Я бросил на стол пачку листков. Наверху, под ржавой скрепкой, помещалась фотография, пожелтевшая от времени, с неровными истрёпанными краями. На снимке был запечатлён военный корабль, идущий полным ходом; у форштевня пенится бурун, из башни на полубаке грозно смотрит пара орудийных стволов.
— Минору Йошикава имел чин кайгун тю-са, что примерно соответствует нашему капитану второго ранга. Потомок древнего самурайского рода, одного из самых славных во всей Японии, он погиб вместе со своим кораблём в битве за остров Гвадалканал. Вот так-то, а ты говоришь — биография…
— Н-да, японцы знали, кого поставить командовать своим единственным тахионником… — отозвался после долгой паузы Юрка. — Жаль только, что, вы не забрали с «Фубуки» его меч. Памятная вещь, в музей можно было бы сдать…
Я отрицательно мотнул головой.
— Нет. Нельзя разлучать самурая с его мечом. Даже если оба уже мертвы.
— Оба? — Юрка удивлённо приподнял бровь. — Разве меч может быть живым.
От неожиданности я поперхнулся. Точно, язык мой — враг мой… не пересказывать же им «Путь Меча», тем более, что книга ещё даже не написана?
— Почему это — разлучать? — Влада, как и подобает учёному, уловила главное. — Мы что, не заберём тела с «Фубуки», а оставим в подпространстве?
— Да. Они сами выбрали свою могилу, и кто мы такие, чтобы оспаривать это решение? Если же кто-то захочет вернуть тела на Землю, то можно будет сделать это позже.
Она прищурилась.
— Полагаешь, при следующем прохождении червоточины мы найдём корабль на том же самом месте?
Я пожал плечами.
— Понимаю, звучит несколько того… бредово. Но — почему бы и нет?
Влада посмотрела мне в глаза — долго, с прищуром, ожидая, что я не выдержу и отведу взгляд. Не дождалась.
— В самом деле, — медленно сказала она, — почему бы и нет? Вот мы это и проверим на обратном пути.
— На обратном пути? Отку?.. — Кащей умолк на полуслове с открытым ртом. Оля кашлянула, и взоры всех на мостики, устремились на неё.
— Юр, ты что, ещё не понял? Влада предлагает не останавливаться и лететь дальше!
— Да, именно так. — Влада вскинула подбородок, глаза её вызывающе блестели. Я не зря упомянула, что Гарнье нашёл способ двигаться дальше по червоточине. Я наскоро просмотрела его записи, и этого хватило, чтобы понять, что он мог добиться успеха — и тем более добьёмся его мы, с нашими новыми тахионными торпедами с начинкой из полигимния. Так что… — она сделал паузу, несколько театральную, — мы можем лететь дальше. К звёздам. Насколько я понимаю, решение на этот счёт было оставлено на усмотрение Алексея, в зависимости от обстоятельств. Чо ж, теперь обстоятельства известны, и пришло время решать… капитан!
Она снова посмотрела мне в глаза, и я опять не отвёл взгляд. Нельзя показывать слабость, неуверенность, колебания… Когда угодно — только не сейчас…
Неслышная дуэль взглядов продолжалась секунд десять. Влада не выдержала первой — отвела глаза и, чтобы скрыть досаду, повернулась к пульту. Там, на большом мониторе, клубились цветные вихри подпространства; их отсветы отражались в полированном титане на её скуле. Остальные ждали, затаив дыхание — если бы на штурманский мостик в этот момент залетела муха — не муха даже, моль! — то её было бы слышно не хуже, чем самосвал, разворачивающийся под окнами панельной многоэтажки.
— Хорошо. — медленно произнёс я. Слова не желали срываться с налившегося свинцом языка, цеплялись за шершавое нёбо, застревали между пересохших ни с того ни с сего губ. — На этом пока закончим, если, кончено, ни у кого больше нет вопросов.
Присутствующие загудели — вопросы были, да ещё и сколько! Я, и подобает настоящему капитану (царь, бог и воинский начальник, а как иначе?) оставил глас народа без внимания.
— Граждане звездолётчики, прошу всех разойтись по своим местам и заняться чем-нибудь полезным. А вас, товарищ Штарёва, — я постарался добавить в голос хотя бы толику иронии, — я попрошу остаться…
Конец четвёртой части.
Эпилог
… — Слышите меня? Витя… Витя… — донеслось чуть слышно и голос Окороковой исчез.
Все молчали, переживая случившееся, думали об оставленных на Земле близких, о том, что их ждёт впереди.
— Если Милке сейчас уже сорок, то, выходит, когда мы вернёмся, их всех уже не будет? — огорчённо спросила Юлька.
— Парадокс Эйнштейна, — сказал Мишка. — Это даже первоклассники знают.
И все снова замолчали….
Что ж, Влада права — решение действительно за мной, хотя ни в одном из документов, извлечённых из конверта со штампом «Совсем секретно» на этот счёт нет ни единого слова. И не надо — имея дел с И. О. О., поневоле научишься читать даже не между строк — между фраз, взглядов… За десять с лишком лет знакомства с этим примечательным во всех отношениях персонажем, я в этом искусстве поднаторел, и отступать не собираюсь.
