— А меня он не назвал… — медленно произнесла она. — Хотя и Диму вспомнил, и Олю, и даже Стивена… думаешь, это из-за нашего сына?
Я пожал плечами.
— Это, конечно, сыграло свою роль, но, думаю, не главную. Неизвестно когда экспедиция вернётся, а Влада отправится с нами, И. О. О. особо это отметил. Да она и не согласилась бы остаться… Вот и получается, что единственный, кто владеет знаниями о её теории — это ты. Как же тебя отпускать? Так что, дражайшая супруга… — я улыбнулся, — приготовься всё свободное от ухода за нашим сыном время потратить на создание нового направления в тахионной физике. Вот увидишь — когда «Арго» придёт, ты уже станешь научной знаменитостью!
Она слабо улыбнулась в ответ на моё заявление.
— Это-то ясно. Но, Лёш, теория, разработанная Владой, не даёт гарантии, что вы избежите воздействия релятивистских эффектов! Вероятность процентов шестьдесят, может, немного больше — а это, сам понимаешь, маловато. Неизвестно, сколько лет будет мне, когда вы вернётесь, неизвестно, доживу ли я вообще, доживёт ли наш сын…
…ну что я мог сказать?..
— Да, неизвестно. Но… ты ведь сама всё понимаешь…
Юлька часто закивала, веки её набухли слезами.
— Я всё понимаю, Лёш. Понимаю, что должна остаться — да я и не собиралась настаивать, ты всё правильно сказал. Только…
И разрыдалась — бурно, взахлёб, уткнувшись лицом в ладошки. Шуша негромко мявкнул, соскочил с пульта и беззвучно, одним движением запрыгнул к ней на колени. Юлька запустила пальцы в пушистую шерсть на загривке, и кот блаженно зажмурился и заурчал, изображая маленький моторчик. Я отвернулся, и уставился в звёздную черноту за иллюминатором. Где-то там, внизу, у нас под ногами поворачивался зелёно-голубой, в облачных полосах и спиралях, шар Земли — и я вдруг со всей ясностью осознал, что мне впервые за все годы этой новой, неизвестно кем дарованной мне жизни, не хочется с ним расставаться.
VII
— Соната для скрипки «Дети Галактики». — объявила Оля, исполнявшая на сегодняшнем концерте обязанности конферансье. Исполняется впервые, автор и исполнитель Мира Гольдберг!
Маленькая скрипачка не стала менять фамилию после свадьбы с Юркой — у артистов это не принято. Они поженились перед самым стартом «Арго», так что медовый месяц у этой парочки сократился до пяти дней. Юлька по секрету сообщила мне, что Мира ждёт ребёнка — как и Нина Ветрова, они с Димой снова вместе. Увы, ненадолго — он займёт место второго пилота «Зари-II», как называется теперь наш… звездолёт? Да, именно звездолёт, тахионный буксир «Арго» теперь остался только на фотографиях, в записях, хранящихся в архивах административного управления Проекта, да в памяти тех, кому пришлось летать на этом заслуженном корабле. А вот шевроны на комбинезонах, скафандрах и прочем оборудовании прежние — только под силуэтом корабля, хорошо знакомого каждому, кто хоть раз смотрел «Москву-Кассиопею», появилась латинская цифра «два».
Первая «Заря» стартовала три дня назад из системы Сатурна, и в прощальном послании капитана корабля, Андрея Полякова угадывалась зависть — он не смог оставить свой корабль, но как же ему хотелось лететь с нами! Ничего, пошутил Юрка-Кащей, зато он войдёт в историю, как капитан первого звездолёта, заняв место в одном ряду с Гагариным, Леоновым и Нейлом Армстронгом. Вряд ли, конечно, Андрюшка задумывается сейчас об этом — а вот потом, когда обе экспедиции вернутся, и мы с ним сможем обняться перед телекамерами уже в качестве первых звёздных капитанов Земли…
Я привычно сплюнул через левое плечо — мысль запретная для любого работника Внеземелья. Юлька права, если Первой Межзвёздной особые неожиданности не грозят (хотя — это ещё как сказать, мало ли что может случиться?) то наше будущее остаётся пока туманным. Теории, математические модели — это хорошо, конечно, но что на самом деле ждёт нас за створом «сверхобруча» — не знает никто.
Между прочим, никаких Межзвёздных экспедиций, ни Первой, ни Второй на самом деле нет — во всяком случае, на бумаге. Журналисты и обычная публика всё ещё продолжают именовать миссии «Зари» и «Зари-II» именно так, но официально обе они объединены в «Первую Релятивистскую Экспедицию» — что вернуло третьей букве в названиях наших кораблей изначальный смысл. Пустячок, разумеется, но ведь приятно!..
Мира всё не появлялась — выдерживала артистическую паузу, как шепнула сидящая на соседнем стуле Юлька. Сегодняшний концерт маленькая скрипачка даёт для экипажа «Зари-II», но Юлька с нами не летит. Нет здесь и Стивена. «Извини, Алекс, — сказал он в ответ на моё предложение, — мне, кончено, лестно, что ты выбрал именно меня, да и с нашими, артековцами я был бы рад поработать. Но ты сам посуди — для меня, пилота буксировщика, в ваших планах места, считай, нет — разве что случайность, поломка, что-нибудь, требующая выхода за пределы корабля… Так с этим справятся и Юджин с Сержем — а я нужнее на первой 'Заре», у Эндрю. Им ведь предстоит и грузы получать через корабельный «батут», и монтировать секции промежуточных станций — куча работы для такого парня, как я!
