– Вы сперва послушайте, Мак-Наббс, а потом пожимайте плечами, – заметил географ. – Я до сих пор молчал, потому что знал, что вы все равно мне не поверите. Говорить было бесполезно, но если я сейчас решаюсь на это, то только потому, что слова Айртона подтвердили мои предположения.
– Итак, вы полагаете, что в Новой Зеландии… – начал Гленарван.
– Выслушайте и судите сами, – отвечал Паганель. – Ведь ошибка, которая спасла нас, была сделана мною не случайно, не без оснований, вернее, «основания». В то время как я писал под диктовку Гленарвана это письмо, слово «Зеландия» не выходило у меня из головы, и вот почему. Помните, когда мы все ехали в фургоне, то Мак-Наббс рассказывал миссис Гленарван о каторжниках, о крушении у Кемденского моста? При этом он дал ей прочесть номер «Австралийской и Новозеландской газеты», где описывалась эта катастрофа. В тот момент, когда я дописывал письмо, газета лежала на полу таким образом, что в ее заголовке можно было прочитать два слога – «ландия». И вдруг меня осенила мысль, что «ландия» документа является частью слова «Зеландия».
– Что такое? – вырвалось у Гленарвана.
– Да, – продолжал Паганель тоном глубокого убеждения, – это толкование не приходило мне в голову. И знаете почему? Да потому, что я изучал французский экземпляр документа, более полный, чем другие, а в нем-то это важное слово как раз отсутствует.
– Ой-ой! Какой вы фантазер, Паганель! – промолвил Мак-Наббс. – Как легко вы забываете свои предшествующие выводы!
– Пожалуйста, майор, я готов отвечать на ваши вопросы.
– Тогда скажите мне, что обозначает слово austral?
– То же, что и раньше: «южные страны».
– Хорошо! А обрывок слова indi, который вы сначала считали частью indiens – «индейцы», а потом частью indigenes – «туземцы»? А теперь как вы его понимаете?
– Третье и последнее толкование таково: оно является корнем слова indigenes – «нужда».
– A contin? Означает по-прежнему «континент»? – воскликнул Мак-Наббс.
– Нет, поскольку Новая Зеландия только острова.
– Тогда как же? – спросил Гленарван.
– Дорогой сэр, я сейчас прочту вам документ в моем новом, третьем толковании, а вы судите сами. Но прошу о следующем: во-первых, постарайтесь забыть, насколько возможно, все прежние толкования и отбросьте предвзятые мнения; во-вторых, имейте в виду, что некоторые места покажутся вам несколько вольноистолкованными; таково, например, слово ago-nie, которое я никак не могу истолковать иначе. Но эти места никакого значения не имеют. К тому же мое толкование зиждется на французском тексте документа, который писал англичанин, а ему некоторые особенности чужого языка могли быть чужды. Теперь, после этого предуведомления, я начинаю.
И Паганель медленно и внятно прочел следующее:
– «Двадцать седьмого июня тысяча восемьсот шестьдесят второго года трехмачтовое судно “Британия”, из Глазго, после долгой агонии потерпело крушение в южных морях, у берегов Новой Зеландии (по-английски Zealand). Двум матросам и капитану Гранту удалось добраться до берега. Здесь, терпя постоянно жестокие лишения, они бросили этот документ под… долготы и тридцать седьмым градусом одиннадцатой минутой широты. Окажите им помощь, или они погибнут».
Паганель умолк. Подобное толкование документа было вполне допустимо. Но именно потому, что оно было столь убедительным, как и первые толкования, оно могло быть столь же ошибочным.
Гленарван и майор не стали его оспаривать.
– А так как следы «Британии» не были найдены ни у берегов Патагонии, ни у берегов Австралии, там, где проходит тридцать седьмая параллель, то все преимущества на стороне Новой Зеландии.
Это последнее замечание географа произвело сильное впечатление на его друзей.
– Скажите, Паганель, – спросил Гленарван, – почему вы почти два месяца держали это новое толкование в тайне?
– Потому что я не хотел зря обнадеживать вас. К тому же ведь мы все равно плывем в Окленд, лежащий на той широте, которая была указана в документе.
– Ну, а потом, когда мы от этого пути отклонились, почему тогда вы тоже молчали?
– Потому что, как бы правильно мое толкование ни было, все равно оно не могло бы помочь спасти капитана Гранта.
– Почему вы так думаете?
– Да потому, что со времени крушения судна прошло два года и капитан не появился, значит он пал жертвой или крушения, или новозеландцев.
– Значит, вы полагаете?.. – спросил Гленарван.
– Я полагаю, что, может быть, мы натолкнемся на какие-либо остатки «Британии», но сами потерпевшие крушение погибли.
– Ни слова об этом, друзья мои, – сказал Гленарван. – Предоставьте мне выбрать подходящий момент, чтобы сообщить эту печальную весть детям капитана Гранта.
Глава двадцатая. Крик в ночи
Команда «Дункана» вскоре узнала, что сообщение Айртона не пролило света на таинственную судьбу капитана Гранта. Все впали в глубокое уныние: ведь на боцмана возлагалось столько надежд, а ему ничего не известно, что могло бы навести «Дункан» на следы «Британии».
Итак, яхта продолжала держаться намеченного курса. Оставалось только выбрать остров, на который можно было бы высадить Айртона.
