Вместе с туземцем путешественники вернулись к Роберту. Талькав молча положил ладонь ему на голову. Затем он внимательно осмотрел мальчика, ощупал ушибы и ссадины на его теле, после чего сорвал на берегу ручья несколько стеблей дикого сельдерея. Вернувшись, он принялся растирать ими тело Роберта. Теперь мальчику требовалось только несколько часов покоя, чтобы встать на ноги.
Было решено на день и ночь остаться в долине. Ни припасов, ни мулов у них больше не было, но зато появился Талькав, опытный проводник. Именно он взялся снабдить всем необходимым экспедицию и для этого предложил отправиться в индейскую деревню вверх по течению ручья.
Полтора часа лорд, Роберт и Паганель двигались стремительным шагом, едва поспевая за великаном-патагонцем. Местность у подножия Кордильер была живописна и замечательно плодородна. Широкие озера, соединенные между собой сетью речек и ручьев, питали влагой зеленые равнины. В этом влажном царстве плавали черноголовые лебеди и бродили страусы нанду, скрытые по пояс высокой травой. Серые с белыми полосами на шее горлицы и желтые кардиналы красовались на ветвях деревьев, словно живые цветы, а певчие птицы наполняли воздух пронзительным щебетом.
Тольдерия, как называют свои поселения туземцы, располагалась в глубине долины, стиснутой отрогами Анд. Здесь обитали около тридцати индейцев-кочевников, которые пасли стада коров, быков, лошадей и овец.
Талькав взялся вести переговоры и добился успеха. За семь низкорослых лошадок с полной сбруей, сто фунтов вяленого мяса, несколько мер риса и десяток бурдюков для воды индейцы запросили двадцать унций золота. Вскоре все трое вернулись в лагерь, где их встретили восторженными криками.
Паганель словно сделался тенью Талькава: наконец-то он видел живого патагонца. Француз то и дело осыпал невозмутимого туземца испанскими фразами, и тот терпеливо выслушивал его и отвечал.
– Если я не добьюсь совершенства в произношении, будьте снисходительны ко мне, – заметил географ. – Кто мог предвидеть, что испанскому языку меня будет обучать патагонец!
16Рио-Колорадо
22 октября в восемь утра Талькав подал сигнал к отправлению. Теперь путешественникам предстояло спускаться по отлогому склону к побережью. За минуту до начала похода Талькав свистнул, и в тот же миг из соседней рощицы появился рослый конь аргентинской породы. Это было поразительно красивое животное караковой масти, сильное и гордое. Конь отзывался на кличку Таука, что означает «птица», и был вполне достоин этого имени.
Талькав оказался великолепным наездником и охотником. К его седлу были приторочены предметы, которыми широко пользуются жители аргентинских равнин: лассо и болас – грозное оружие, состоящее из трех каменных шаров, соединенных длинным кожаным ремнем. Снаряжение патагонца завершал длинноствольный карабин.
Покинув долину у подножия гор, отряд оказался в краю сыпучих песчаных дюн, где в воздухе постоянно висела мельчайшая пыль, проникавшая в глаза и нос. Однако путешественники быстро продвигались вперед, и к шести часам вечера Кордильеры лишь смутно маячили на горизонте.
На привал остановились на берегу быстрой и мутной реки Неукен, стиснутой меж высоких красноватых утесов. А к вечеру следующего дня горизонт затянули тучи. Патагонец, взглянув на географа, указал на западную часть неба.
– Боюсь, – проговорил Паганель, обращаясь к спутникам, – погода начинает портиться…
Он не ошибся: к полуночи задул бешеный ветер. Лошади улеглись на землю, люди сбились в кучу. Однако неожиданно ветер стих, и остаток ночи прошел спокойно.
До места, где река Рио-Колорадо пересекается с тридцать седьмой параллелью, оставалось около трех дней пути. Гленарван нетерпеливо ждал встречи с туземцами, надеясь получить хоть какие-нибудь сведения о капитане Гранте. Однако их маршрут пролегал по безлюдным местам, редко посещаемым бродячими индейцами.
Талькав не задавал вопросов о маршруте, хотя и догадывался, что отряд не ставит своей целью добраться до какого-либо города. Каждое утро путники начинали двигаться навстречу восходящему солнцу и в течение дня не меняли направления. Вечером заходящее солнце всегда стояло у них за спиной. Но если патагонец и дивился этому, то не подавал виду. И все же в тот день, когда отряд достиг широкой дороги, по которой пастухи перегоняли скот, Талькав остановил коня и, обращаясь к Паганелю, проговорил:
– Это дорога в Кармен.
– Я знаю, – ответил географ.
– Мы повернем туда? – спросил индеец.
– Нет.
– Куда же мы идем?
– На восток.
– Тогда мы никуда не попадем.
В этот момент лорд Гленарван, приблизившись к Паганелю, спросил, почему проводник остановился.
– Нашего друга интересует, куда мы направляемся, – пояснил Паганель.
– Ну что ж, наш маршрут и в самом деле должен казаться ему странным, – заметил Гленарван. – Послушайте, а почему бы вам не рассказать патагонцу о цели нашей экспедиции?
– Индейцы понятия не имеют о географических координатах, а история с бутылкой и посланием покажется ему сказкой, – ответил Паганель.
