Взбираться на лавку и тянуться до непочатого окорока было лень. Да и жадина-хозяин непременно потребовал бы заплатить. Сержант Мирослав срезал кусочек мяса с валяющейся на столе кости, снова воткнул нож в столешницу.
Рядом хлопали карты — парни разыгрывали не полученные ещё деньги. Дельце, ради которого банду капитана Бальбоа занесло в такую даль, оказалось пустячным до неприличия. Все тайны и загадки были проделками нерадивых слуг, решивших изобретательно и жестоко проучить жадных господ. Выдумщиков изобличили чуть ли не сразу по приезду. И пока шёл долгий процесс согласования оплаты, наёмникам ничего не оставалось, кроме как пить, жрать и играть в карты.
Для офицеров, впрочем, имелись и другие развлечения. Капитан и оба лейтенанта разглядывали старые немецкие гравюры, неведомыми путями оказавшиеся здесь — в пригороде Рима. Впрочем, таверна три века подряд проторчала у выезда на Тибрскую дорогу, и ничего странного в подобной находке не было. Удивляло другое — как никто не украл до сих пор эти забавные рисунки? Места ведь соответствующие. Ворьё наглее, чем здесь, отыщешь разве что в окрестностях Пизы.
— Ты глянь, как ландскнехта нарисовал! Будто этот Альбрехт сам из наших!
— Ты на эту посмотри! Вот бы мне такой рог!
— А мне его доспехи на задницу! — поддержал гогот своих офицеров капитан.
Сержант скривился. Он знавал когда-то одного Бальбоа, но тот баск хоть и слыл жутким треплом и, по слухам, баловался сочинительством, но хотя бы знал с какой стороны браться за мушкет. А вот его тезка был безмозгл и напыщен, как развалины Колизея. И как только подобные люди выбиваются в верхи?..
Так и выбиваются. Гибель Шварцвольфа стоила Ордену очень дорого. Много крови пролилось на снег Драконьего леса. Потери восполняли как придётся. Мирославу вспомнилось, как ему самому предлагали возглавить одну из банд, и сержант ещё раз скривился. Нет уж, каждый должен занимать своё место. По способностям, так сказать, и по потребностям…
— Прикинь, как бы нам пришлось убивать такую громадину, а? — хмыкнул капитан и подвинул в лужу сержантского вина потрепанную гравюру.
— И что тут сложного? — пожал плечами Мирослав. — Десяток аркебузиров расстреляют этого чудо-зверя раньше, чем он успеет задрать хвост.
— Охотил таких? — Бальбоа с ухмылкой толкнул его в плечо. — Ты у нас старый вояка! Или только нарисованных и видел?
Сержант промолчал.
В дверь таверны вдруг грохнуло — будто кто-то норовил вышибить её таранным ударом. Тяжёлая створка распахнулась, и внутрь ввалился человек. Судя по старомодному фальтроку[2] и изобилию желтого с синим — папский гвардеец. Высокий, худощавый…
Наёмники опустили пистолеты.
Гость привалился к стене, запалено дыша и со свистом втягивая воздух. Рванул тонкими бледными (не ранен ли?) пальцами ворот, выдохнул:
— В двух милях отсюда. На повороте. Засада. Особой важности обоз. Его Святейшество…
Напыщенный Бальбоа утверждал, что этот путь куда короче, нежели скакать по дороге. Очевидно, он измерял расстояние по карте, позабыв про колючейшие кусты, овраги и прочее коварство итальянской природы, так и норовящее если не выбить из седла, то хотя бы ослепить. Мирослав пригнулся к лошадиной шее. Выхлестнет глаз — новый не вставить! И с тупоголового капитана запасной не стребовать. Обоз Его Святейшества, пусть даже и везут в нём гусиное перо для набивки перин, неприкосновенен. И посягнувший должен быть немедленно и сурово покаран! Соответственно, любая спешка оправдана. А окривеешь — сам виноват, уворачивайся в следующий раз прилежнее. Заросли внезапно кончились, и всадники оказались на дороге. Минутное замешательство — в какую сторону скакать? Никаких ориентиров не было. Деревья с кустами, плотно растущие вдоль дороги, везде одинаковы. Небо затянуто плотными серыми, почти чёрными тучами. Решили действовать надёжно — половина отряда в одну сторону, половина в другую. Если что — оговоренная стрельба в воздух. Или же не оговоренная — в разбойников.
Судя по зрелищу, открывшемуся за очередным поворотом, здесь порезвились казаки. Ну или в конец тронутые протестанты, решившие отвести душу на католиках. Опрокинутая на бок карета. Убитые лошади. Трое мертвецов в окровавленных кирасах. Еще несколько — драгуны. Двое святых отцов. Ого, вот так счастье привалило-то! У колеса — третий, в фиолетовой сутане. Важная птица…
Детали потом. Есть дело куда важнее. Мирослав спрыгнул на землю, присел рядом с умирающим кучером. Парень прополз на руках шагов пятнадцать, не меньше — вон, стелется кровавый след по булыжникам. Кто-то ловкий широко вспорол брюхо, выпустив кишки. Скоро отойдет. Молодой, не больше двадцати. И как только на службу взяли? Или из послушников? Нет, не похож…
— Ты их видел?
В ответ бедняга только неразборчиво застонал.
