На обложке ее книги ярко горели золотистые буквы: «СОНЕТЫ ШЕКСПИРА».
Алексей никогда не брал чужого и не имел привычки без разрешения вторгаться в чужую жизнь и на пару секунд замешкался. И все же решил, что уже сделал достаточно плохого, переступил черту, похитив человека, поэтому заглянуть в чужую книгу не такой уж большой грех.
— Дорогой Лике от любящих родителей, — прочитал вслух Алексей.
Внутри что-то перевернулось. Ее ждут дома, о ней переживают. Ее любят. Он причинил зло не только Лике, но и ее семье. Алексей провел пальцем по белоснежной странице с ровной красивой надписью. Его никто не жал. Никогда.
Пожалуй, эта книга — лучший подарок, о котором он мог мечтать. Подарок от тех, кто любит.
Он отвернулся и уставился в окно, в нем, с обратной стороны этой тесной комнаты сидел черный ворон на ближайшем дереве и смотрел на мир. Ветка наклонилась чуть сильнее и он, распахнув огромные крылья, метнулся в темноту. Эти черные крылья словно подняли завесу, и перед глазами Алексея возник знакомый длинный коридор.
Если память — это лента, ее можно пересмотреть еще раз. Но не всегда этого хочется.
По коридору быстро и торопливо шагала Тамара Петровна, стуча каблуками, — слегка раздраженная с надменным взглядом в черном пиджаке с белыми широкими полосами на карманах и черной юбке. Ее волосы всегда были уложены, свернуты в «ракушку». За ней семенила ее главная помощница — Надя, которая подчинялась ей безоговорочно, была готова выполнить любой приказ.
— Тамара Петровна, нам книжки красивые подарили. Дорогие, — зачастила Надя, смотря на Тамару снизу-вверх. — Боюсь их детям давать. Порвут еще, страницы испачкают. А что мы потом покажем… Наш библиотечный фонд, где он?
— Не давайте.
— Как же, как не давать? — удивилась Надя. — Зачем они тогда? Дети так радовались, когда узнали, что книги везут.
Тамара Петровна резко развернулась, от чего Надя почти врезалась в нее и опустила взгляд.
— Я сказала, не давайте! — она грозно сверкнула глазами.
В поле ее зрения попал маленький мальчик с книжкой в руках.
— Иди сюда. Живее, — приказала она, подзывая движением руки.
Алексей увидел ее и неспешно и запуганно подошел. Будет ругать. Опять. Без причины.
Холодные глаза Тамары Петровны впились в ребенка.
— Что это?
Мальчик спрятал книгу за спину.
— Книга, Тамара Сергеевна.
— Тамара Петровна. Запомни уже, наконец! — она закипала от злости. — Где взял?
— В библиотеке.
Тамара Петровна перевела негодующий взгляд на Надежду. Недосмотрела за книжным сокровищем библиотеки.
— Это из новых?
Надежда виновато кивнула.
— Отдай! Не для вас эти книги.
Директриса с силой выдернула книгу из детских рук и всучила ее Наде.
— И больше не бери.
Алексей расстроенно заглянул в ее глаза, пылающие ненавистью и пренебрежением, и убежал.
Воспоминание оборвалось. Спустя много лет он опять держал ту самую книгу в руках. Благодаря своему врагу или тому, кого искренне считал врагом. Улыбнувшись, Алексей положил книгу на стол.
Голова раскалывалась пополам. Боль тонкой ниточкой проникала в каждую клетку, в каждую сторону и затягивалась в прочный узел. В ушах звенело, словно где-то поблизости кто-то бил в колокол.
Лика открыла глаза, над головой зашаталось бело-серое небо. Прищурившись, она поняла, что это штукатурка. Она резко села и замычала от боли. Все существующие нейронные связи разрывались в ее голове и строились заново, она словно впервые чувствовала все виды боли.
Боль не стихала и не давала возможности осознать происходящее, как будто длинные полосы тумана заволокли ее сознание.
Смутные образы вчерашнего вечера проскользнули в голове: разговор с Варварой Архиповной, улица, звонок брата. Потом все воспоминания обрывались, и разум погружался во мрак.
Лика зажмурилась и открыла глаза шире. Вокруг был совсем незнакомый интерьер: серо-зеленые стены, три кушетки с красно-черными покрывалами, шкафы в углу с каким-то хламом, поставленные так небрежно, словно их запихнули на какой-то склад. Везде было грязно: слой пыли лежал на скрипучих коричневых половицах, на подоконнике, на полках. Это была явна комната в заброшенном здании.
«Что я здесь делаю и где это — здесь?»
Обрывки мыслей витали в голове, но никак не складывались воедино. Жуткий холод внезапно окутал комнату, словно клинком врезался в нее.
Лика повернулась. В полуразваленное окно стучался утренний ледяной ветер, проникая сквозь его трещины. От этих порывов ветра в голове стало яснее. Лика стала отчетливее понимать — она в опасности.
Вслед за ледяным ветром появились первые капли дождя, которые усиливались. Звук дождя, прервавший сонную тишину, позволил Лике связать все события и понять суть происходящего.
Осознание. Ужас. Страх.
Ее похитили. Убийца? Серийный маньяк? Грабитель?
Мысли стали быстрее, каждая последующая хуже предыдущей.