– Тогда попытайтесь растолковать ему все как можно проще!
Такое объяснение потребовало немалого труда, и географу то и дело приходилось прерывать свою речь отчаянной жестикуляцией. Талькав невозмутимо следил за муками ученого. Наконец Паганель умолк и вопросительно уставился на туземца.
Талькав стоял совершенно неподвижно. На лице майора Макнабса появилась ироническая улыбка, и Паганель, задетый за живое, собрался было снова взяться за разъяснения, но индеец жестом остановил его.
– Вы… ищете пленника? – проговорил он.
– Верно! – оживился Паганель.
– Он должен находиться на прямом пути, который ведет от заходящего солнца к восходящему?
– Сущая правда…
– Тогда, если нужно, мы будем идти до самого солнца, – торжественно произнес Талькав.
Паганель пришел в восторг и тотчас перевел слова патагонца. Самое время было расспросить Талькава, не доводилось ли ему слышать о каких-либо чужестранцах, томящихся в плену у индейцев.
– Кое-что, – кратко отвечал патагонец.
Паганель, волнуясь и с трудом подбирая слова, продолжал задавать вопросы:
– Кто был этот пленник?
– Белый мужчина. Говорят – настоящий храбрец.
– Мой отец! – воскликнул Роберт Грант, а затем, обращаясь к Паганелю, спросил: – Как сказать по-испански: «Это мой отец»?
– Es mi padre, – ответил географ.
Роберт схватил Талькава за руки и с глубоким чувством произнес:
– Es mi padre!
– Твой отец? – удивился патагонец.
Умное и спокойное лицо индейца выразило сочувствие.
Однако Паганель еще не закончил. Он выпаливал свои вопросы, и ответы следовали незамедлительно.
Так все узнали, что европеец поначалу был захвачен в плен одним из племен, кочующих по равнине между реками Колорадо и Рио-Негро.
– А где он находился в последнее время? – спросил Паганель.
– У вождя Кальфоукоура, – ответил Талькав.
– Это далеко от нашего маршрута?
– Близко.
– А что за человек этот вождь?
– Он правит племенем пойуче. Это человек с двумя языками и двумя сердцами.
– То есть двуличный как в словах, так и в делах, – кивнул Паганель. – Сможем ли мы спасти нашего друга?
– Может быть, если он все еще там. Я слышал о нем давно. С тех пор солнце дважды посылало лето в пампу.
– Талькав, вы говорили об одном пленнике. Разве не было других?
– Этого я не знаю…
Возможно, пленников с самого начала разлучили. Но гораздо важнее было другое: среди индейцев все еще ходили слухи о европейце, попавшем к ним в плен. Время, когда это случилось, место, куда доставили пленника, и даже упоминание о его мужестве – все это, без сомнения, относилось к капитану Гарри Гранту.
Отряд с новой энергией устремился на восток. Путь пролегал по глинистой равнине, отшлифованной ветрами: ни камня, ни россыпей гравия. Вода была лишь в небольших прудах, вырытых индейцами для водопоя скота. Изредка встречались заросли кустарников; среди них поднимались белые стволы рожковых деревьев, чьи плоды были наполнены освежающей мякотью.
День 26 октября выдался нелегким. Путешественники рассчитывали к вечеру добраться до Рио-Колорадо и с самого утра гнали коней, пока на горизонте не заблестели заводи одной из красивейших рек пампы.
Паганель первым делом сбросил одежду и погрузился в красноватые воды реки. Течение оказалось таким быстрым, что лошади не решались пуститься вплавь. К счастью, двигаясь вверх по течению, путешественники обнаружили подвесной мост, построенный индейцами из ветвей, скрепленных ремнями, и перебрались по нему на левый берег.
Следующие два дня прошли без приключений. На закате лошади остановились на берегу большого озера Лаукем, горькая вода которого содержит много минеральных солей. Ночь была бы спокойной, если бы не обезьяны сапажу и дикие собаки. Многочисленные животные устроили настоящий концерт, который долго не давал путникам уснуть.
17Пампа
Пампа раскинулась от тридцать четвертого до сорокового градуса южной широты. Слово «пампа» означает «низменность, поросшая травой». Роскошные луга, перемежающиеся рощицами акаций, придают западной части пампы неповторимый облик. Климат здесь не такой мягкий, как на побережье, и отличается суровой зимой и знойным летом. И сейчас, в октябре, погода стояла совершенно сухая и чрезвычайно жаркая.
На рассвете отряд снова выступил в путь. Лошади шли бодрым шагом среди высокой травы. Все реже и реже встречались водоемы. Талькав постоянно держался впереди, обследуя кустарники и распугивая чолинас – опасных змей, от укуса которых в течение часа погибает даже бык.
На ночлег отряд остановился у заброшенного ранчо – глинобитной хижины, обнесенной полусгнившим частоколом. В нескольких шагах от хижины была вырыта яма, в прошлом служившая очагом. Внутри жилища имелась скамья, покрытая бычьей шкурой, котелок, вертел и чайник для матэ – напитка из листьев одного из южноамериканских деревьев. Талькав приготовил несколько чашек этого чая, и путешественники с удовольствием запили им ужин.