Далее и оглянуться не успел — кони взбесились разом. Дрогнула земля под копытами, скрипнуло дерево, лопнули поводья. Ни ржаний, ни фырканья, лишь хрип распаленный. Дмитра мгновенно сшибло на землю, удар одного из копыт чуть не сломал хребет казаку, тут же крепко наступили на спину, мушкет вышибло из рук. Из глаз полетели искры — подкованое копыто угостило, чуть ли не в висок. Казак откатился вбок, выцепил пистоль из-за пояса. Вздымалась огромная хрипящая тень, грозила передними копытами — Дмитро выстрелил, почти не глядя. Взвизгнул мерин с продырявленным брюхом, метнулся в сторону, остальные кони шарахнулись. Но казак и дух не успел перевести — вздрагивала под копытами земля — налетали сорвавшиеся от коновязи у другого дерева скакуны. Дмитро успел закричать, но не увернуться. Ударили копыта в живот, в бок, отшвырнули человека, словно соломенную куклу. Казак скорчился, нашаривая за поясом второй пистолет. Боль рванула локоть — вороной куснул крепко, Дмитро слепо отмахнулся, попал по разгорячённой морде. Тут же обжигающе дыхнуло с другой стороны — только и успел услышать хруст. Боль была такой, что и своего вопля не слышал. Ухо!
… Избиваемый копытами, откатывался прямо под них. Лошади мешали друг другу, только то и спасало. Дмитро, наконец, изловчился, вскинул второй пистолет. Бахнул прямо в лоб щерящегося буланого…
… Метнулись лошади прочь, казак еще раз крепко получил по спине, но то бьющийся в предсмертном дерганьи буланый случайно врезал. Дмитро отполз от лягающих лунный свет, взблескивающих истертыми подковами лошадиных ног, потянул бессильной рукой из ножен саблю-чечугу. Та, что за глупость?! Мушкет же есть. Левая сломанная нога не держала, докатился до оружия, проверил замок. Боже ж ты мой, да за что мука такая?! Лучше бы сразу убили. Изломанное тело слушаться не хотело, ребра изнутри протыкали грудь при каждом движении. Опираясь на здоровый локоть, Дмитро пополз прочь от лошадей: буланый затих, но второй, подраненный, всё пошатывался, неловко ступая у дороги. Всхрипов коня казак не слышал — в голове шумело, словно у порога бурливой горной реки валялся. Тронул башку — нету там уха, только клочки торчат, от крови скользкие. Начисто сгрыз, сволочь.
Волоча мушкет, Дмитро дополз до основания креста, привалился спиной — покосившиеся распятие шатко скрипнуло. Ещё и придавит. Да за что ж так?!
Как руку и ухо замотать? Шумело в голове одноухой, чудилась сущая невидаль с выстрелами, лошадиным ржанием и пышными церковными песнопениями. Так и сдохнешь в этаком бреду. Вот же обидно будет…
Неслись всадники по дороге — напрямую к костёлу не взлететь, вокруг нужно, по той дороге, что через мёртвый город ведёт. Стучали копыта, громыхала телега, воинственный ксёндз-пистольеро орал и сквернословил, нахлестывая лошадей. Близко уже, близко — выводит заброшенный проезд к тёмной громаде церкви…
Угальде оглянулся:
— Разворачивай оружье, святые отцы!
— Ближе подкатим, — молодцевато ответил старший.
— А где этот… многоконфессиональный?
— Да еще на подъёме свалился. А может, спрыгнул, темная душонка. Да что с него за помощь?
И то верно. Впереди громыхали выстрелы, что-то глухо стонало, визжало и хохотало. Диего пытался угадать диспозицию. Ударить бы точно. Силы невелики, второго шанса не будет. Святой Христфор свидетель, лучше бы на телеге иметь фальконет, картечь с ядрами куда действеннее святой воды…
… — Не-не, ещё не наше время, — бормотал Хома, ёжась под буханье гранат. — Может, и вообще без нас обойдется. Воистину грешно этакий шабаш в церкви учинять, пусть и папской. Ладно, наши-то, — что с них, с простой темной нечисти, взять? А эти-то, вроде верующие, из самой Европы, и вдруг, нате вам… Палят и палят.
— Мыы, — соглашалась Хеленка, непристойно поглаживая рукоять молота.
Хома хотел одёрнуть, но тут в кустах крепко зашуршало. Не иначе, самый крупняк из пацюков в сражение пошёл. Не, почти угадал, но всё ж не совсем.
Знакомая фигура кралась на полусогнутых, комкала шляпу и трусливо озиралась. Возгласила громким шёпотом:
— Эй, вы где? Чего затаились?
— Тут мы, — отозвался Хома. — Того и затаились, чтобы всякие рогатые личности под ногами не путались. Что, опять надумал к нам переметнуться?
Кобельер узрел засаду, облегченно засопел, и двинулся напрямки.
— Чую заклятье, а разглядеть не могу.
— И как же ты его чуешь? — с подозреньем спросил Хома.
— Так отчего не чуять? Я ж с хозяйкой знаком.
— То верно, куда уж ближе ты знаком, — согласился казак. — А чего припёрся, хвостатый?
— Упредить. Щас ещё понаедут, да как зададут с новым жаром.
— Знаем. Вот только с чего такая забота?
— Так свои вроде, — сумрачно пробубнил кобельер, напяливая мятую шляпу. — Что ж я сторониться буду? Соскочил от ксёндзов, да напрямки по склону. Тикайте, пока возможность. То вовсе не наша битва.
