Вождь носил зловещее имя Кай-Куму, что на маорийском наречии означает «Пожирающий врагов». Он был отважен, смел, но его жестокость можно было сравнить только с его доблестью, и ждать пощады от такого человека не приходилось. За его голову губернатор Новой Зеландии назначил немалую награду.
С той минуты как пирога отчалила от берега, маорийские воины обменялись всего несколькими фразами, однако Гленарван понял, что английский язык им знаком.
– Что ты намерен сделать с нами, великий вождь? – спросил он у Кай-Куму.
Глаза Кай-Куму блеснули.
– Я обменяю тебя на своих, если ваши захотят взять тебя. И убью тебя, если они откажутся.
Должно быть, какие-то маорийские воины попали в плен к англичанам и туземцы рассчитывали освободить их путем обмена. Это означало, что шанс на спасение существует.
Тем временем лодка плыла вверх по реке, которой маори гордятся не меньше, чем немцы Рейном, а славяне – Дунаем. На протяжении двухсот миль она несет свои воды через самые плодородные и живописные местности Северного острова – по провинциям Веллингтон и Окленд. Ее именем называют себя прибрежные туземные племена. В устье Уаикато никогда не заходят чужеземные суда, лишь пироги островитян рассекают острыми носами ее волны.
Обо всем этом знал Паганель, которому было известно и то, что ни один естествоиспытатель не поднимался по Уаикато выше места ее слияния с Вайпой. Но куда вождь везет своих пленников? Даже географ не смог бы ответить на этот вопрос, если бы его внимание не привлекло прозвучавшее в речи маори слово «Таупо». Взглянув на карту, он обнаружил, что это название озера, расположенного в самой гористой части острова, и река Уаикато берет в нем свое начало. Перейдя на французский, чтобы дикари не поняли его, Паганель попросил Джона Манглса определить скорость движения пироги. Тот ответил, что она составляет примерно три мили в час.
– В таком случае, – сказал географ, – если мы будем останавливаться на ночевку, наше путешествие продлится не меньше четырех дней.
Несколько разрушенных хижин, видневшихся на берегу, свидетельствовали о недавних сражениях. Селения казались покинутыми, и лишь птицы нарушали тишину этих обезлюдевших мест. Кай-Куму велел выдать пленникам их собственные съестные припасы, захваченные еще ночью. Сам великий вождь, его воины и гребцы довольствовались обычной туземной пищей – съедобными побегами папоротника, печеными кореньями и местным сладким картофелем, который разводят на обоих островах Новой Зеландии.
Солнце уже наполовину скрылось за горизонтом, когда пирога причалила к берегу, заваленному камнями вулканического происхождения, принесенными течением Уаикато. Здесь росло несколько деревьев. Кай-Куму приказал высадить пленников на берег. Мужчинам связали руки, но женщин оставили свободными. Пленников поместили в центре лагеря, а вокруг разожгли костры, которые горели всю ночь.
На следующий день пирога понеслась вверх по течению еще быстрее. К отряду Кай-Куму присоединилась еще одна пирога с десятью туземцами.
Под вечер вождь велел причалить к узкой береговой полосе, над которой нависали горные отроги. Там уже расположились на ночлег около двадцати туземцев, также прибывших на пирогах. К Кай-Куму неторопливо приблизился еще один вождь, должно быть, столь же знатный, и дружески приветствовал его, потершись носом о нос. Пленников снова поместили в центре лагеря и приставили к ним бдительную стражу, а ранним утром маори опять двинулись вверх по течению Уаикато. Из мелких притоков одна за другой появлялись все новые лодки с десятками воинов и присоединялись к вождям. Это были участники последних боев с англичанами, которые возвращались к себе в горы. Теперь пироги шли по реке подобно военной эскадре в походном строю и над гладью воды взмывал гортанный голос певца, будя эхо в горах.
Около четырех часов пополудни флагманская пирога вошла в узкое ущелье. Сотни гейзеров и горячих ключей вдоль берегов то курились паром, то извергали фонтаны кипящей воды. Целых две мили пирогам пришлось плыть в духоте сернистых испарений, пока не повеяло чистым горным воздухом. До конца дня «эскадра» преодолела еще две стремнины, а когда вечером Кай-Куму приказал остановиться на ночлег, она находилась уже в сотне миль от места слияния Вайпы и Уаикато.
На следующее утро на правом берегу реки показалась гора, и Жак Паганель, справившись по карте, выяснил, что это вершина Таубара. К полудню флотилия пирог вошла в озеро Таупо через один из речных рукавов. Туземцы восторженно приветствовали цветастый лоскут, болтавшийся на крыше одинокой хижины, – то был их национальный флаг.
7Крепость на озере
Это необычное озеро туземцы назвали Таупо. На его западном берегу громоздились остроконечные скалы, а на севере виднелись несколько горных вершин, поросших лесом. Восточный берег Таупо оказался широким и пологим; среди зарослей кустарника вилась дорога, а на юге, за чащей лесов, возвышались конические вершины вулканов.
Пирога Кай-Куму пересекла небольшую бухту, обогнула острый мыс и причалила у подножия горы Манго. Здесь повсюду тянулись заросли формиума – новозеландского льна, стебли которого используются для изготовления веревок, канатов и сетей. В легкие и прочные ткани из формиума одеваются самые знатные маори.
