Фини-Глаза он повстречал на дороге.
Тот стоял на обочине, огромный и великолепный, босиком, в диагоналевых штанах на штрипках, в ярко-оранжевой рубахе до колен, перепоясанной витым шнурком с кистями, и, будучи в слегка особенном расположении души, вслух считал ворон, что кружили над полем.
— Вот и свиделись в итоге… Добрый день! — сказал Крамугас, сердечно кланяясь и улыбаясь.
— Двадцать восемь, двадцать девять… не мешайте! — буркнул Фини-Глаз, не обращая на гостя ни малейшего внимания. — Э-э… тридцать… Тридцать? Х-м… Тридцать один… Или, нет, теперь уже — тридцать четыре. Хотя… почему же?.. Что-то многовато… Нет, так не пойдет! Наверное… Вот, сбили меня со счету! Придется с самого начала… А они — летают! Уследи-ка!.. Помогайте мне! Чего стоите?
Они хором, расположась бок о бок, досчитал и до пятидесяти семи, сбились снова, начали было опять, но тут Фини-Глаз довольно хрюкнул.
— Будет! Теперь — все. Антракт! — махнул он рукой. — Вроде малость полегчало… А? — он прислушался к себе. — Определенно полегчало! Ну и ладушки, бён-знычть, на этом и закончим. Точный счет отрезвляет всегда! Надо сызмальства помнить. А то молодежь нынче — куражная пошла, набедокурит и не знает ни шиша, как, стало быть, потомей жить… Дурная молодежь. На опыт стариков — плюет!.. И мается, и мается, бён-знычть… Вы — тоже? — он недовольно поглядел на Крамугаса.
— Что — тоже? — не понял тот.
— Маетесь, да?
— Н-нет, — запинаясь, отозвался Крамугас. — Как будто — нет…
— Тогда чего вас принесло?
— Ну, у меня совсем другое, — встрепенулся Крамугас. — Я по заданию редакции… Газета «Культурный высев». Или, кажется, журнал… — скромно потупясь, добавил он. — Слыхали?
— Сроду не читал, — фыркнул Фини-Глаз. — Ну и что?
— Так вот… я интервью у вас хотел бы взять…
— А… — безразлично молвил Фини-Глаз, почесывая левый бок, — полезное дело, я не спорю.
Крамугаса он, похоже, вовсе не признал. Или признал, но деликатно сделал вид — на всякий случай…
— А где адрес раздобыли? — строго спросил Фини-Глаз.
— В Справочной, где же еще!
— В справочной-шмавочной… — с явным неудовольствием буркнул Фини-Глаз. — Убил бы. Наплодили чертовых контор!.. Ну, не дают людям покоя, не дают, заразы!.. — театрально вскинув руки, он замер посреди дороги. — И в гробу найдут, и скажут: дома, сукин сын, не съехал никуда, бён-знычть!..
— Но как-то я же должен был до вас добраться! — возразил резонно Крамугас.
— А чего ради?
— Я в архиве — на Пад-Борисфен-Южном — одну заметочку раскопал, — с гордостью признался Крамугас. — Там о вас говорится… «Проходимец Фини-Глаз, куда шагаешь?!»… Это — называлось так…
— Читал, — отрезал Фини-Глаз. — Пакость одна. Голову бы оторвал…
— Да вы не думайте, — забеспокоился Крамугас, — я вас не обижу! Я ведь не затем…
— Еще бы! — сказал Фини-Глаз, со значением поднимая роскошный кулак. — Ты только попробуй… Ну ладно, чего так стоять? Пошли в дом.
Минут через десять они уже были на месте.
На квадратной клумбе перед домом, образуя колючую чащобу, торчали, врытые в землю, гигантские отполированные кости какого-то чудовища.
— Мраморные? — деловито поинтересовался Крамугас. — Кто высекал?
Фини-Глаз смерил его презрительным взглядом и, надменно хмыкнув, поджал губы.