Сержант чертыхнулся сквозь зубы — заветная котомка с хитрыми снадобьями, способными и мертвого разговорить, осталась лежать в таверне. Вместе с гравюрами, кислым вином и поросячьими ляжками на потолке. Ладно, есть способ. Мирослав прикусил нижнюю губу, оглянулся. Рядом никого, все разбрелись. Среди бойцов, что Deus Venantium привлекал к службе, некоторые умения, за которые кто иной шёл на костер, поощрялись. Но всё же, но всё же…
Кучер закричал так, что даже готовый к подобному сержант отшатнулся. Дернулись на шум и охотники. Сержант отмахнулся — мол, продолжайте — и склонился над умирающим, на губах которого пузырилась кровь.
— Ты их видел?
— Да… Волки… Волки… И люди… Марио они отсекли голову… Епископу отрезали руку… Господь милосердный… Мамочка, отчего так больно…
Парень поднес окровавленную ладонь к глазам. Снова закричал. На этот раз — от осознания. Сквозь дыру в животе кровь не сочилась — текла. Вместе с кровью уходила и жизнь. Последний выплеск — и всё. Сержант, вытерев руки об колет умершего кучера, поднялся. Парень не сказал ничего нового. Следы и укусы на телах Мирослав видел и сам. Да и отрезавшие всё подряд люди не стали открытием — волки не владеют ножами. А человеку, что лежал у кареты, кисть отрезали клинком тупым и коротким, вон как настрогали бахромы, содомиты мокрожопые! Ради пущей мучительности не заточили нож, или затупился о кости?
— Мир! — позвал лейтенант Мессер. — Подойди, опытный взгляд нужен.
Закрыв глаза отмучавшемуся пареньку, Мирослав подошёл к офицеру. Тот с задумчивым видом чесал затылок и разглядывал кусты в трех шагах от перевёрнутой кареты.
— Гляди, тут следы. Что скажешь, сержант?
Что можно сказать по каплям крови, что буквально усеивали всё вокруг? По сломанным веткам, оборванным листьям и отпечаткам сапог? Сержант мысленно выругался. Это вам не ходить с гордым видом, поминая через слово былую славу кондотьеров и прочих живущих за «соляные деньги». Здесь — настоящая работа.
Да, предсмертные слова Иржи Шварцвольфа действительно оказались проклятием. Кровавый снег Дракенвальда надломил хребет Ордену. В том лесу осталось множество опытных бойцов. Вот и приходилось вербовать простых рубак, не умеющих даже читать следы…
— Ушли в сторону реки, папские кого-то зацепили. По ноге, похоже.
— Догоним? — вспыхнули азартом глаза лейтенанта.
— Не уверен, — покачал головой Мирослав, — они опережают больше чем на час…
В притихшем лесу раздался выстрел — совсем рядом.
— Догоним! Капитан их нашел! Курт и Марио — охраняйте здесь!
И снова скачка и тягучее ожидание пули — те, кто разгромил обоз, не были дураками и могли дожидаться погоню с заряженными мушкетами в руках, укрывшись за деревьями.
Капли крови, что тянулись надёжным следом от самой дороги, оборвались. Лицом вниз, у невысокого дубка, лежал труп, наскоро забросанный свежими ветками.
— Сержант, осмотрись, — приказал Мессер, — остальные, вперед!
Мирослав проводил взглядом умчавшегося лейтенанта, дождался, пока в шёпоте листвы утонет стук копыт и крики погони, и прислушался. Вроде бы тихо. Лесная живность не спешит возвращаться к прежним занятиям, не сопит, вжимаясь в землю, зловредный хашашин[3], готовый прыгнуть на спину зазевавшемуся охотнику.
Убитый оказался кем-то из местных бандито. Молодой, не старше кучера, умершего на дороге. Чернявый, тоненькие усики, бедро в крови. Висок пробит чем-то узким. Всё верно, подранок замедлял бегство, вот и ударили стилетом. Вокруг убитого кто-то изрядно потоптался. Приметный сапог, со стертым носком и странным раздвоенным каблуком, наподобие копыта. Нет, вряд ли так близко от Ватикана могут орудовать черти, да и сержант ни разу не видел настоящих, с копытами, отчего и были у него некоторые сомнения на счет существования подобных богонеугодных созданий. Скорее, владелец сапога неудачно наступил на острый камень. Или еще что стряслось, вырвавшее половину каблука напрочь…
Снова забрасывать ветками убитого сержант не стал. Сильно не объедят покойника, крупнее хорька тут звери не водятся. Мирослав запрыгнул на коня, позвенел в кармане свежеобретённым серебром. Одно доброе дело в своей никчемушной жизни, глупыш, ты сделал, запас для сержанта немного монет. Покойся с миром и не бесчинствуй более. А то сожжём.
Мелкая речка, зажатая высокими каменистыми берегами, шумела, клокотала и бурлила. Словно наяда, коих в этих краях истребили еще при цезарях, решила помешать вежливой беседе…
Впрочем, достаточно беглого взгляда, дабы понять — беседа неминуемо закончится схваткой. Очень уж много оружия в руках. И у тех, кого прижали к реке, и у тех, кто прижал.
— Господа разбойники! — поправил шляпу Бальбоа, раздувавшийся от важности и самодовольства — настиг ведь и практически покарал негодяев! — Предлагаю вам сдаться на милость Правосудия! Волею пославших меня, обещаю честное разбирательство и беспристрастный суд!
Конечно же, убийцы и грабители прекрасно знали, что единственное возможное для них милосердие со стороны Закона — скорая смерть на плахе или в петле, а не многолетнее гниение заживо в сыром каменном мешке. Но предложить капитан был обязан. Ведь не мантикоры бессмысленные, а людишки. Хоть и люто нагрешившие.