– Обещаешь, что не скажешь Эри? – прошептал Керо.
– Конечно.
– Я один раз сбежал в город. Эри отпускает меня только в лес и на кладбище – ну, чтобы сделать наброски, – и мне показалось, что я там что-то помню. Вот один дом точно помню. И ещё рынок тоже. Только на меня там коситься начали, и я ушёл. Мне кажется, раньше у меня была жизнь, но Эри это не нравится. Она говорит, что если я вспомню прошлое, я сойду с ума, потому что оно очень страшное.
– А что ты думаешь?
– Не знаю. С одной стороны, мне снятся кошмары, будто я прячусь от какого-то чудовища, а с другой… мне кажется, раньше у меня были друзья. По крайней мере, несколько.
– У меня тоже были друзья. Одна. Подруга. Наверно, сейчас она и рядом со мной стоять не хочет.
– Почему?
– Ну… я же преображённая. А она – мико. Для мико преображённые и ёкаи вообще… скверна. Они считают, что мы уродцы.
– Уродцы? А мне кажется, ты очень даже красивая. Ну, когда я тебя в первый раз увидел, ты и вправду чудовище напоминала, а после бани госпожи Эри намного лучше стало. Хочешь, я тебя нарисую?
Странный комплимент. Не самым приятный, на самом деле. Как бы я не пыталась прятаться от этих мыслей, где-то внутри всё-таки сидело это гаденькое чувство – все вокруг красивей. Я уже смирилась с тем, что родилась… неказистой. И глаза недостаточно выразительные, и кожа недостаточно чистая, и волосы не блестят, и телосложение неженственное…
Надо мириться дальше. Я же «очень даже красивая»… Но ведь голова-то у меня есть! И соображать эта голова умеет, я ещё покажу, как!
– Ну… А ты можешь? – хмыкнула я.
Он подскочил и вытянул из закромов пергамент. Тут же позаботился об угольках, чернилах и кисточке, достал маленькую дощечку и, устроившись напротив, быстро принялся рисовать. Я постаралась устроиться покрасивей – как на гравюрах, с прямой спиной и сложенными на коленях руками. Хоть и сонный, Керо делал наброски с удивительной скоростью.
Пара минут. Ловкие движения, короткие линии. Когда Керо закончил набросок, я с удивлением обнаружила, что рисует он очень талантливо. И даже не просто талантливо, а как будто где-то учился. В городе. Только вот ту, кого он запечатлел на пергаменте, мне не очень хотелось отождествлять собой. Вычерченные Макато иероглифы остались на своём месте. Волосы уже не успели обсохнуть и лежали на голове непонятным пучком, чужая одежда лежала как-то неестественно и неаккуратно, шея ещё не привыкла к шнурку со шкатулкой…
Если бы мне вчера сказали, что я так изменюсь за день, я бы рассмеялась. Сейчас, правда, было не до смеха.
– А другие рисунки у тебя есть? – поинтересовалась я.
– Да, целая стопка, – улыбнулся Керо.
– А можешь их показать?
Он внезапно замялся.
– Их… лучше не смотреть на ночь. Я сам боюсь.
Значит, завтра жизнь подкинет мне ещё приключений. Уже не сомневаюсь. Хочется просто закрыть глаза и отключиться – желательно до лучших времён.
Глава 12Письма
В голубых сумерках лес напоминал картину из полупрозрачных линий. Я брела по замшелым ступеням, давно оставленным людьми, изредка останавливалась у каменных Будд и поднимала глаза – ветки над головой смыкались так плотно, что едва ли можно было разглядеть хоть кусочек неба. Между стволами мелькали блуждающие огоньки, но их я не боялась. Это же всего лишь души животных. Может быть, если меня убил оборотень, получится их даже подозвать?..
– Такеши? – осторожно, почти шёпотом звала я. – Такеши, ты здесь?
Он должен был ответить. Он же прячется где-то здесь, совсем поблизости…
Наконец, лестница закончилась. Она выходила широкой поляне и перетекала в узкую тропинку, петляющую куда-то дальше. Впереди тянулась сетка с чёрной лозой. На ветках вокруг болтались какие-то костяные гирлянды, деревянные погремушки и скрюченные крысиные тушки на разноцветных шнурках. Кажется, здесь кто-то жил. Кто-то, не совсем похожий на людей.
И вдруг – за спиной кто-то фыркнул.
– Такеши? – снова оживилась я. – Такеши, это ты?
Но серо-рыжая морда, выглянувшая из-за дерева, ничуть не походила на Такеши. Не только расцветкой. У этой твари… просто не было глаз. Лишь гнойные дыры, смотрящие на меня копошащимися опарышами.
Подступила тошнота. В ту же секунду неподалёку показался ещё один. Такой же, без глаз. Рядом притаился такой же лисёнок, и лиса побольше, и безухие, и трёхногие, и со странными украшениями на спине и шее…
Их тут были целые полчища. Мёртвых. Их поломанные хвосты в заплесневелых верёвках волочились по земле, пустые глазницы таращились на меня. Я попятилась к лестнице, но тут же наткнулась на ещё одного лиса. На его шее затрещали рыболовные крючки, как у Такеши в тот самый вечер. У многих из них были подобные украшения – в ушах, на лапах, вокруг хвостов и в носах. На чьей-то облысевшей коже проглядывались татуировки.