Кстати, об И. О. О. — вот с кем бы я сейчас хотел поговорить! Впрочем, подозреваю, это ещё впереди, и я ещё увижу его улыбочку, услышу убийственно-вежливые обороты. Если и есть что-то неподвластное парадоксу Эйнштейна, что бы не понималось под этим не вполне корректным термином — так это он, Евгений наш Петрович…
Итак, экспедиция продолжается. «Заря-2» (звездолёт тахионный, релятивистский, ядерный, издание второе, дополненное) летит дальше, до самого конца «сверхчервоточины». К звёздам. Экипаж меня поддержал, все восемь человек — хотя я, нет-нет, да и ловлю на себе тревожные взгляды. Понимаю, сомнения одолевают, пресловутый парадокс Эйнштейна, будь он неладен, висит над каждым из нас — и всё же, решения я не изменю. Если сейчас включить заднюю — мы все, конечно, испытаем облегчение и будем многословно и убедительно рассуждать о том, что осторожность превыше всего, что истинная смелость порой в том и состоит, чтобы решиться и отступить… а потом, по ночам, наедине с собой станем кусать губы, грызть ногти и рыдать в подушку. Потому что уже ничего нельзя изменить, и самый главный в этой жизни шанс уже упущен…
Нет уж, всё сказано, всё решено, назад дороги нет… и не надо. Горько, конечно, будет осознать однажды, что больше не увидишь никого из тех, кого оставил на Земле — но ведь мы, как и они, знали, на что идём, и были готовы, хотя и надеялись на иной исход. Что ж, надежда умирает последней, ещё не вечер, есть порох в пороховницах, будем живы, не помрём — или, что там положено говорить в подобных случаях? Что бы ни ждало нас впереди — океан смерти, релятивистская западня, где минуты растягиваются в недели, недели в месяцы, а месяцы в годы, — обратно я не поверну. Пусть другие, раз уж им так больше нравится, ходят по кривым, глухим окольным тропам — моя дорога прямая, как стрела, и наплевать, что никто из нас, включая всезнайку Владу, не скажет точно, что встрется на этом пути. Вот доберёмся и сами всё увидим — а потом вернёмся и расскажем другим. И неважно, сколько времени пройдёт дома — мы ведь вернёмся, верно?
Прав, трижды, десятикратно прав калужский мечтатель — Земля и есть колыбель. На нашей зелёной планете человечество провело свои младенческие годы — выросло, сделало первые неуверенные шаги по комнате, потом выбралось за порог, во Внеземелье. И вот — пришло время осознать, что за пределами двора, где прошло наше детство, лежит огромный мир — и мы все, до последнего человека, его дети. А ведь дети не могут вечно жаться к родительскому подъезду, к знакомым газонам, которые по утрам кропит соседская Жучка, к песочнице, где ещё вчера возился с друзьями, ссорился из-за раскрашенного ведёрка, строил вместе крепости из песка? Пора выбираться наружу из уютного мирка, и именно этим мы сейчас и занимаемся. Скрипнет, открываясь, калитка, пахнёт в лицо свежий ветер, загомонят вокруг люди, замелькают машины, протянется над головой полоска инверсионного следа реактивного лайнера. А значит — пора взрослеть, карапуз, ты уже на улице, и имя этой улице — Галактика.
Что, страшновато? Ну, извини, иначе никак, — иначе так и скиснешь в замкнутом квадрате родимых многоэтажек, боязливо выглядывая из окошка на своём третьем этаже, так и будешь гадать: что там, снаружи? Так иди уже, выясняй, пора…
В перчатку мне что-то ткнулось — Бритькин нос, холодный и мокрый, чего я не мог ощутить сквозь толстую перчатку гермокостюма. Зато ясно видел в тёмно-ореховых глазах вопрос: «Ну, чего приуныл, хозяин? Не стоит, всё будет хорошо — вот разберёшься со своими делами и поиграем, почешешь мне за ушком, вкусняшкой угостишь, а то маленькая собаченька что-то проголодалась… А после отыщем кота Шушу — как он там, полосатый-хвостатый, не заскучал ли в одиночестве?..»
Я потрепал ушастую зверюгу по загривку. Часы на стене капитанской каюты показывали без четверти двенадцать — до старта остаётся пятнадцать минут с секундами. Ровно в полночь — вот она магия круглых дат и красивых чисел! — я сам, своей собственной рукой, затянутой в перчатку гермокостюма, утоплю большую красную кнопку на штурманском пульте. Юрка-Кащей, конечно надуется, ведь это его обязанность — но может же капитан в кои-то веки иметь привилегии? Тахионная торпеда сорвётся с направляющих и метнётся прочь от звездолёта, чтобы там, впереди вспыхнуть и развернуться лиловым сияющим зеркалом. И тогда у меня останется всего несколько секунд, чтобы успеть прошептать строки из самой главной песни:
… если что-то я забуду,
Вряд ли звёзды примут нас…'
Я не забуду. Мы все не забудем — и вернёмся домой, на Землю.
Ждите!
Москва, март-май 2025 г.
Nota bene
Книга предоставлена Цокольным этажом, где можно скачать и другие книги.
Сайт заблокирован в России, поэтому доступ к сайту через VPN/прокси.
У нас есть Telegram-бот, для использования которого нужно: 1) создать группу, 2) добавить в нее бота по ссылке и 3) сделать его админом с правом на «Анонимность».