А потому, когда меня в следующий раз попросили спеть эту песню (дело было через пару недель после слёта, во время очередных посиделок в общаге Центра Подготовки), я вместо четырёх ограничился двумя куплетами — зато переделанными мной самим. В таком виде песня разошлась и стала популярной настолько, что дала название готовящейся экспедиции к далёкому астероиду 33 Полигимния. Так что выходит, я покривил душой, когда в ответ на вопрос И. О. О. открестился от авторства.
…Как аргонавты в старину
Родной покинув дом,
Поплыли в дальнюю страну
За золотым руном,
Вот так и нас зовёт вперёд
Далёкая звезда,
И пусть затянется полёт
На долгие года…
…В тот звёздный путь когда-нибудь
Смогу уйти и я,
Стремясь познать Вселенной суть
И Вечность бытия.
И если вдруг гроза, беда,
Тьма встанет впереди,
С дороги этой никогда
Умри, но не сойди!..
IV
— Тебе уже приходилось пользоваться этой штукой?
— Нет, это будет первый раз. — Серёжа помотал головой. — Вообще-то нас трое должно сегодня отправиться, но ребят задержали, что-то с оформлением командировки…
Шадрин ухмыльнулся.
— В космос мотаемся, как в соседний город на автобусе, нуль-Т вот придумали, как в книжках братьев Стругацких, — а бюрократии меньше не становится! И, похоже, нескоро станет…
«Нуль-Т», «нуль-порталом» или, если использовать официальное название, «транспортировкой с нулевым временным интервалом», — именовалось новое поколение «космических батутов», недавно введённых в эксплуатацию. В отличие от прежних, установленных в «дырках от бубликов» орбитальных станций и тахионных планетолётов, нуль-порталы предполагалось ставить внутри космических объектов и терминалов наземных батутодромов — таких, как в зале ожидания которого и пребывали сейчас Серёжа Лестев и планетолог Шадрин.
Собственно, это была первая на планете действующая установка такого рода — не экспериментальная, а предназначенная для регулярного пассажирского сообщения. «Ответный» нуль-портал стоял на станции «Гагарин», которую для этого пришлось радикально перестроить, переоборудовать и поднять с низкой орбиты на геостационарную. Сейчас станция висела в зените, над подмосковным Королёвым; по ночам её можно было даже разглядеть невооружённым глазом в виде крошечной звёздочки пятой величины.
Табло над проходом, ведущим к порталу, засветилось зелёным. Из динамика зазвучал женский голос: «Пассажирам с номерами 61, 62 и 63 проследовать по коридору отправления. Остальных просьба дожидаться своей очереди. Приносим извинения за незначительные задержки…»
Словно как в обычном аэропорту, подумал Серёжа, только там объявляют номера рейсов, а здесь — персональные номера отбывающих пассажиров. Тахионное зеркало пропускает по три человека за один раз; инструкция, которую отбывающим повторяют, по меньшей мере, трижды (и это не считая розданной брошюры), требует входить в нуль-портал одновременно или с минимальными промежутками. Тех, кто замешкается, ожидают неприятные ощущения: сильнейший приступ головокружения, тошноты и потери равновесия, после чего они ткнутся носом в металлическую стену позади портала, никуда, разумеется, не отправившись.
Разработчики обещают, что в следующем поколении нуль-порталов эти недостатки будут устранены, и пользоваться ими смогут хоть инвалиды, хоть пенсионеры — но сейчас с неудобствами приходилось мириться.
По мнению Серёжи, дело того стоило: проще немного сосредоточиться перед входом в нуль-портал, чем тратить уйму времени на посадку в орбитальный лихтер, а по прибытии на станцию пробираться в невесомости по переходной трубе шлюза с багажом на буксире…
Двое парней лет семнадцати-восемнадцати с рюкзачками, украшенными эмблемами «юниорской» программы, торопливо поднялись с кресел, надвинули на глаза тёмные очки-консервы и прошли в коридор. Багажных тележек у них не было. Из динамика дважды прозвучал призыв к отставшему пассажиру с номером «62»; наконец он появился и, едва не спотыкаясь на бегу, скрылся в коридоре.
Торопиться, подумал Серёжа, и есть с чего — пропустивший свою очередь долго ещё не улетит. Порядок отбытия расписан на сутки вперёд, разве что кто-то не явится и можно будет занять его место, но для этого придётся часами торчать в терминале, ожидая оказии и проклиная собственную нерасторопность…
Табло мигнуло и погасло. Коридор осветился сиреневым сполохом, из динамика прозвучал музыкальный сигнал, табло снова вспыхнуло — на этот раз красным.