– Я… я не причиню вам вреда… – пробормотала я. – Я просто… я просто ищу брата…
Отступила в сторону – под ногами что-то хрустнуло. Фигурка. Две лисы, вырезанные из кости. Когда я снова подняла голову, лисы настоящие подошли чудовищно близко. Среди них показался один – рыже-серый, с обожжённой мордой и крючками в ушах. Он отличался от других. Вместо гнойных впадин у него всё-таки были глаза, но глаза… слепые.
Как у меня.
– Это ведь сделали вы… – прошептала я. – Это вы меня убили…
Зверь оскалил зубы, и остальные повторили за ним. Кольцо вокруг меня сомкнулось ещё у́же. Лисы одновременно взвыли, и…
Всё закончилось.
Я проснулась. Отдышавшись, схватилась за «Хякки-ягё», принялась листать. Сны, сны… Должно же тут быть что-то о снах! Зелья-помощники, особые грибы… Д-да, вот, вот оно!
«Ни для кого не секрет, что сон – это особое время. Во сне дух покидает тело и может как и отправиться в другой мир, так и остаться в этом, бродя рядом с телом в виде икирё. Если во втором случае всё довольно однозначно – это крайне нехороший знак, – то во первом может быть тысяча трактовок. Посещение мира мёртвых, в зависимости от того, как вас там встретили, станет предзнаменованием важного события, светлый небесный мир сулит духовное просветление или рождение наследника, а вот центральный мир – лес, рисовое поле, река, город, – обычно говорит голосами ками. Все, кого вы встретили там, являются воплощениям ваших ками-покровителей, и грубить им ни в коем случае нельзя. Обычно они хотят что-то донести»
Мои покровители – мёртвые лисы? Очень похоже. Да, наверно, даже слишком похоже. Это они меня убили, а не Такеши. Они, они, они!
Я закрыла лицо руками. Не знаю, должны ли мёртвые плакать, но слёзы у меня ещё остались.
– Доброе утро, – Эри поставила предо мной увесистую стопку книг. – Думаю, тебе это будет интересно.
Солидная коллекция. Я снова подметила про себя – книги ведь тоже особые. Дорогие. Такие, наверно, и самому даймё не стыдно вручить в качестве подарка. Да что там даймё! Сёгуну – как раз цена соответствующая.
– Спасибо… – пробормотала я. – Наверно, я их и прочитать-то не успею…
– Дарю. Когда братца твоего отыщем, вместе читать будете.
– Но это довольно дорогой подарок… мне просто нечем ответить…
– Всем, чем нужно, ты ещё ответишь. А мне нужно куда-то поставить вазу. Так что будь добра, прибери себе это сокровище и разбуди Керо. Нечего ему валяться без дела.
И она снова ускользнула – как настоящая кошка, которая гуляет сама по себе. Я отложила в сторону «Хякки-ягё», прочитанную уже не четверть, и осторожно подобралась к Керо. Ожившие оригами тут же встрепенулись.
– Керо… – Я тихонько ткнула его в плечо. – Керо, вставай… Госпожа Эри просила тебя разбудить…
Керо повернул голову, и я не удержалась от улыбки. Краска на его лице так размазалась, что теперь всё оно было розовое, как персик.
– Что, уже утро?.. – сонно проскрипел парень.
– Вставай, – настаивала я. Вспомнила, как когда-то будила Такеши – он ведь так же вставать не любил! – Дрых бы ты так у меня дома, матушка бы быстро тебя метлой огрела!
Он сонно приподнялся на локте.
– Теперь ещё и метлой грозятся…
Керо присвистнул, и целая стайка бумажных бабочек поднялась в воздух. Они полетели в сторону банной, а вернулись с миской, полной воды. Их хозяин живенько умылся. Среди россыпи побрякушек на шее он отыскал маленькую баночку с краской и принялся подводить глаза. Воздух наполнился пряным запахом шафрана.
– Зачем ты красишь лицо? – поинтересовалась я.
– Это защита, – пояснил Керо, подводя пастой верхнюю губу. – Живое тело очень уязвимо перед духами. Кто угодно вселиться может. А красный цвет их отпугивает.
– Ты живёшь под боком у бакэнэко и боишься духов?
– Лучше перестраховаться, чем потом страдать от чужаков в теле. Кстати, рисунки во-он там. Посмотри, если интересно.
Керо накинул кимоно и выскочил на кухню. Я осталась наедине с загадочным разукрашенным ящиком, ломящимся от бумаг.
И всё весёлое настроение куда-то испарилось.
Тот самый самурай, чьи доспехи стерегут дорогу. Ещё свежий. По белым сугробам расплываются кровавые пятна, из прорезей шлема таращатся остекленевшие глаза. Кажется, Керо видел его смерть. Пытался запечатлеть. Со следующего рисунка таращилась мёртвая крыса, прокушенная острыми зубами, за ней следовал падший в лесу олень. Я уже сомневалась, что стоит листать дальше, и всё равно продолжала. Следующая картина – бакэнэко за сямисэном. Несколько зарисовок рассветов. Какое-то скрюченное пузатое существо с длиннющими руками и большими красными глазами в пол-лица. Заснувшая на кимоно кошка. Маленькие фигурки монахов, прибирающих кладбище, и бледные очертания города в утреннем тумане. Кажется, обычная жизнь. Но следующие наброски куда больше напоминали смутные воспоминания – нарочно размазанная фигура парня в зелёном кимоно, убранство какого-то большого дома, а под конец, как самый главный ночной кошмар, огромная чёрно-лиловая тварь с острыми зубами. Кажется, Керо не был уверен, как её стоило рисовать. Просто выплёскивал на пергамент то, что чувствовал.