Лика подскочила и споткнулась о кучу каких-то тряпок. В комнате было очень темно, свет за окном был тусклым, серым, все меркло в этой слепой темноте.
Лика заметила огромную деревянную дверь и несколько раз толкнула ее. Она была заперта.
Пожалуй, первое, что пришло в голову. Сбежать.
Она хотела закричать, но голос от нервного напряжения исчез. Ее похитили из-за расследования.
«Егор! Он наверно с ума сошел… Он убьет меня, — подумала Лика. — Если найдет. Если здесь не убьют».
Слезы непроизвольно полились из глаз. Безысходность и беспомощность. Неизвестность грядущего.
Дождь усилился.
Лика в унисон дождевым каплям забарабанила в дверь.
— Эй! Кто-нибудь! Помогите! Выпустите меня! Эй!
Она не понимала, своим криком делает лучше или хуже, и кто может услышать ее в заброшенном доме. Но дождевой шум сводил с ума.
Лика стала сильнее стучать в дверь.
— Помогите!
Где-то за дверью, в соседней комнате, словно в другой реальности — в абсолютном спокойствии и размеренном и привычном ритме жизни Алексей заваривал чай.
Дождь стоял стеной, полностью закрывая собой дневной свет и от этого комната оставалась в полумраке. Но Алексей не торопился зажигать свет. Не было ничего хорошего, на что можно любоваться при ярко зажженных лампочках. Одиночество и убогость. Грусть и тоска.
Он услышал бурное пробуждение пленницы, но никак не отреагировал.
Крик становился громче, шум раздражал его. Он начинал злиться. Алексей привык к одиночеству и всегда раздражался, когда его призрачный мир, пространство разрушали.
Он резко схватил чайник и обжег палец.
— Да заткнись ты, — сказал Алексей, прикладывая палец к уху. Его не предупреждали, что она будет буйствовать.
— Помогите! Выпустите меня!
Дождь барабанил в окно, она стучала в дверь — эта какофония сводила с ума.
Алексей быстро подошел к двери и резко открыл ее. От неожиданности Лика почти упала на него, но вовремя спохватилась и попятилась назад.
— Помогите….
Она наивно подумала, что ее пришли спасать, но через пару мгновений все поняла. Алексею показалось, что она его узнала и сейчас вспоминает его имя. И к его удивлению, ей стало … легче.
— Это вы…
Он не понял, она имеет в виду: Алексея и Арсения вдвоем или это вежливость. Или страх.
— Что вы хотите? — в ее голосе было возмущение. Ну и наглая девица!
Молчание тянулось.
— Эй!
«Да откуда у нее такая смелость?» — подумал Алексей.
Глаза Алексея злобно сверлили ее ясно-голубые, чистые как озера, в которых отражалось недоумение и тревога.
Она была беззащитной и совсем не похожа на плохого человека, но все же Алексей испытывал ненависть. Он взбесился от того, что где-то в глубине сознания чувствует раскаяние. Он сжал кулаки.
— Где я?
Лика его узнала. И имя его она точно помнила. Это был мальчик с фотографии Тамары Петровны. Взрослый мальчик. Похититель. Узнала и в душе облегченно вздохнула. Это не маньяк.
— Выпусти меня! — она схватила его за руку.
Страх, сжимавший ее изнутри все это время, исчез. Отступил. Она его совсем не боялась и даже не могла понять почему, словно все инстинкты отключились. Словно он ее приятель и миссия у них одна. Его глаза были полны отчаяния, боли, обиды и при этом были лишены той жуткости, того ужаса, который обычно вселяют злодеи. Он был добрым. В глубине своей затуманенной души.
— Выпусти! — повторила она. Смелее. В ответ — суровое молчание.
Алексей сделал несколько шагов назад, почти отвернулся.
— Меня уже ищут. Я журналистка…
Слово резануло слух. Он вспомнил статью, и вся неприязнь к девице воскресла с новой силой. Алексей и позабыл о ее беззащитности.
Терпение лопнуло. Он резко развернулся и кинулся к пленнице, схватив ее за горло. Он прижал ее так быстро к стене, что Лика не успела моргнуть. От неожиданности Лика ударилась головой об стену. Боль, что свирепствовала утром, вернулась. А ведь она почти забыла о головной боли.
— Отпусти меня!
Лика впилась ногтями в руку Алексея, пытаясь причинить хоть немного боли в ответ. Она пыталась схватить ртом воздух, освободиться. Но цепкая рука была гораздо сильнее. А глаза как логово дьявола…. Безумные.
Злость и ярость одолели его, он словно не слышит чьих-то просьб, перед его глазами одна и та же картина — тело друга в крови.
— Ты, — зашипел он, продолжая душить Лику. — Ты оболгала… Осквернила память… А он был честным и порядочным человеком…
Алексей вздыхает и отпускает. Его гнев прорвался сквозь блокаду и превратил его в настоящего зверя.
Лика согнулась, сползла на пол и закашляла. Слезы опять полились так же быстро, как и дождь за окном.
— Это не повод меня убивать, — прохрипела она.
Эмоции переполняли Алексея. Она была права, права в своей невиновности. И вместе с тем виновата в своей правоте. Это бесило больше всего.
«Я все делаю правильно», — убеждал он сам себя.
— Зачем ты в чужие дела полезла? Прославиться захотела? Денег? Да тебя убить мало. Стерва.