Они уселись рядом, словно старые закадычные друзья, и принялись за еду. Наевшись, улеглись спать. Свернувшись клубочком в уголке, мальчик укрылся старым пиджаком своего друга, и вскоре старик услышал его ровное дыхание.
— Думал, хоть сегодня выпью как следует да засну крепко, — пробормотал он. — И откуда этот маленький плакса свалился на мою голову, мошенник этакий!..
Проснувшись на следующее утро, старик озабоченно осмотрел свою убогую лачугу, взглянул на мальчугана, который продолжал мирно спать, и задумался. «Кто виноват в том, что этим малышам так плохо живется? — с болью спрашивал он себя. — Ах судьба, судьба! Да, теперь, выходит, я стал чем-то вроде отца семейства? Если я оставлю его у себя, появится уйма хлопот. Вот еще не было печали!.. И чего это я так разжалобился? До сих пор бутылочка всегда выручала — выпьешь и забудешь обо всем. Оттого, что этот маленький плутишка будет жить у меня, жизнь не станет легче! Что же я буду делать? Разве за работу приняться? Да где ее взять? Нет, уж лучше прогоню его».
Мальчик, зевнув, потянулся и открыл глаза.
— Ну, брат, вставай, закусим чего-нибудь, — проговорил старик. — А потом ступай себе подобру-поздорову. Как звать-то тебя?
— Мадхуа, — ответил мальчуган, весело улыбнувшись. — Что ж, — добавил он, — так и прогонишь, даже умыться не дашь? А куда мне идти?
«Куда, куда»? Да скажу прямо, чтоб проваливал ко всем чертям! — подумал старик и рассердился на самого себя. — Но ведь он и так до сих пор по-настоящему не жил… Что же делать?» Занятый этими мыслями, старик направился к двери и вдруг строго сказал:
— Смотри, негодник, сиди здесь и никуда не ходи, пока я не вернусь.
Выйдя из лачуги, он поплелся на берег Го́мти, горько усмехаясь: сколько ни думай, а ничего в голову не приходит. Совершив омовение, он уселся на солнышке, молча глядя на раскинувшуюся перед ним реку. Пригревшись, он уже готов был забыть обо всех тревогах, как вдруг кто-то окликнул его:
— Эй, братец, разве так поступают добрые люди? Целыми месяцами где-то пропадаешь! А я уж отчаялся найти тебя.
Вздрогнув, старик оглянулся. Где же он видел этого человека?
— Тебе говорю, — снова заговорил незнакомец. — Слышишь? Забери ты от меня свой точильный станок, а не то нынче же выброшу его на улицу. Плачу́ за свою несчастную каморку две рупии, а из-за твоего барахла и повернуться негде.
— А, это ты, Рам! Сразу-то я и не узнал тебя — совсем память отшибло. Да ты не беспокойся, сегодня же заберу все, — сказал старик.
«Вот и хорошо, — подумал он: — продам станок — недельку будет что есть».
Когда Рам искупался, они направились к его хижине, стоявшей неподалеку.
— Забирай! Наконец-то я от него избавился! — сказал Рам, отдавая станок старику.
Да, давно уж не приходилось старому точильщику таскать свой станок. Добравшись до лачуги, он увидел, что мальчик по-прежнему сидит в уголке.
— Ну как, поел что-нибудь? — спросил старик, тяжело дыша и утирая пот.
— А как же, поел и тебе еще кое-что оставил, — улыбаясь, ответил мальчик, и старику показалось, что от улыбки в лачуге стало светлее.
«Видно, от судьбы не уйдешь, — подумал он, молча принимаясь за еду. — Буду опять ходить по дворам, точить ножи-ножницы. Конечно, если бы не мальчишка, я прокормился бы и своими россказнями. А теперь уж не придешь домой с пустыми руками».
— Ну как, Мадхуа, куда пойдешь? — спросил старик, напившись воды. — Смотри-ка! Ты что думаешь, у меня здесь клад зарыт? Я буду доставать из него денежки и покупать тебе сласти, да?
— Значит, работать надо.
— Ишь какой! А будешь работать?
— Только скажи…
— Хорошо, с завтрашнего дня будешь ходить со мной, для тебя я и принес эту штуку. Нынче же научу тебя точильному делу. Только жить, может, придется где попало. Сможешь ночевать под деревом?
— Лучше жить где угодно, только не возвращаться к помещику.
Старик пристально посмотрел на мальчика. В глазах Мадхуа он увидел твердую решимость.
«И откуда такая напасть на мою голову! — подумал старик. — Придется теперь, видно, отказаться от винца». Он собрал все свои пожитки в большой узел.
— Что понесешь? — спросил старик.
— Что прикажете…
— А что, если твой отец накроет нас?
— Никто нас не накроет. Пойдем, отец мой давно умер.
Старик удивленно посмотрел на Мадхуа и поставил на плечо станок. Мальчуган проворно взвалил на себя узел. Через минуту они уже дружно шагали по темной улице.
Вишвамбхарнатх Шарма КаушикСЕРДЦЕ СТАРОГО СОЛДАТА
1
— Господин, — смиренно проговорил старый Мано́хар Синх, — сейчас у меня нет денег. Разве я стал бы спорить, если бы они у меня были?.. Ведь долг, пока его не уплатишь, как камень висит на шее. Да вам-то бояться нечего: у вас заложено мое дерево. Если его продать, рупий двадцать пять — тридцать всегда можно выручить. Другого такого дерева ни у кого в деревне нет.
