Шаги закончились уже на другой стороне; тележки остановились в метрах трёх впереди, а за спиной плясали фиолетовые сполохи гаснущего нуль-портала.
— Значит, ваше хозяйство в полном порядке, готовы к отлёту?
В ответ Шадрин пожал плечами.
— Моряки говорят: ремонт и покраска на корабле никогда не начинаются и никогда не заканчиваются. Полагаю, к планетолётам, тем более таким крупным, как «Арго», это тоже относится… до некоторой степени. А если серьёзно — осталось закончить кое-какие монтажные работы, и можно подписывать сдаточный акт.
С планетологом мы встретились сразу после их с Серёжкой Лестевым прибытия с Земли. Увы, пообщаться с бывшим подопечным толком не вышло. Мы едва успели переброситься десятком слов, как по трансляции объявили, что лихтер к станции «Скьяпарелли» отправлялся через полчаса.
Мы с Шадриным тоже не задержались на «Гагарине» —погрузились на корабль приорбитальных сообщений, который вот-вот должен был стартовать по направлению к Земле, где на низкой орбите кружила орбитальная верфь «Китти-Хок», самое грандиозное рукотворное сооружение во всём Внеземелье. Если, конечно, не считать титанического «звёздного обруча», обнаруженного в Поясе Астероидов — но кто сказал, что у его создателей вообще были руки?
— Это ПУБЗы, что ли? — спросил я, показывая на массивный, лоснящийся маслом агрегат. — Не знал, что их поставили на «Арго», вроде и незачем?
ПУБЗы, установки для запуска бомбозондов, были знакомы мне по исследовательскому рейду к спутнику Сатурна Титану. Тогда я помогал Диме Ветрову обслуживать эти громоздкие устройства, похожие на разросшиеся автоматические миномёты «Василёк» (даже разрабатывали их в том же тульском КБ). Выпускаемые из них снаряды изначально предназначались для изучения атмосфер планет, прежде всего газовых гигантов, и было непонятно, зачем тащить их в Пояс Астероидов, где по определению нет ни одного объекта, обладающего хотя бы подобием атмосферы.
— Я тоже поначалу удивился, — отозвался планетолог. — Оказывается, в ИКИ разработали новые бомбозонды — они будут взрываться на поверхности астероида, а мы потом с помощью спектроскопа получим данные о составе поднятой пыли.
— Понятно. — кивнул я. — Тот же принцип, что у ЛСКП, только там вместо бомбозонда используется лазерный луч, который испаряет лёд с поверхности. Пользовался я такой штукой, приходилось…
— По электрическим червякам стрелять? — Шадрин усмехнулся. — Как же, наслышаны… Нам-то, надеюсь, не придётся использовать бомбозонды в качестве оружия. А жаль, любопытно было бы попробовать…
Я покосился на собеседника. Мы сидели в ложементах, установленных в длинном, похожем на салон междугороднего автобуса отсеке, где нам и предстояло провести следующие восемь часов. За иллюминаторами неспешно поворачивался огромный тор станции «Гагарин», утыканный по наружному, служебному обручу антеннами, фермами причалов, похожими на детские кубики, штабелями грузовых контейнеров.
— И в кого вы, Денис, если не секрет, собираетесь там стрелять бомбозондами? — спросил я, добавив в голос толику яда. То, что мне при всяком удобном случае напоминают о том лунном сафари, одно время развлекало, но потом стало раздражать — кому понравится, когда к тебе приклеивают ярлык ковбоя, который сначала стреляет, а потом думает, куда? Шадрин, безусловно, это знал — не так уж много народу работает в Внеземелье, все знакомы, все всё друг о друге знают, — и, тем не менее, позволил себе этот намёк.
— Прилетим — увидим, — отозвался он. Лицо его, обращённое к иллюминатору, озарилось лиловым.
— Очки наденьте, глаза испортите, — посоветовал я. Смотреть в иллюминатор мне не хотелось, зрелище вспыхивающего тахионного зеркала давно стало для меня рутиной. — А насчёт ПУБЗов, то не думаю, что они нам понадобятся в этой миссии. Полигимния — не Венера, не Сатурн и даже не Титан; подойдём на буксировщиках, отшвартуемся, и собирайте образцы, сколько влезет.
Денис не ответил — прилип к иллюминатору, расплющив, словно мальчишка, нос о толстенное стекло. Там, в нескольких километрах от нас, пульсировала в дырке огромного металлического бублика светящаяся мембрана, а над ней разворачивался орбитальный лихтер с каравелловцем Серёжкой Лестевым на борту.
Сигнальные прожекторы, установленные по периметру кольца станции, мигнули, лихтер стрельнул прозрачными струйками выхлопов из маневровых дюз и поплыл к «зеркалу».
Приблизившись, он коснулся его и стал тонуть в лиловой энергетической плёнке, чтобы возникнуть в полутораста миллионах километров отсюда.
Я отвернулся от иллюминатора, поворочался, устроившись поудобнее в ложементе, и поднял глаза к информационному табло. Зеленые светящиеся цифры показывали четверть первого — очередной рабочий день Внеземелья начался.