Спорить я не стал — в конце концов, Стивен был прав. Сейчас он где-то в районе орбиты Плутона, готовится принимать секции первой промежуточной станции, а место, которое я ему предлагал, занял Серёжка Лестев. Наш бывший «кадет» — теперь ни у кого не повернётся язык назвать его так, — отлично управляется с буксировщиками, да и в серьёзном деле успел себя проявить. На «Заре-II» он совмещает должность командира звена малых аппаратов с обязанностями второго пилота корабля — и, надеюсь, сумеет соответствовать. Вон он, сидит на первом ряду, рядом с корабельным врачом и биологом Гостилиной, бывшим старшим медиком «Большого Сырта». Я видел, как умело и самоотверженно работала эта женщина во время катастрофы, как оказывала помощь раненым, как не спала двое трое суток подряд — и бессовестно переманил её на звездолёт. Будь жив прежний начальник базы Пол Уитмор — не видать нам Елены Ивановны, как своих ушей, не помогла бы даже бумага из вручённого И. О. О. конверта, наделявшая меня правом привлекать в экипаж любого сотрудника Внеземелья…
Радом с Гостилиной Оля Молодых — кроме инженера-кулинара и специалиста по рекреации она исполняет обязанности фельдшера. За её спиной Юрка-Кащей — он тоже здесь, куда ж без нашего астронавигатора? — вытягивает шею, надеясь первым увидеть жену, которая вот-вот должна выйти на сцену со своей драгоценной «Гварнери». Тут же Борис Витальевич Довжанский, наш астроном и второй штурман, один из первого «взрослого» экипажа «Зари», которого я увёл у Полякова. Старший инженер Виктор Середа, Дима Ветров — в нашей экспедиции он присматривает за системами жизнеобеспечения, — и Татьяна Воронина, космобиолог. Её я включил в состав экспедиции по просьбе Серёжки — девушка вполне оправилась от своей травмы, прошла курс реабилитации и с радостью согласилась лететь.
Такой высокий процент представителей медико-биологических наук — трое из девяти — объясняется тем, что поведение человеческого организма вблизи «барьера Штарёвой» является для учёных полнейшей загадкой, как и возможные последствия длительного пребывания в подпространстве, так что работы у них хватит. Хочется верить, только исследовательской, хотя — всякое может быть. Случайности, неизбежные, согласно старой присказке, на море присутствуют и во Внеземелье — и ещё как присутствуют…
В прошлый раз, когда мне довелось побывать на выступлении Миры — дело было на станции «Артек-Орбита», перед нашими опытами по десантированию с орбиты — она была в коротеньком клетчатом платьице, едва прикрывавшем середину бёдер, какое подошло бы анимешной японской школьнице, а уж никак не именитой исполнительнице. Сегодня же маленькая скрипачка была во всеоружии — белое шёлковое платье в пол, внушительное декольте (надо признать, что в этом плане она мало уступает упомянутым нарисованным девицам) открытые плечи, на которые спадает волна чёрных лаково-блестящих волос. Блики ламп, освещающих импровизированную сцену — она выступала в рекреационной зане, наскоро переоборудованной под концертный зал — играют на тёмном лаке, наложенном триста лет назад мастером из маленького (и в наши-то дни едва полсотни тыщ душ, а уж в семнадцатом-то веке…) итальянского городка Кремона.
Никакого микрофона не было — ни на сцене, ни на платье Миры, вообще нигде. Незачем — помещение совсем небольшое, и даже мягкая обивка стен-переборок не помешает старинному инструменту напомнить его звуками целиком. Вот Мира вскинула скрипку к плечу — глаза у неё были полузакрыты, — подняла смычок, и я замер в предвкушении волшебства.
…Так она играла, что я все забыл и замер.
Так она играла, как будто я сдал экзамен,
Долетел до орбиты и вижу спину земного шара…
За спиной скрипачки в большом шестиугольном вытянутом в длину окне мягко светится глобус Земли — «в натуральную величину», как шутит Юрка-Кащей, — украшенный довеском в виде бублика орбитальной станции. Картину это подсвечивает краешек едва появившегося из-за диска планеты солнца, и даже у меня, прожжённого, циничного внеземельного волка перехватывает дыхание от неизъяснимого очарования этого зрелища.
… Так она играла, что публика не дышала.
Будто до разгадки тайны осталась самая малость.
Сердце ходуном ходило и долго не унималось…
Они, и правда, замерли — деликатная Оля Молодых, по-юношески прямолинейный, с трудом скрывающий свои эмоции Серёжка Лестев, суровый ветеран Внеземелья астроном Довжанский, корректно-ироничная врачиха Елена Ивановна…. Я тоже затаил дыхание — и боялся вздохнуть, пока пела в руках черноволосой скрипачки скрипка великого итальянского мастера…
…И был строг ее профиль, и тонко было запястье.
И я видел, как сквозь нее проступало счастье… [1]
Эти стихи мне памятны мне с «той, другой» жизни — я не знал автора, не помню, где их услышал или прочитал. Слова даже близко не ложились на мелодию, что лилась из под смычка, но я повторял, как завороженный, слова, словно ожившие сейчас на сцене, подсвеченной, словно великанским софитом, зелёно-голубым шаром Земли.