– Сэр, конечно нет. Мне кажется, что и вам было суждено спасти меня только для того, чтобы я завершил дело своей жизни.
– Будущее в наших руках! – проговорил Гленарван. – Попробуем вместе осуществить вашу мечту, капитан… А теперь мы готовы выслушать вашу историю.
– В ночь с 26 на 27 июня 1862 года, – начал Гарри Грант, – «Британия», потеряв управление, разбилась о скалы близ острова Марии-Терезии. Моя команда практически полностью погибла. Лишь матросам Бобу Лирсу, Джозефу Беллу и мне удалось достичь берега. Земля, приютившая нас, представляла собой необитаемый островок длиной в пять и шириной в две мили. Здесь росло несколько деревьев, имелся источник пресной воды. Мы не пали духом и приготовились к упорной борьбе за жизнь. Мы начали с того, что подобрали все обломки судна, инструменты, небольшое количество пороха, оружие и мешок с зерном, представлявшим для нас главную драгоценность. Первые недели были отчаянно тяжелыми, но вскоре охота и рыбная ловля обеспечили нас пищей. Спасенные с судна астрономические приборы помогли точно определить, где расположен наш островок. Именно тогда я понял, что только счастливый случай может прийти нам на выручку.
Мы трудились не покладая рук. Уже вскоре несколько акров земли были обработаны и засеяны. Картофель, цикорий и щавель сделали разнообразнее нашу скудную пищу. Со временем появились и другие овощи. Мы поймали и приручили нескольких козлят – и в результате были обеспечены молоком и маслом.
Затем из выброшенных на берег обломков «Британии» мы выстроили этот домик, покрыли его просмоленной парусиной и благополучно пережили период дождей. Не раз я был готов пуститься в море на лодке, сделанной из плавника и корабельных досок, но ближайшая земля – архипелаг Паумоту – находилась от нас в полутора тысячах миль. Как часто, стоя на береговых скалах, мы мечтали увидеть в морской дали очертания судна! Но за все это время лишь два-три раза на горизонте показались паруса, да и те вскоре исчезли. Так минуло два с половиной года. Мы перестали надеяться, но вчера, взобравшись на самую высокую гору, я увидел на западе легкий дымок, который постепенно приближался. Вскоре я уже мог различить судно, которое направлялось к острову.
Это был мучительный день! Мои товарищи развели костер на одной из здешних вершин. Наступила ночь, но с яхты не давали знать, что заметили нас, и я больше не колебался. Тьма сгущалась, а судно могло ночью покинуть эти воды. Я бросился в воду и поплыл. Я был уже в каких-нибудь тридцати саженях от судна, когда оно вдруг поменяло галс и начало удаляться. Вот тогда-то я и стал кричать…
Мне пришлось вернуться на берег. Мы не сомкнули глаз до утра и чувствовали себя обреченными на одиночество. Но наступил рассвет, и мы увидели, что судно еще находится вблизи побережья, а затем от него отчалила шлюпка… Какая это была радость! Когда же я понял, что в лодке находятся мои дорогие дети… о, это был самый счастливый миг моей жизни!
Только теперь капитан узнал, что обязан спасением тому самому документу, который через неделю после крушения запечатал в бутылку и доверил морю, не питая никаких особых надежд.
Жак Паганель, выслушав рассказ Гранта, нетерпеливо воскликнул:
– Капитан, но скажите мне ради всего святого, что вы в действительности написали в вашем послании? Ведь полный текст так до нас и не дошел!
– Извольте, – ответил Гарри Грант. – Я вложил в бутылку послания, написанные на трех языках. Какой из трех вас интересует?
– Пусть будет французский, – предложил лорд Гленарван, – он сохранился лучше других, и наше толкование основывалось на нем.
– Дословно: «27 июня 1862 года трехмачтовое судно «Британия» из Глазго потерпело крушение в тысяче пятистах лье от Патагонии, в Южном полушарии. Два матроса и капитан Грант добрались до острова Табор…»
– Как?! – вскричал географ.
– «…и там, постоянно испытывая жестокие лишения, они бросили в море этот документ на 153° западной долготы и 37° 11´ южной широты. Окажите им помощь, или они погибнут».
Паганель сорвался с места:
– Но почему Табор? Ведь это остров Марии-Терезии!
– Вы совершенно правы, господин Паганель, – кивнул капитан Грант. – На английских и немецких картах он обозначается как остров Марии-Терезии, а на французских – как остров Табор.
– Как видите, капитан, – сказал Макнабс, – наш Паганель был не далек от истины. Последовательно Патагония, Австралия и Новая Зеландия казались ему бесспорным местонахождением потерпевших крушение. Слово «contin…», которое он вначале истолковал как «континент», превратилось впоследствии в «continuelle», то есть «постоянно», «indi…» означало сначала индейцев, а затем туземцев, пока наконец не было правильно расшифровано как «indigence» – «лишения». И только обрывок слова «…abor» ввел его в заблуждение. Наш друг упрямо считал его частью французского глагола «aborder», означающего «причаливать», тогда как это было название острова Табор, где вы трое нашли приют. Ошибка эта, впрочем, простительна, поскольку на корабельных картах «Дункана» островок, на котором мы только что отобедали, значится под именем императрицы Марии-Терезии…
– Не оправдывайте меня, майор! – завопил Паганель, хватаясь за волосы. – Я обязан был помнить об этом двойном наименовании! Это позорная ошибка! Я обесчещен навеки!