V
— Хороший аппарат сделали японцы! — похлопал буксировщик по боку я. — Да и предыдущая их модель, «ика», была вполне себе ничего — маневренная, скоростная, и запас хода приличный, не чета «омарам»…
Японская корпорация «Мицубиси», выпустившая несколько лет назад небольшую серию кальмароподобных буксировщиков «ика», не захотела терять рынок после громкого фиаско «Фубуки» и предложила свои услуги Проекту «Великое Кольцо». Предложение было принято — освоение Внеземелья шло ударными темпами, требовалось всё, а буксировщики в особенности. Эти маленькие универсальные агрегаты использовались повсюду — и при монтаже крупных космических объектов, и в обслуживании грузоперевозок, и в ремонтных работах. В особенности же они были востребованы при работе на малых планетах и астероидах, объём которых с некоторых пор стал расти, как снежный ком.
Инженеры-конструкторы «Мицубиси» назвали своё творение «Зеро» — в честь другого шедевра компании, палубного истребителя А6М времён Второй Мировой Войны. Что за намёк содержался в этом, журналисты, особенно американские, гадали до сих пор; я же, как и другие пилоты малых аппаратов, принял новинку вполне доброжелательно. Во Внеземелье же «Зеро» почти сразу переименовали в «холодильник» — за прямоугольный корпус, в самом деле, чрезвычайно напоминавший бытовой агрегат. «Холодильник», как и большинство современных моделей буксировщиков, был двухместным — пилот помещался в кормовой части, за спиной оператора, и смотрел на окружающий мир через три больших квадратных иллюминатора. Обзор передней сферы обеспечивал панорамный экран; что касается его напарника, то он полусидел-полулежал, вытянувшись вдоль вертикальной оси аппарата и просунув голову в полусферический колпак-блистер на торце, между четырьмя расположенными крестом щупальцами-манипуляторами — для лучшего обзора ложемент можно было развернуть по оси аппарата и изменить угол наклона.
В общем, «холодильник», несмотря на примитивный до нелепости внешний вид (кое-кто усматривал в нём проявление минимализма, свойственного японской культуре), действительно был хорош — прочный, маневренный, с приличной тягой и солидным запасом хода. Он быстро завоевал популярность во Внеземелье, составив конкуренцию продукции французской аэрокосмической корпорации «Марсель Дассо», специализировавшейся на малых космических аппаратах вообще и буксировщиках в частности. Мне, как командиру приданного экспедиционного звена малых кораблей, тоже полагался такой аппарат, но я предпочёл новинке другую модель.
— Твой буксировщик во втором ангаре, — сообщил Поляков. — Вчера только доставили — стоит, ждёт законного владельца. Сейчас пойдёшь смотреть?
Моим «персональным» аппаратом был старичок «краб», модифицированный под персональные запросы владельца. Дорабатывали буксировщик в саратовском филиале «Марсель Дассо» под моим чутким руководством. В результате агрегат если и напоминал исходную модель, то лишь внешне. Он по-прежнему состоял из трубчатой рамы, увешанной агрегатами и емкостями со сжиженными газами, с вертикальным ложементом посредине. Но имел увеличенную, по меньшей мере, втрое тягу, дополнительные баки с топливом для маневровых и маршевых двигателей, а также лишнюю пару гибких щупалец-манипуляторов, снятых с японского «ика» и оснащённых креплениями для навесного оборудования.
Прозрачного герметичного колпака, позволяющего пилоту работать в буксировщике без скафандра — в одном только гермокостюме, — не было. В целом, самоделка получилась чрезвычайно удачной, и в «Марсель Дассо» уже задумались о запуске «суперкраба» в ограниченную серию — для таких, как я, ветеранов монтажных работ во Внеземелье, предпочитающих обзор и защиту в виде прозрачного колпака. Впрочем, в этом случае защита была весьма иллюзорной, и я в этом не раз убеждался. К тому же такая конструкция позволяла быстро отстегнуться от буксировщика, что давало массу дополнительных возможностей — разумеется, если пилот хорошо владел навыками работы в пустоте и невесомости. Я владел.
— Ладно, пошли, — я согласно кивнул Андрею. — Лошадка требует хозяйской руки, вот и займусь, пока есть время. Только сперва зайдём в хозяйство Шадрина — хочу взглянуть на его «бомбовый погреб» своими глазами. А то вдруг, и правда, стрелять придётся…
Я на прощание похлопал «холодильник» по белой, слегка выпуклой бочине и вместе с капитаном «Арго» выплыл из ангара.
Из записок
Алексея Монахова
«…если хочешь спать в уюте — спи всегда в чужой каюте…» — эта истина, бесспорная для моряков, во Внеземелье не работает. Где бы человек ни проводил свободное время — в своей каюте или чужой, в столовой, рекреационном холле или в кают-компании, — в любой момент может зажужжать кольцо персонального браслета, требуя добраться до ближайшего терминала внутрикорабельной связи и узнать, кому и зачем ты понадобился. Абонент недоступен для связи только за пределами корабельной брони — скажем, в вакуум-скафандре, или в кокпите буксировщика. Но кому придёт в голову прятаться там, чтобы обеспечить себе час-другой, если не уюта, то хотя бы покоя? Так что, если хочешь работать во Внеземелье, — придётся смириться с тем, что на корабле или ином космическом объекте, включая лунные и марсианские поселения, ты всегда на виду. Диспетчер в курсе, где кто находится — положение любого человека, неважно, члена экипажа, пассажира или туриста, отмечено светящейся точкой на специальной схеме — и может достучаться до каждого, если в этом возникнет необходимость.