшего, но всё же я отчётливо различал мерцающую плоскость тахионного зеркала. Оно разрезало образовавшееся на месте гибели планетоида облако пыли и каменного щебня на две почти равные части, и отдельные, самые крупные обломки казались на его фоне аспидно-чёрными.
— Обратите внимание на внешнюю кромку… — негромко сказала Влада. — Видите световые сгустки?
Действительно, по контуру зеркала пульсировали яркие блямбы числом… я никак не мог их сосчитать за рябью помех, но не меньше полутора дюжин.
— Энергетические всплески, возникшие на месте капсул с полигимнием. Валера был прав: способность «звёздных обручей» вытягивать энергию из подпространства основана на использовании в их конструкции этого сверхтяжёлого элемента. Этот сверхтяжёлый элемент — ключ к разгадке этих инопланетных творений. Правда, в нашем случае, эффект получился нестабильным, но это и понятно. В тот раз мы использовали полигимний в сыром, по сути, необработанном виде, вот и получили… то, что получили.
Я покосился на Владу.
— В тот раз? То есть ты хочешь сказать, что теперь…
— да, мы можем добиться того же эффекта в контролируемом виде. — закончила за неё Юлька.– Во всяком случае, полагаем, что можем.
Влада согласно кивнула.
— Пока можно с уверенностью сказать лишь одно: тахионная торпеда с начинкой из полигимния способна высвободить из червоточины поток энергии, и если использовать его правильным образом… — она сделала паузу. — Помнишь, что случилось с «Фубуки», когда японцы взорвали тахионную торпеду в плоскости «сверхобруча»?
— Мощнейший энергетический выброс, который слизал японский планетолёт, как корова языком. — ответил я. — А вместе с ним Гарнье и полсотни человек экипажа.
— Да, из-за того, что выброс был спонтанным, как бы это сказать… — она пощёлкала пальцами. — немодулированным? Да, пожалуй, так — немодулированным, никуда конкретно не направленным. Он просто засосал «Фубуки» в подпространство, а что случилось с планетолётом дальше — сказать невозможно. Скорее всего, его просто распылило на элементарные частицы, причём экипаж не успел ничего осознать. А вот если бы они использовали не стандартную тахионную торпеду, а модель с полигимниевой начинкой — результат был бы совсем другим.
Она бросила на стол пару фотографий тахионных торпед. Одна из них была мне знакома — ТхТ-1, такие используются уже не первый год. Жругую же я видел впервые.
— Да, вместо неконтролируемого энергетического всплеска возник бы своего рода направленный выброс, отпечаток «червоточины», порождённой некогда «сверхобручем». Следуя по направлению этого выброса — вы, разумеется, понимаете, что этот термин, «направление», я употребляю условно, поскольку направлений, как мы привыкли их воспринимать, в подпространстве не существует, — корабль сможет какое-то время двигаться вдоль «теневой червоточины». Опять-таки, время здесь — понятие сугубо условное, только для простоты восприятия.
— Я верно понял, что в результате корабль выскочит на противоположном конце «червоточины»? — спросил Серёжка. Влада посмотрела на него с удивлением — до сих пор наш «кадет» голоса не подавал, предпочитая слушать старших.
— Верно, да не совсем. — ответила вместо неё Юлька. — Разработанная нами математическая модель позволяет предположить, что корабль достигнет условной точки, где червоточина пересекает барьер Шта… области уравнивания гравипотенциалов звёзд-соседок. Дальнейшее движение потребует нового импульса, сообщить который может вторая торпеда нашего типа, ТхТ-2 — она ткнула пальцем в верхнюю фотографию, — и тогда корабль действительно сможет достичь противоположного створа «червоточины».
— Тут есть немаловажная деталь. — снова заговорила Влада. — Мы, разумеется, не проверяли это на практике, как и другие аспекты нашей теории — но из расчётов следует, что в зависимости от настроек торпеды корабль может либо продолжить движение, либо вернуться назад. Разумеется, реального разворота при этом не будет — всё, что связано с понятиями пространства и времени приобретает в «червоточине» особый смысл, осознать который невозможно без привлечения сложнейшего математического аппарата. Для нас же важно то, что можно будет не продолжать прыжок, а вернуть корабль в отправную точку, в створ «сверхобруча». Если, конечно… — тут она сделала паузу, — если, конечно, таким будет решение капитана.
— И ещё момент. — заговорила Юлька. — Леднёв полагал, что на той стороне «червоточины» корабль окажется не в пустом пространстве, как после обычного прыжка с помощью тахионной торпеды. Валера был уверен, что на той стороне находится ещё один гигантский «звёздный обруч».
— Вот именно. — Влада кивнула. — А раз так, не означает ли это, что червоточина ведёт вовсе не к одной из ближайших соседок нашего Солнца, вроде Альфы Центавра или той же звезды Барнарда, а в другую звёздную систему, расположенную, быть может, в десятках, даже сотнях световых лет от Солнца?
Она щёлкнула клавишей, и на мониторе появилось знакомое изображение — две спирали, разделённые энергетическим барьером.