На крутом склоне виднелось укрепленное селение маори – сами они называют такие поселки-крепости «па». Пленников высадили из пироги и, сняв путы, повели к горе. Тропа, вьющаяся среди формиума, затем свернула в густые заросли. При приближении людей в воздух взвилась целая туча голубей и скворцов с красноватыми хохолками.
Крепость была обнесена частоколом из крепких кольев футов в пятнадцать высотой и двойной оградой из переплетенных ивовых прутьев с проделанными в ней бойницами. Внутри располагалось около четырех десятков хижин и несколько более крупных построек. Жуткое впечатление произвели на пленников отрубленные головы врагов, водруженные на колья второго частокола. Приглядевшись, Паганель понял, что многие из них были англичанами.
Жилище Кай-Куму находилось в глубине па. Перед резиденцией вождя простиралась утоптанная площадка. Само жилище было построено из прочных кольев, оплетенных ветвями. Окон не было, а отверстие, служившее дверью, закрывала плотная циновка. Тростниковую крышу поддерживали стропила с вырезанными на выступающих концах фигурами языческих божеств и затейливыми орнаментами. Постелями служили деревянные решетки, покрытые матрацами из сухого папоротника. В центре хижины виднелся очаг – яма, обложенная плоскими камнями. Дым выходил через отверстие в крыше. Рядом с хижиной Кай-Куму находились кладовые, поодаль, в загонах, содержались свиньи и козы; повсюду бродили тощие собаки.
На площадке собралось до сотни маори. Кай-Куму предстояло сообщить соплеменникам горестную весть. Из двухсот воинов, выступивших под его началом, осталось всего пять десятков. Трудно передать отчаяние и ярость, охватившие туземцев. Брань маори становилась все более злобной, а жесты все более угрожающими. В любую минуту обезумевшая толпа могла наброситься на пленников.
Наконец Кай-Куму приказал отвести пленников в святилище, расположенное на площадке, которая заканчивалась глубоким обрывом. В этом туземном храме пленники утомленно растянулись на циновках из формиума. Леди Элен склонилась на грудь мужа, и Гленарван крепко обнял ее.
– Крепись, моя дорогая, – прошептал он.
– Эдуард, – воскликнула она, протягивая мужу заряженный револьвер, – ни я, ни Мэри Грант не должны живыми попасть в руки дикарей! Обещай мне…
– Спрячьте оружие, Гленарван, – торопливо шепнул майор. – Сюда идут!
В мгновение ока револьвер исчез под одеждой Гленарвана. И в ту же секунду в святилище вошел туземец и знаком предложил пленникам следовать за ним.
Кай-Куму сидел на площади в окружении воинов племени. Среди них пленники узнали того маори, чья пирога присоединилась к пироге вождя. Звали его Кара-Тете, что означает «Вспыльчивый». Татуировка на его лице и теле показывала, что он занимает высокое положение.
– Ты англичанин? – обращаясь к Гленарвану, спросил Кай-Куму.
– Да.
– А твои спутники?
– Такие же англичане, как и я. Мы – путешественники, потерпевшие кораблекрушение. Никто из нас не принимал участия в войне.
– Это не имеет значения! – резко вмешался Кара-Тете. – Все англичане – враги…
– Слушай же! – продолжал вождь. – Тогонга, верховный жрец бога Нуи-Атуа, попал в руки твоих собратьев, теперь он пленник. Если бы это было в моей власти, я бы вырвал твое сердце… но Нуи-Атуа сказал свое слово! Согласятся англичане обменять тебя на Тогонга?
– Я не знаю, – проговорил Гленарван.
– Стоит твоя голова головы Тогонга?
– Я не вождь и не служитель бога. Может быть, на всех нас, вместе взятых.
– Мы, маори, меняем голову на голову.
– Тогда предложи англичанам обменять твоего жреца на этих двух женщин, – произнес лорд, указывая на Элен и Мэри Грант. – Это знатные особы…
Вождь холодно взглянул на пленника и ткнул пальцем в сторону леди Элен.
– Лжец! – воскликнул он. – Ты думаешь, Кай-Куму слеп? Это твоя жена!
Неожиданно Кара-Тете кинулся к Элен с воплем:
– Теперь она моя, моя!
– Эдуард! – вскрикнула несчастная женщина.
Грянул выстрел, и Кара-Тете замертво рухнул ей под ноги.
Туземцы высыпали из хижин и мигом заполнили площадку. Кто-то вырвал револьвер у Гленарвана. Однако Кай-Куму бросил на лорда странный взгляд, а затем вскинул руку и громовым голосом прокричал:
– Табу!
Услышав это слово, толпа маори замерла. Спустя несколько минут пленников вновь отвели в ставшее тюрьмой святилище. Однако Роберта и Жака Паганеля с ними больше не было.
8Бегство
Табу, наложенное вождем на пленников, спасло их от слепой ярости воинов – они стали неприкосновенны. Однако Гленарван считал, что кары не избежать, и надеялся, что гнев Кай-Куму обрушится на него одного. Думал он лишь о просьбе Элен, о ее желании умереть, избежав пыток и рабства. Роберт и Паганель исчезли; с десяток вооруженных воинов бдительно охраняли вход в святилище.