…И мы вышли на воздух, и мама меня спросила:
— По мороженому?
— Нет-нет, — я сказал.
Спасибо…
Мама сейчас на Земле — как отец, как бабуля с дедом, как наш с Юлькой сын. С ними я попрощался неделю назад, когда в последний раз был там, внизу. Я ничуть не менее суеверен, чем прочие мои коллеги — во Внеземелье вообще непросто сохранять сугубо материалистический взгляд на мир — но упрямо не желаю говорить «крайний»…
Сама Юлька скоро отправится на Землю — но только не раньше, чем допоёт волшебный «Гварнери» и угаснут звуки в тесной кают-компании, которой сейчас могут позавидовать лучшие концертные залы поворачивающейся за толстенным кварцевым стеклом планеты…
После того, как концерт закончился, «Заря-II», включив маневровые ионные двигатели, переместилась между орбитами, ближе к «Китти-Хок». Теперь — предстартовый осмотр, проверки основных систем, и огромный «батут» орбитальной верфи отправит нас в Пояс Астероидов, к стартовой точке экспедиции.
В иллюминатор капитанской каюты я наблюдал за пассажирским лихтером, увозящий Юльку, Миру и остальных гостей — наш корабль не оснащён собственным «батутом», так что домой им придётся добираться на перекладных. Бритька тоже не отводит взгляда от серебристого крестика, подползающего к тору «Китти-Хока» украшенного, как и станция «Скъяпарелли», торчащей вбок палочкой грузовых причалов. Собака долго не хотела отпускать Юльку с Мирой — крутилась возле них у шлюза, вылизывала ладони, тёрлась о колени, норовила опрокинуться на спину, подставив для почёсывания брюхо и, не переставая, поскуливала. Хвостатая зверюга безошибочно чует предстоящую разлуку, а в девчонках она души не чает. Впрочем, голдены всех любят, так что на «Заре» она не останется без ежедневной порции ласк, да и с корабельным котом Шушей отношения у неё сложились самые, что ни на есть, тёплые.
Я в гермокостюме — сменил-таки наконец привычный, привычный, как старая пижама «Скворец», на новенький серебристый «Дрозд». Для этого пришлось ездить в подмосковное Томилино, где с меня сняли персональные мерки — и для гермокостюма, и для нового вакуум-скафандра. Бритька меня сопровождала — прежний гермокостюм ей не годился, за годы, проведённые на Земле, собака заматерела и несколько даже раздобрела, так что специалисты «Звезды» после безуспешной попытки подогнать собачью космическую одёжку под новые размеры, сдались и новый «Скворец-Гав». Сейчас псина лежит возле моего кресла, и нет-нет да бросает на него взгляд. Бритька — опытная космическая путешественница и знакома с правилом, требующим надевать гермокостюмы перед посадкой в лихтер. На этот раз нам, правда, никуда садиться не нужно, корабль сам пройдёт через тахионное зеркало «батута» — но облачаться во «внутрикорабельную» броню всё равно придётся, такова инструкция. Бритька терпеть не может этой процедуры, особенно не любит, когда на неё напяливают шлем — вот и косится с неудовольствием на постылый аксессуар…
— Ну что, зверь, пора? — я поднялся с кресла. — Раньше начнём, раньше закончим, верно?
Бритти слабо вильнула хвостом, вздохнула совершенно по-человечьи и перевернулась на спину. Это не было требованием ласки — собачий гермокостюм надевают, продевая по очереди хвост и все четыре лапы в мягкие матерчатые трубы, после чего пропускают лохматую голову в «воротник» шлема и застёгивают костюм на спине. Одна радость у маленькой собаченьки, что шлем пока напяливать не придётся — он вместе с моим подождёт хозяйку в каюте, поскольку процедура предстартового обхода позволяет обойтись без шлема.
Я тщательно закрыл застёжку простёганной тканевой полосой, провёл рукой в перчатке вдоль хребта, прижимая липучку, и шагнул к двери. Собака в своём жёлтом облачении сидела столбиком посреди каюты, всем видом своим демонстрируя покорность судьбе. Но стоило мне перешагнуть через комингс, как она вскочила и прошмыгнула в коридор, где и остановилась, повиливая запечатанным в оранжевую «кишку» хвостом.
— Хочешь со мной? — спросил я. Ответом была собачья улыбка, широкая, во всю пасть — «конечно, хозяин, куда ж ты без меня?» — Ну что ж, пошли тогда, лопоушина…
И двинулся по коридору в сторону ходового мостика. Бритти потрусила за мной, цокая подошвами четырёх «башмачков» по пластиковому покрытию палубы.
Из-за поворота коридора возник Юрка-Кащей, одетый в оранжевый «Скворец». Собака издала приветственное урчание, астронавигатор удивлённо хмыкнул, потрепал зверюгу по загривку и пристроился в хвост нашей маленькой процессии. Так и вошли мы на мостик — гуськом, сопровождаемые удивлёнными взглядами дежуривших там Влады и второго Пилота Серёжки Лестева. Да, вот так и рождаются традиции — придётся теперь, подобно капитану военного корабля из прочитанной когда-то исторической книжки, совершать ежедневные обходы в сопровождении собаки…
Я не раз пытался сделать это. Сначала собирался отдать отцу. Потом хотел просто запереть в ящик письменного стола в нашей московской квартире — две недели назад, когда в последний раз был там перед отправлением экспедиции. Мелькнула даже мысль послать по почте, бандеролью — в Екатеринбург, Крапивину. И, наконец, почти решился передать из рук в руки Юльке, когда мы прощались у шлюза, перед отправлением лихтера. Почти — потому что не отдал. И вот теперь — последняя попытка. Другой уже не будет.