Но тхаку́р[21] Шивапа́л Синх был непреклонен:
— Если к долгу прибавить еще и проценты за полтора года, то как раз набирается двадцать пять рупий. Не заплатишь — прикажу срубить твое дерево.
— Не делайте этого, господин, не рубите дерево! — испуганно сказал Манохар Синх. — Деньги я отдам, а уж если не отдам, дерево будет ваше. Сделайте такую милость, не рубите дерево!
Тхакур Шивапал Синх засмеялся:
— Старый ты, Манохар, а говоришь глупости. Как же я деньги получу, если оставлю тебе дерево?
— Деньги, благодетель, я отдам, обязательно отдам, — горячо убеждал Манохар Синх.
— Ну хорошо, скажи точно, когда отдашь долг?
Манохар задумался.
— К концу недели, — наконец сказал он.
— Ладно, согласен. Но, уж если и на этот раз не отдашь, дерево мое, захочу — срублю, захочу — оставлю.
— Делайте, что угодно, только не рубите его.
— Будет так, как я решу. Но уж тогда проси не проси — ничего не поможет.
2
Манохару Синху было пятьдесят пять лет. Вся молодость его прошла в армии, и сейчас он был совершенно одинок. Никого у него не осталось: ни братьев, ни сестер. Кормился он у дальних родственников, которые жили в этой же деревне. Никто к нему не ходил, да и он ни к кому не заглядывал.
Год назад ему вдруг пришло в голову заняться земледелием. Он взял в аренду немного земли у тхакура Шивапала Синха и засеял ее. Но, на его несчастье, год был засушливый, на поле ничего не уродилось, и Манохар не мог уплатить арендную плату. На пенсию, которую получал Манохар Синх, с трудом удавалось сводить концы с концами. Тогда тхакур Шивапал Синх, не получив арендной платы, решил взять себе дерево ним, которое росло у входа в хижину Манохара. Дерево было старое: его посадил еще отец Манохара.
Выпросив отсрочку, Манохар Синх обегал всю деревню, всюду просил в долг, но денег никто ему не дал. «Кто знает, долго ли проживет старик», — думали люди. Получив везде отказ, Манохар с тревогой ждал конца недели.
Был полдень. Манохар Синх лежал на кровати под своим старым деревом. Легкими порывами налетал теплый ветерок. «Если до послезавтра не достану денег, — думал Манохар, — тхакур прикажет срубить дерево, посаженное руками отца. Мне и моей семье оно всегда давало тень и ветки, которыми мы чистили зубы. И вот теперь тхакур прикажет срубить дерево».
Удрученный этой мыслью, Манохар Синх сел на кровати и, повернувшись к дереву, заговорил:
— Только ты одно во всем мире бескорыстно помогало и служило мне, мое старое дерево. Я будто сейчас вижу перед собой, как отец поливает тебя. Тогда ты было еще совсем юным, и я носил тебе воду из пруда. «Манохар, сынок, — говорил, бывало, отец, — это дерево будет расти в память обо мне. Пока это дерево будет служить тебе и твоим детям, вы будете помнить о старике». Да, уже сорок лет прошло, как умер отец. Он был прав — ты всегда напоминало о его славной жизни. И, пока ты живешь, люди не забудут отца. Немало полазил я со своими друзьями по твоим веткам. А сейчас во всем мире только ты у меня и осталось, мой старый друг. И этот негодяй хочет срубить тебя! Ну, мы еще посмотрим!
В это время с дерева спустился на землю соседский мальчишка. Увидев старого Манохара, разговаривающего с самим собой, он спросил:
— Дядя Манохар, с кем ты говоришь? Ведь тут никого нет.
Старик, очнувшись, взглянул на мальчугана:
— С кем говорю? Со своей судьбой, сынок. Видишь ли, тхакуру Шивапалу Синху нужно получить с меня деньги. Но ведь ты знаешь, сынок, в прошлом году не уродилось ни зерна. Если бы деньги были, разве я не уплатил бы аренду? Вот он и грозится срубить это дерево, которое еще мой отец посадил своими руками! Да, уж если приходится все это терпеть, значит все на свете переменилось… Я весь свой век в армии служил, сынок, многое повидал, понюхал пороху… А он что знает, да и откуда он заявился, этот тхакур. Эх, была бы сила — показал бы я ему!.. Дал бы ему разок!.. Я даже большим господам никогда не позволял себя обижать. А он кто? Холуй у большого тхакура! Начнись, к примеру, сейчас пальба — только его и видали, сразу спрячется под юбкой у жены. А я никогда ничего не боялся, прямо на пушку шел. Но времена меняются, сынок. Другой человек никогда и пушки-то не видал, а он и бахаду́р[22], он и тхакур. Этот герой все орет на меня: «Давай деньги, не то срублю дерево!» Посмотрим, как ты его срубишь! Хоть я и стар, но за себя еще постою. Вот возьму саблю… Да, сынок, видно, смерть не за горами. Из стольких сражений я живой воротился, — пусть здесь тоже будет сражение. Но только, пока я жив, никто не тронет ни одной ветки. Для него деньги дороже жизни, но бог свидетель, — что я могу сделать, если у меня их нет? Нет, не буду я сидеть спокойно и глядеть, как рубят отцовское дерево.
— Дядя, — беззаботно сказал Те́джа, — что толку от разговоров? Хотят срубить — ну и пусть рубят. Какая тебе польза от этого дерева? Деревья ведь всегда рубят.