— Одно из следствий нашей теории как раз в том и заключается, что любые две произвольно взятые звезды нашей Галактики соседствуют друг с другом в подпространстве — а значит, теоретически, добраться туда ненамного сложнее, чем с орбиты Земли до Марса или Луны. И, скорее всего — хотя утверждать это наверняка нельзя — без релятивистских искажений времени и прочих парадоксов Эйнштейна!
Она умолкла. Молчала и Юлька; Серёжка переводил изумлённый взгляд с девушек на монитор и обратно. Я силился найти подходящие слова, вопрос, может, шутку — и не мог. Картина, нарисованная Владой, завораживала, чтобы проверить её на практике, стоило нырнуть в «звёздный обруч» — очертя голову, как в ледяной омут, выбросив из головы мысли о возможных последствиях…'
— … вот это всё я и рассказал. — закончил я. — Евгений Петрович слушал, как всегда, не перебивая, и даже вопросов почти не задавал…
Мы устроились на штурманском мостике «Арго». «Юлька удивилась, когда я, вернувшись на 'Гагарин», предложил отправиться на буксир. Причины на то имелись: останься мы на «Гагарине», пришлось бы рассказывать о визите к И. О. О. и Владе, а я не хотел с этим торопиться. Разумеется, рано или поздно придётся посвятить и её, но… пока я не был к этому готов. Воспользовался тем, что Влада была занята в информационном центре станции (она и сейчас ни на минуту не прерывала своих работ) и попросту сбежал на первом же подходящем лихтере, прихватив с собой супругу. Для Влады я оставил коротенькое сообщение через интерком, сославшись на некие дела. Вряд ли мне удалось её обмануть, но… так будет лучше. Мне срочно надо было привести в порядок мысли — а заодно выяснить, что об этом думает Юлька. Делать это лучше в беседе тет-а-тет — при Владе разговор по душам не получится. Тем более, что и Серёжка Лестев нас оставил — отправился на станцию «Парацельс», где располагался орбитальный НИИ медицины Внеземелья, намереваясь навестить Татьяну. Девушка уже встала с госпитальной койки и сейчас проходила курс реабилитации. Так что сейчас мы были вдвоём — если не считать корабельного кота Шуши, привычно устроившегося на кожухе навигационного пульта.
— Тебе не показалось, что он и без тебя всё знал? — спросила Юлька. — Вот и бумаги он заранее подготовил…
И кивнула на надорванный конверт, небрежно брошенный поверх клавиатуры астронавигационного вычислителя.
— Показалось, конечно. — согласился я. — И не показалось даже, я в этом твёрдо уверен. Такие вещи за пять минут не делаются, а значит, он должен был хорошенько всё обдумать. А как это сделать, не имея информации?
— Скорее всего, он хотел посмотреть на твою реакцию, и уже после этого принимать окончательное решение. Непонятно только, зачем понадобилось действовать вот так — негласно, тайно, в обход всех процедур?
Я пожал плечами.
— Это я как раз понять могу. Подготовка «Зари» к экспедиции сейчас на стадии завершения — и тут Влада вылезает с предложением всё переиграть, а И. О. О. её в этом поддерживает! Только вообрази, какая буча поднимется — и в Центре Подготовки, и в ИКИ, и в руководстве Проекта? Начнутся согласования, совещания, назначат экспертизы, выберут комиссии… полгода, не меньше! А так — негласное решение И. О. О. означает, что вместо одной экспедиции будет две. Вторая отправится на «Арго». — я похлопал ладонью по краю пульта, — Переоборудование корабля начнётся уже завтра, тахионные торпеды нового типа уже готовят в в орбитальных мастерских Проекта. На всё про всё у нас полтора месяца, «Арго» должен уйти к Поясу Астероидов сразу после старта «Зари»…
Я не стал уточнять, что в Поясе Астероидов находился гигантский «звёздный обруч», с которого и должна начаться экспедиция. Впрочем, это Юлька знала и без моих пояснений. Она помолчала, разглядывая надорванный концерт, сиротливо лежащий на пульте. Кот Шуша проснулся, зевнул, и теперь смотрел на неё большими жёлто-зелёными глазами. Юлька протянула руку и почесала кота за ухом — тот отозвался мурлыканьем, негромким, рокочущим, словно внутри у него заработал маленький моторчик.
— Напомни пожалуйста, что он тебе сказал? — попросила она.
Прощальную фразу И. О. О. я успел повторить уже раз десять, с тех пор, как мы встретились возле нуль-портала на «Гагарине».
— «Экспедиция, запланированная Штарёвой состоится при одном условии. — я медленно, делая паузы после каждой фразы, процитировал Главного Психолога Проекта. — Командование кораблём примете вы, Монахов. В экипаж пригласите бывших „юниоров“ своих друзей, бывших „юниоров“– Середу, Кащеева, Молодых, О’Хара, Ветрова… Полякова лучше не трогать — раз он готовил „Зарю“, пусть сам и на ней и летит; а вот Штарёву нужно взять, без неё никак не обойтись. Не буду объяснять, почему принято такое решение, но поверьте, это сделано не на пустом месте, причины имелись, и достаточно веские…»