— Вы — неуч, молодой человек, — сказал он убежденно. — Безусловную натуру от игры мастеровитого ума отличить не можете. И эти все амбиции, бён-знычть, — для дураков, уж вы поверьте. Какой же это мрамор, молодой человек, если мрамором тут и не пахнет?!
Крамугас растерянно уставился на дебри перед собой — и только головой покачал.
— Я не знаю, как на самом деле мрамор пахнет, — признался он. — Это я так, по первому впечатлению… В книжках, помнится, были картинки…
Фини-Глаз вдруг оттаял и благодушно хватил своей ручищей по Крамугасову плечу.
— Вот то-то и оно, — усмехнулся он. — Только картинки в книжках и разглядывал! А еще репортер… Мальчишка, бён-знычть! И чему вас учили?!
— Я писать люблю, — вздохнул Крамугас. — С детства как-то пристрастился, разохотился… Я думал, главное — это образность восприятия. Чтоб по каким-нибудь ассоциациям, случайным поначалу…
— Ах, извините дурачка, — с глумливою улыбкою развел руками Фини-Глаз, — что я не догадался об этом сам!.. Всему виной, наверное, тот сумасшедший ген, который влез в мою наследственную память… Я, представьте себе, решил поначалу, что вы окривели на оба глаза!
— Да неужто? — поразился Крамугас.
— Именно так. Бывают же накладки!.. Я даже собрался вас пожалеть. Дескать, вон какие нынче в прессе-то сидят калеки — мол, хиреет пресса. Но теперь передумал. Знаете, никогда не стоит поддаваться первому порыву. Особенно, когда имеешь дело вот с такими…
— Да-а? — заискивающе произнес Крамугас, часто моргая белесыми ресницами.
— Это не мраморные статуи! — важно объявил Фини-Глаз. — Это — настоящие кости настоящего проперхаря с Проксимы! Кости-легенда, если вам так нравится.
— Вам их подарили, да? Ваши почитатели, соратники, коллеги?!. — восторженно ахнул Крамугас и мигом выхватил из заднего кармана позитронный диктофон, поднимая его повыше и включая в крейсерский режим безапелляционной впитки субдезинформации.
Хорошо, что, забежав в редакцию и обнаружив там полнейшие разруху и бардак, он все-таки подсуетился и в последнюю ми нуту догадался-таки выклянчить у новой секретарши столь необходимую машинку!..
Лицо Фини-Глаза вытянулось и приняло от негодования совершенно землистый оттенок.
Он был явно ошарашен.
— Издеваетесь? — сдавленно прохрипел он. — Какие соратники, какие почитатели?!
Крамугас сделал неопределенный жест:
— Ну, те, кто знал и помнил вас… Кто по достоинству мог оценить… Преподнесли от всей души… И, в знак особенного уваженья, здесь воздвигли…
— А я сам, по-вашему, и вовсе ни на что уж не способен?! — окрысился Фини-Глаз.
— Значит — потибрили где-нибудь? — счастливо осенило Крамугаса.
Фини-Глаз издал тихий вопль и двумя пальцами взял Крамугаса за воротник.
— Я похож на вора? — спросил он, страшно дыша кисельным перестоем в лицо своему гостю. — Нет, вы мне ответьте, молодой человек, по совести ответьте, иначе я вышвырну вас не только с этого двора, но и вообще с планеты вон. И скажут все: былмальчик… Так похож я на вора?
— Н-нет… — придушенно просипел Крамугас. — T-теперь уже — н-нет!
— Что значит — теперь?! — заорал, багровея Фини-Глаз. — Это как понимать?! А раньше, стало быть, напоминал?! Хотя, конечно… — грустно произнес он, отпуская гостя. — Испугались, что и вас прихлопну? Дело ясное… Ведь вы ж заметочку-то прочитали, всё-всё знаете… Поэтому и заявились в гости.