Я извлёк из встроенного в стену каюты сейфа две дискеты и несколько распечатанных страниц формата А4, и большой фирменный конверт, украшенный эмблемой «Зари-II». Бросил на стол рядом с клавиатурой, посидел, глядя на фотографии, прилепленные к рамке монитора — не привычного моего спутника, яблочного ноутбука, а капитанского терминала внутрикорабельной сети. Фотографии были сделаны «Полароидом» — на одной, слегка пожелтевшей (всё же сколько лет прошло, это вам не жук чихнул!) была запечатлена Юлька — юная, очаровательная, в серебристом комбинезоне, с копной густых тёмных волос. Я сам сфоткал её, когда провожал «юниоров» в испытательный комплекс «Астра», и с тех пор всюду таскаю фотографию с собой.
Второй снимок свежий, ему всего полтора месяца. На нём наш с Юлькой сын в обнимку с улыбающейся Бритькой. Собака — вот она, здесь, в каюте, а вот увижу ли я Данилу и его мать снова — это большой вопрос…
Я засунул дискеты вместе с листками в конверт, заклеил, надписал: «Если не вернёмся — вскрыть через 10 лет. В противном случае передать мне лично в руки». Поставил имя адресата, запечатал личной капитанской печатью. Готово.
Поймите меня правильно: не то, чтобы я не доверял своим близким — отцу, маме, жене — или Командору. Просто… люди слабы, да и мало ли что может случиться? А вот в Евгении нашем Петровиче, он же И. О. О. я уверен — никакие соображения целесообразности, служебной необходимости, любопытства не заставят его надорвать плотную тёмно-жёлтую бумагу конверта, скрывающего самую главную мою тайну…
Бритька наблюдает за моими действиями, лёжа на полу возле койки. Морду она пристроила на вытянутые вперёд лапы и косится на меня снизу вверх. В тёмно-ореховых глазах спокойное сочувствие: «Что, хозяин, трудно тебе? Ну, ничего, немного осталось, потерпи…»
Пора. Конверт я вручу пилоту челнока, который всего через четверть часа отстыкуется от звездолёта. Дальше депеша с официальной почтой отправится на Землю, в королёвский Центр Подготовки, к адресату, и хотелось бы мне увидеть его лицо, когда тот ознакомится с его содержимым… Или ничего особенного не будет, И. О. О. даже не удивится? Мне не раз приходило в голову, этот человек (человек ли? Да ладно, вздор…) видит меня насквозь, и без всяких дневников знает, кто я и откуда пришёл в этот мир. А что, очень может быть, с него станется…
Я потрепал Бритьку по загривку — сиди тут, скоро вернусь! — вышел из каюты и отправился к шлюзам. Пилот уже ждал; кроме него здесь был Юрка-Кащей и Влада, оба с такими же, как у меня, конвертами, разве что потолще. Любопытно, мелькнула мысль, а что за тайны они скрывают? Но нет, разумеется, никаких секретов: Влада собирается переслать в ИКИ последние свои теоретические выкладки, касающиеся предстоящей экспедиции; Юрка же отправляет на Землю утверждённый мною полётный план — параметры предстоящего прыжка, настройки тахионной торпеды, словом, всё, что положено в таких случаях. План был составлен ещё на Земле, за несколько недель до старта, но — так положено, и ни он, ни я не собираемся менять заведённый порядок.
Пилот челнока принял конверты, расписался в подсунутом Юркой журнале (порядок должен быть в каждой мелочи!) по очереди пожал нам руки, повернулся, и потопал в шлюз. Тяжёлый кругляш люка с шипением пневмоцилиндров захлопнулся у него за спиной, отрезая экипаж корабля от последнего человека Земли, которого нам суждено увидеть перед стартом — настоящим стартом! — экспедиции.
Из шлюза я отправился в инженерный отсек. Середа был на месте и отрапортовал о состоянии систем звездолёта. Полный порядок: готовность систем жизнеобеспечения… режим реактора… тахионная торпеда, как предназначенная к пуску, так и резервная, прозвонены всеми положенными тестами, программы введены в бортовые вычислители и боеголовки… Что ж, кто бы сомневался, что у Витьки всё будет чуть лучше, чем безупречно — у него всегда так, а уж сегодня в особенности. Я постоял перед экранами, на которых светились схемы, задал несколько вопросов — сугубо ритуальное действо, не зря же заходил! — и покинул отсек. В каюту до прыжка я больше не вернусь — придётся собаке посидеть под замком. Мало ли, что может случиться, и незачем путаться под ногами у занятых людей…
Цифры на электронном табло бесстрастно отсчитывают минуты и секунды. 18:49:34 по общему времени Внеземелья — до команды «пуск» осталось меньше полуминуты. Ещё можно всё отменить, а вот когда Юркин палец утопит большую красную кнопку на пульте пускового аппарата — будет уже поздно. Какой эффект произведёт порождённый вспышкой тахионной торпеды выброс — затянет корабль в «червоточину», ра