— Вот даром что дурной, а голова! — Хома пихнул локтем панночку. — Может, хоть его послушаешь? Как зададим хода до коней, а уж потом как-нибудь…
Хеленка замотала головой.
— Вот, уперлась и не желает, — вздохнул казак.
— Ну, что ж вы под пули-то пойдёте? — опечалился Анчес. — Оно ж зацепит. Ты так и вообще тонкошкурый. А там пулями не простыми бьют, ихний капитан сквозь иконы стрелял.
— Мне что свинцовая, что серебряная, что «злая», один хрен убьёт. А чему быть, того не миновать. Служба такая. И мы вообще честные, а не как некоторые чёртовы двуличности.
— Я вообще не чёрт! — неизменно уперся кобельер. — Я ж задумку вашу понимаю, чего скрывать. Я б помог. Но у меня хвост поломанный. и вообще… Ну, не мое занятье такие битвы.
— Это уж мы поняли. Удирай, пока не хватились.
— Слушайте, давайте я вас на погосте обожду, — волнуясь, зашептал Анчес. — С того фланга пока тихо, засяду меж могилок. Как закончиться, так туда и бегите. Помрёт ведьма или наоборот, всё одно помогу вам уйти. Следы запутаем…
— Да иди уж, путаник.
— Пойду. А вы берегитесь. У ксёндзов святая вода. Целая бочка.
— И что нам та вода? — удивился Хома. — Мы ж не из адова пекла, а местные. На нас не подействует.
— Так-то оно так. Но от нее очи щиплет и шкура чухается, — Анчес прислушался к топоту приближающихся копыт и шмыгнул в бурьян.
— Хоть и дурень, но ушлый, — вздохнул Хома, взводя курок пистоля. — Нам бы его в пример…
Панночка согласилась, поплевала на ладони…
Отряд выскочил на площадь перед костёлом — Диего увидел несколько тел, лежащих среди травы. Непонятно откуда выметнулась волчья тень, взлетела на седло левофлангового поляка. Тот закричал, не успев развернуть мушкетон. Сотоварищи немедля разрядили пистолеты в мохнатое чудовище, успевшее перегрызть руку всаднику, кто-то рубанул тварюку саблей. Оборотень с рычанием спрыгнул с добычи. Раны от свинца все ж действовали — зверь пошатывался и Диего успел хладнокровно прицелиться и всадить пулю в черный крестец. Серебряная, да еще «злая» пуля оказалась куда как разительнее — оборотень рухнул, издал короткий вой и замер. Всадники укрощали испуганных, встающих на дыбы коней, в упор стреляли в уже мёртвого противника. Старший ясновельможный, вдохновлённый легкостью первой победы, указал саблей:
— Там адовы твари!
Внутри костёла продолжали раздаваться крики, звон стали и редкие выстрелы. Но этот шум битвы сильно приглушали странные тягучие звуки. Неужели, трубы органа?..
— Вперед! — воззвал поляк, взмахивая саблей.
— Зарядись! Пистолеты готовьте! — надрывался Диего, но охваченное боевым пылом воинство, словно оглохло.
Всадники спешивались и бежали к распахнутым дверям храма. Монахи сняли с телеги бочку, раскрутили кишку насоса…
Что-то было не так. Лейтенант Угальде это понимал нутром, но глаза отказывались видеть неверности.
… Ясновельможный пан первым вскочил на ступеньки костёла, оступился и упал. Перепрыгнувший через него боец, словно с маху врезался в нечто невидимое, его отбросило назад, мушкет в руках несчастного выпалил от сотрясения…
… Не имелось там дверей храма. Оттого и окна казались столь нелепыми. Не бывает их так близко от дверей…
— Морок! — закричал Диего, вставая на стременах и озираясь. — Обернитесь, да вразумит вас Богородица!
Поляки столпились нелепой кучкой, замерли у своего насоса монахи…
Выступала из тьмы редкая цепь темных фигур. Волчьи, человечьи… С краю стоял вояка с пистолетами в обеих руках, рядом с ним девчушка, стеснительно прячущая руки за спиной. Дивно хорошенькая особа …
Диего вскинул пистолет, но ободранный вояка успел выстрелить первым — ствол пистолета, вроде бы метивший в грудь испанца, в последний миг качнулся ниже — пуля пронзила бедро лейтенанта, задев и лошадь…
… Хома напомнил себе, что спешка ни к чему, дело может и затянуться. Враг бессмысленно топтался, норовя прободать каменную стену. В седле остался лишь один из ворогов. Ишь, панствует. С него и начнём…
… «Рагузец» осечки не дал, всадник запрокинулся в седле, ответно бабахнул куда-то в луну. Лошадь, брыкаясь, поволокла прочь паныча, застрявшего одной ногой в стремени…
Хеленка одобрительно хрюкнула.
— Та не так дурно, — согласился гайдук, выискивая кого ещё поприличнее на прицел взять.
Ляхи рванулись прочь от стены костела. С левой стороны их грыз кто-то из оборотней, потому и устремились ясновельможные прямиком на Хому с панночкой. Вот же жизнь, и отчего ж им иной дороги не выбрать? С виду ведь не так и глупы, может и вообще из самой Варшавы…
Не-не, не пить больше горилки несчастному Хоме Сирку! Вот же напасть…
… Казак всадил пулю в голову рослому, начальственных ухваток, ясновельможному. В ответ стреляли, но уж слишком впопыхах — Хома и зажмуриться не успел, как просвистел свинец по оба уха от казацкой головы.
Ну, набегайте… В руке был неважный пистоль, от Анчеса в наследство оставшийся, может и не подведёт. Ятаган наготове, э-э, рука-то как взмокла…