— Что вы, я вас и без этогоочень ценю! — наобум ляпнул Крамугас, судорожно дергая кадыком.
— Цените… Ах, до чего приятно слышать!.. А с этим,стало быть, и на руках носить готовы, так? — прищурился недобро Фини-Глаз.
— Ну, в целом… Просто вы не поняли!
— Естественно. Куда мне, старому балбесу!.. Только вы у нас один такой… обученный и очень просвещенный!.. Да будет вам болтать-то, — поморщился Фини-Глаз. — Двадцать лет, само собой, бесследно не прошли, бён-знычть. Ну ладно, кто прошлое помянет — тому кишки вон. Запомните! А проперхаря я сам убил… Вот этими руками.
— Батюшки!.. С ума сойти! — засуетился мигом Крамугас. — Как же это вас угораздило?
Фини-Глаз с неодобреньем покосился на тихо булькающий позитрон-ный диктофон, но связываться с гостем из-за такой мелочи не стал.
Наверное, решил: пускай себе… Пока — пускай.
— Да вот уж, угораздило, бён-знычть! — сказал он нарочито громко. — Это, впрочем, не фиксируй — это сквернота. Бён-знычть… Вот привязалось! Горькая отрыжка прошлого… Пора и отвыкать. И дома просят… Я им объясняю: где уж, двадцать лет, натура вся окостенела! М-да… Может, и отвыкну, впрочем. А теперь — по делу. Я тогда на Проксиме в карьере руду добывал…
— Какую? — быстро вставил Крамугас.
— А шут ее знает! Велели — вот и добывал. Сказали: тут — дроби, и точка. Кто-то подбирал, а кто-то отвозил… Куда — не спрашивал, не полагалось. Да и не ответили бы все равно. Или соврали бы — пойди потом проверь!.. У них там всюду на Земле, в Музеях ихней жизни, очень даже принято — напропалую врать. Считается, что так народу интересней, и понятней, и полезней. Может быть…
— Да ведь Проксима — это не Земля! — решил блеснуть своею эрудицией настырный гость.
— Зато все рудники там — сплошь земные. И, скажу вам, совершенно не музейные. Отнюдь! И правосудие — такое же… Дурное от начала до конца. Позор и пакость! — Фини-Глаз брезгливо сплюнул.
— Так вы про… перхуна хотели рассказать, — напомнил Крамугас.
— Писака, тоже мне!.. — с презрением ответил Фини-Глаз. — Не мог запомнить слово… Проперхарь! Понятно? Перхуны — вы или я, когда по дурости простынем… Всякое бывает. А на рудниках Проксимы — проперхарь! И впредь, бён-знычть, прошу не путать. Я могу обидеться, а это — страшно.
— Ну, теперь-то я запомню, — успокоил Крамугас. — Даже у великих мастеров случаются накладки…
— Кто великий — вы? — скривился Фини-Глаз.
— Пока — не я, — скромно потупясь, молвил Крамугас. — Но были же другие!.. До меня… Учусь у мастеров — во всем. Вот… и ошибки повторяю иногда…
— Ая-то думал: учатся, чтоб впредь не повторять, — с сомнением заметил Фини-Глаз.
— Это вам кажется, — нахально отозвался Крамугас. — Среди творцов положено иначе. Надо школу сохранять, традиции. Тогда признают, что ты — свой…
— Вот дурь, бён-знычть!
— Ну, дурь не дурь, атак меня учили. «Смотри, Крамугас, — наставляли, — впитывай все лучшее, но на рожон не лезь. За это бьют».
— И я бы вас поколотил, — сказал со вздохом Фини-Глаз, — да настроение не то.
— И хорошо! — одобрил Крамугас. — С побитым-то — какой душевный разговор?!. А я вас должен расспросить…
— Валяйте! — Фини-Глаз пренебрежительно махнул рукой. — О чем?