– Мсье Паганель, успокойтесь! – вскричали все хором.
Лица детей капитана Гранта сияли, Джон Манглс не сводил влюбленных глаз с Мэри, а леди Гленарван, улыбаясь, держала мужа за руку. Ученый, устыдившись собственной вспышки, быстро пришел в себя и наконец-то улыбнулся:
– Все хорошо, что хорошо кончается!
Шлюпка возвратилась на яхту, и Гленарван сразу же отдал приказ высадить бывшего боцмана на остров. Но перед этим Айртона привели на ют, и лорд сказал:
– Я поступаю в соответствии с нашим договором. Чудеса случаются редко, и вряд ли вам, Айртон, удастся выбраться отсюда. Но вы не будете полностью отрезаны от мира, как это случилось с капитаном Грантом. Мне известно, где вы находитесь, и, возможно, я выберу время, чтобы нанести вам визит.
– Буду признателен, сэр, – сухо произнес Айртон.
То были последние слова, которыми обменялись лорд Гленарван и бывший боцман.
На остров были отправлены несколько ящиков с консервами, одежда, инструменты, оружие, а также запас пороха и пуль. Команда и пассажиры собрались на палубе. Мэри Грант и леди Элен не могли скрыть волнения.
Наконец Гленарван подал команду и шлюпка отчалила от яхты. Айртон снял шляпу и молча поклонился.
Было четыре часа пополудни, и с юта пассажиры могли различить фигуру бывшего боцмана, поднявшегося на прибрежную скалу. Взгляд его не отрывался от «Дункана».
– Снимаемся, сэр? – спросил Манглс.
– Да, Джон, – взволнованно ответил Гленарван.
– Полный вперед! – скомандовал молодой капитан механику.
Эпилог
Через одиннадцать дней показались берега Южной Америки, а 19 марта яхта бросила якорь в бухте Талькауано. «Дункан» вернулся сюда после пятимесячного плавания, во время которого совершил кругосветное путешествие. Участники экспедиции побывали в Чили, в Аргентине, в Атлантическом океане, на островах Тристан-да-Кунья, в Индийском океане, на архипелаге Амстердам, в Австралии, Новой Зеландии, на острове Табор и в Тихом океане. Они возвращались на родину, достигнув цели.
Пополнив запасы угля и продовольствия, «Дункан» направился вдоль берегов Патагонии, обогнул мыс Горн и вышел на просторы Атлантического океана. А через пятьдесят три дня Джон Манглс заметил огни маяка на мысе Клир. Яхта пересекла Ирландское море и 10 мая уже находилась в заливе Клайд. В одиннадцать утра «Дункан» бросил якорь у Дамбартона, а в два часа ночи его пассажиры входили в ворота замка Малкольм-Кастл.
Гарри Грант и оба его товарища спаслись, дочь капитана Мэри стала женой Джона Манглса, а Роберт – бравым моряком. Мечта капитана Гранта нашла отклик и поддержку лорда Эдварда Гленарвана и его верной Элен. Как же сложилась судьба Жака Паганеля?
Ученый стал знаменитостью. Географ был нарасхват и не поспевал отвечать на приглашения. Как раз в это время одна тридцатилетняя девица – она же двоюродная сестра майора Макнабса, – особа чуть взбалмошная, но милая и добрая, очаровалась чудаком-географом до такой степени, что была готова без промедления отдать ему руку и сердце. Добавим, что этой руке принадлежал миллион фунтов стерлингов, но это обстоятельство не относится к области нежных чувств.
Паганель тоже не остался равнодушным к достоинствам мисс Арабеллы, однако объясниться с ней почему-то не спешил. Пришлось майору стать посредником между влюбленными.
– Разве моя кузина вам не по нраву? – строго спросил Макнабс.
– Что вы, майор! Она само совершенство и очарование, – потупившись, ответил Паганель. – И я, пожалуй, был бы только рад найти в мисс Арабелле хоть один крохотный изъян!
– На этот счет можете быть спокойны, – усмехнулся майор, – недостатки у женщин всегда найдутся. Ну что, друг мой, дело решенное?
– Я не смею! – робко пролепетал француз.
– Но почему вы так нерешительны?
– Я недостоин мисс Арабеллы…
Но дотошный майор все-таки загнал географа в угол, и тот, взяв с него клятву молчать, поведал нечто такое, о чем никто из его спутников в путешествии понятия не имел.
– Так вот оно что! – с облегчением воскликнул майор. – Но ведь это же не имеет ни малейшего значения, Паганель!
– Вы уверены?
– Абсолютно. Больше того – благодаря этому забавному… м-м… казусу вы становитесь единственным в своем роде, а как раз о таком муже всегда мечтала моя кузина…
Между майором Макнабсом и Арабеллой состоялся короткий разговор с глазу на глаз. А спустя две недели в Малкольм-Кастле с большой пышностью была отпразднована свадьба Жака Паганеля и мисс Арабеллы. Жених был бледен и застегнут на все пуговицы, а невеста буквально сияла.
Майор был так доволен всем происходящим, что не смог не поделиться тайной Паганеля с гостями. Во время своего трехдневного пребывания у гостеприимного вождя маори Паганель был подвергнут татуировке – и теперь экзотические рисунки покрывали его кожу от шеи до ног. Особенно хороша была геральдическая птица киви с распростертыми крыльями на груди ученого.