Денис огляделся, недовольно буркнул под нос и плюхнулся в кресло. Извлёк из-за отворота куртки маленькую книжку в пёстрой мягкой обложке и погрузился в чтение. На спутника он больше не смотрел. Серёжу такое невнимание не задело — наоборот, он даже был ему рад. Узнав, что на «Гагарин» предстоит отправиться в обществе Шадрина (проездные документы выдавали в Центре Подготовки вместе с командировочным предписанием и прочими бумагами), он насторожился. После знакомства на Энцеладе и прошёл не один год, но в памяти были болезненно свежи придирки и подколки, которыми Шадрин донимал стажёров из их группы…
Впрочем, узнав, что перелётом с Земли на орбиту их встреча и ограничится, Серёжа успокоился: его спутнику предстояло принять под своё начало научно-исследовательскую группу тахионного планетолёта «Арго», его же самого ожидало кресло пилота-стажёра на «Заре». Для Серёжи это была выпускная стажировка, после которой… впрочем, есть ли смысл гадать? Без дела, важного, интересного, по-настоящему увлекательного он не останется, как и прочие его однокашники по пилотскому факультету Академии Внеземелья, первый выпуск которой должен состояться в этом году.
Табло под потолком оставалось жёлтым — ожидание затягивалось.
На факультете поговаривали, что пройдёт совсем немного времени, и люди смогут перемещаться через нуль-порталы не только с поверхности Земли на орбиту и обратно, но и по самой планете. Но пока это были только мечты — тяготеющая масса твёрдой материи оставалась непреодолимым препятствием для создаваемой тахионными зеркалами «червоточины», нужна была свободная, ничем не нарушаемая линия от «передатчика» к «приёмнику». Даже кратковременное появление на ней препятствия — скажем, самолёта или космического корабля — способно повлиять на стабильность «червоточины». Поэтому перед каждым переходом маршрут зондируется пучком радиолучей или мощным лазерным импульсом.
Динамик ожил: «Просьба пассажиров с номерами 64 и 65 проследовать в зал предстартовой подготовки». Серёжа торопливо вскочил, за ним поднялся и Шадрин, запихивая книгу за пазуху. Они пошли по жёлтому пунктиру, нанесённому на пластиковые плиты пола, и, завернув за угол, оказались в низком зале, по стенам которого тянулись ряды «Скворцов».
Гермокостюмы стояли в нишах, словно безголовые статуи или рыцарские доспехи в зале старинного замка. Белые, с поднятыми затемнёнными забралами шлемы пристроены рядом, на полочках; у ног стоят плоские серебристые чемоданчики, утыканные шлангами и жгутами кабелей — индивидуальные контейнеры жизнеобеспечения.
На то, чтобы натянуть свой «Скворец» Серёже, опытному космическому путешественнику, понадобилось меньше пяти минут (четыре сорок две по настенному табло с секундомером), и он с удовлетворением отметил, что спутник провозился минуты на две дольше его. Оно, впрочем, и понятно: планетологов вряд ли изнуряют постоянными тренировками и упражнениями, имитирующими аварийные ситуации на борту, когда нужно как можно быстрее облачаться в гермокостюм, доведя эту операцию до полного автоматизма.
Строго говоря, сейчас эта мера предосторожности была излишней: пассажирам нуль-портала не было необходимости оказываться в переходной трубе шлюза. Но Серёжа и Шадрин сразу по прибытии на «Гагарин» должны были отправиться дальше — один на пассажирский лихтер для переброски к Марсу, другой на малый корабль орбитальных сообщений — и предпочли облачиться в гермокостюмы заранее. Конечно, надеть «Скворцы» можно было и на «Гагарине», но с тех пор, как станция стала главным транзитным узлом всех пассажирских сообщений Внеземелья, время прибытия на ней старались свести к минимуму. Так что избавиться от гермокостюмов одному предстояло в шлюзе «Китти-Хок», а другому — на марсианской орбитальной станции «Скьяпарелли».
Парадокс ситуации заключался в том, что Серёжа проделает эту операцию на несколько часов раньше Шадрина: погрузка в лихтер, прыжок через «батут» до «Скьяпарелли» и последующая швартовка должны занять от силы час. Пассажирскому же челноку предстояло добираться до пункта назначения на ионной тяге — а это без малого восемнадцать тысяч километров полёта в обычном («евклидовом», как говорили работники Внеземелья) пространстве.
Наконец процедура облачения в «Скворцы» была завершена. Молчаливый инспектор проверил крепления шлемов, индикаторы заряда батарей и давление в кислородных баллонах, скрытых в чемоданчиках. Их Серёжа с Шадриным поставили на тележки поверх багажа. Табло под потолком засветилось жёлтым; отбывающие синхронно опустили забрала шлемов. Сияние тахионного зеркала могло повредить глаза, поэтому обычным пассажирам выдавали защитные очки.
Створка люка отъехала вбок, открывая длинный коридор, в конце которого уже мелькали сполохи рождающегося тахионного зеркала. Из динамика раздались электронные писки. Отбывающие прошли по коридору (тон звуковых сигналов становился выше, отмеряя секунды, отведённые на переход), и остановились перед красной чертой поперёк коридора.
Фиолетовая плёнка в рамке нуль-портала уже успела сформироваться и шла кругами, словно поверхность маленького пруда, в центр которого кинули камень. Жёлтые лампы под потолком одна за другой вспыхнули зелёным. Серёжа и планетолог, как того требовала заученная наизусть инструкция, толкнули в портал багажные тележки. Дождались, когда обе скроются, досчитали до пяти и одновременно шагнули в лиловое свечение.