Паганель и Джон Манглс справились по корабельным картам. Как раз на тридцать седьмой параллели значился уединенный островок Мария-Тереза. Этот скалистый, затерянный среди Тихого океана островок отстоит в трех с половиной тысячах миль от американского побережья и в тысяче пятистах милях от Новой Зеландии. На севере ближайшей к нему землей является архипелаг Туамоту, находящийся под протекторатом Франции; к югу нет никаких земель вплоть до вечных льдов Южного полюса. Ни одно судно не пристает к берегам этого уединенного островка. Никакого отголоска того, что происходит в мире, не долетает до него, лишь буревестники во время дальних перелетов отдыхают здесь, и на множестве карт этот островок, омываемый волнами Тихого океана, вообще не обозначен.
Если где-нибудь на земном шаре и существовало полное уединение, то именно на этом островке, заброшенном в океане, в стороне от всех морских путей. Айртону сообщили о местоположении острова. Боцман согласился поселиться там, вдали от людей, и «Дункан» взял курс к Марии-Терезы. В этот момент яхта находилась как раз на прямой линии от залива Талькауано к острову Марии-Терезы.
Два дня спустя, в два часа дня, вахтенный матрос дал знать, что на горизонте показалась земля. То был остров Марии-Терезы, низкий, продолговатый, едва выступавший из воды, очертаниями своими похожий на огромного кита.
Яхта рассекала волны с быстротой шестнадцати узлов в час и находилась от него на расстоянии тридцати миль. Мало-помалу выступили очертания острова. На фоне заходящего солнца отчетливо вырисовался его причудливый силуэт. Там и сям выделялись невысокие вершины, блестевшие в лучах дневного светила.
В пять часов Джону Манглсу показалось, будто над островом вьется легкий дымок.
– Что это, вулкан? – спросил он Паганеля.
Тот рассматривал остров в подзорную трубу.
– Не знаю, что вам сказать, – ответил географ. – Этот остров малоизвестен, возможно, что он вулканического происхождения.
– Но если остров возник вследствие извержения, то не следует ли опасаться, что следующее извержение разрушит его? – спросил Гленарван.
– Это маловероятно, – ответил Паганель. – Он существует уже несколько столетий, и эго достаточная гарантия его долголетия. А вот остров Джулия, показавшийся из воды Средиземного моря, тот исчез бесследно через несколько месяцев.
– Хорошо, – сказал Гленарван. – Как вы полагаете, Джон, сможем мы подойти к берегу до наступления ночи?
– Нет, сэр. Я не могу рисковать ночью подходить к незнакомому берегу. Я буду крейсировать, делая короткие галсы, а завтра на рассвете мы пошлем туда шлюпку.
В восемь часов вечера остров Марии-Терезы, бывший всего в пяти милях от яхты, казался какой-то удлиненной, едва видной тенью. «Дункан» продолжал приближаться к нему.
В девять часов на островке вспыхнул довольно яркий огонек. Он светился ровным, неподвижным светом.
– Вот что указывает на вулкан, – проговорил Паганель, внимательно всматриваясь вдаль.
– Но на таком близком расстоянии мы должны были бы слышать грохот, сопровождающий извержение, – заметил Джон Манглс, – а восточный ветер не доносит до пас никакого шума.
– Действительно, вулкан блестит, но безмолвствует, – согласился Паганель. – Притом, мне кажется, что этот огонь мигает, словно огонь маяка.
– Вы правы, – отозвался Джон. – А между тем на этих берегах нет маяков. А! – воскликнул он. – Вот второй огонек – теперь уже на самом берегу. Смотрите! Он колышется! Он меняет место!
Джон не ошибался. Действительно, появился второй огонек. Он то потухал, то снова разгорался.
– Значит, остров обитаем? – спросил Гленарван.
– Очевидно, населен дикарями, – ответил Паганель.
– Но в таком случае мы не можем высадить туда боцмана.
– Конечно, нет, – вмешался майор, – это был бы слишком плохой подарок даже для дикарей.
– В таком случае, мы поищем другой необитаемый остров, – сказал Гленарван, который не мог сдержать улыбки на замечание майора. – Я обещал Айртону, что он будет жив и невредим, и сдержу слово.
– Во всяком случае, надо быть настороже, – сказал Паганель, – у новозеландцев, как некогда у жителей Корнуэльских островов, в ходу варварский обычай заманивать к берегам суда с помощью вспыхивающих там и сям огней. Возможно, что туземцам Марии-Терезы знаком этот прием.
– Держись в четверти мили от берега! – крикнул Джон Манглс матросу, стоявшему у руля. – Завтра на рассвете мы узнаем, в чем дело.
В одиннадцать часов Джон Манглс и пассажиры разошлись по своим каютам. На баке прохаживался вахтенный, на корме у румпеля стоял рулевой.
В это время на ют поднялись Мери Грант и Роберт. Дети капитана Гранта, облокотившись на перила, с грустью смотрели на блестевшее фосфорическим светом море и на светящуюся струю за кормой «Дункана». Мери думала о будущем Роберта, Роберт – о будущем сестры. Оба думали об отце. Жив ли еще их обожаемый отец? Неужели надо отказаться от надежды свидеться с ним? Но нет, как жить без него? Что станется с ними? Что было бы с ними и теперь без Гленарвана и его жены?