её слишком близко.
Близи Юки-онна напоминала труп. Будто молодая девушка в какой-то момент просто оказалась на улице посреди зимы. Посинела, замерзла, иссохла. Она надвигалась на меня медленно и уверенно – знала, что никуда не убегу. А на обратной стороне уже заметали сугробы. Я бы увязла. Я бы провалилась, и снова попала бы в ловушку – на этот раз, на помощь тэнгу можно было и не рассчитывать.
– Потерялась – не найдёшь, – тихонько затянула Юки-онна. – Находилась – пропадёшь…
Кимоно примёрзло к доскам. Лютый холод до боли обжигал ладони. Я подалась в сторону и поняла, что бежать больше некуда.
Недолго думая, я спрыгнула с моста.
Раз – и под весом хрустнула тонкая ледяная корка. Я с головой ушла под воду. Быстрое течение, тряся и виляя, понесло дальше. Воздуху не хватало с самого начала. Если бы не мелководье…
Здесь начиналась мель. Мягкая песчаная коса. Меня выбросило, как бесполезный мусор. Дрожа, я кое-как поднялась на ноги и перебежала на берег. Первым делом схватилась за шкатулку – крышка здесь прилегала настолько плотно, что вода почти не просочилась внутрь. Уже хорошо. Ледяные оковы как будто сковали голову. Растирать руки было не просто бесполезно – больно. Каждое прикосновение отдавалось уколом.
Я подняла глаза на мост и чётко осознала, что никого там уже нет. Зато в том самом месте, где я только что выбралась, выросла новая ледяная корочка. Со стороны чащи донёсся до боли знакомый звон.
– Кому – быть добрым мастером, кому – судьба и честь… – пела Юки-онна, выбираясь к берегу. – А кому лишь лёд… Лёд – он лёд и есть…
Снег, волна, метель. Я закрыла лицо рукой и зажмурилась. На раздумье не было и минуты. Кокоро застрекотала внутри своей шкатулки, я отступила. Если не сейчас – то когда? Когда ещё звать на помощь… особых существ?.. Как там писалось в подзабытом «Хякки-ягё»? Каждый оборотень может. Меня убил оборотень. Значит, могу позаимствовать…
Ноги примёрзли, а я как будто проваливалась – и всё внутри головы. Я звала всех местных духов, каких только могла вспомнить, и старательно делала всё, чему учила Эри. Надо просто стать ниточкой. Ниточкой – между добрым миром и другим…
– Что вам от меня нужно? – не отвлекаясь от мыслей, проговорила я. – М-мы… мы ведь м-можем договориться…
– Все достойны льда… – прошептала Юки-онна. Она повела рукой, и замёрзшие ветки снова зазвенели – протяжно, долго, тяжело. – Всё должно быть льдом…
Я постепенно начала понимать, почему Юки-онны все боялись. Её лёд усыпляет всё живое. Я попыталась спрятаться, нырнуть в тёмную чащу, но ноги буквально вмёрзли в размокший песок. Сорваться с места, двинуться, хотя бы повернуться – невозможно. Голодная вьюга ревела в ушах. Снежная дева пела, сладко затягивая свою колыбельную, её довольное лицо, обрамлённое чёрными прядями, как будто висело в воздухе. Висело в воздухе и становилось всё ближе.
Закрыла голову руками, согнулась и спряталась. Собственные ноги посинели, рукава заледенели и стали твёрдыми, как кусок дерева. Я зажмурилась. Судорожно попыталась вспомнить, что же такое можно сделать, чтобы отпугнуть Юки-онну…
Последнее усилие. Ног уже не чувствуется. Жуткая колыбельная звенит в ушах, руки дрожат, мир вокруг рушится. А я зову. Из последних сил зову.
Меня же убили огнём. Неужели убийца не поделится этим даром и сейчас?..
Глубокий вдох. Перед глазами – комната матери. Та самая минута, треск рыболовных крючков на этом проклятом ожерелье…
Что-то горячее дотронулось до спины. Ещё раз и ещё… Я поймала себя на мысли, что эти прикосновения напоминали движения звериных лап. На сугробах заблестели искры. Блуждающие огоньки – те самые, которые запросто поддаются любому оборотню. Я научилась обращаться с ними только сейчас. Они скользнули куда-то вперёд, в снежную пелену, и быстро затерялись, не дав себя разглядеть. Но я чувствовала, что они помогут. Ещё немного. Вот чуть-чуть…
И когда снег ударил новой волной, и когда уже мои собственные волосы превратились в неподвижные сосульки, я всё равно продолжала надеяться, что вот-вот, ещё немного…
Внезапно мысли повернули совсем в другое русло. Я как будто провалилась в прошлое. Картинки, звуки, ощущения – всё это нахлынуло, как тяжёлая смертельная волна. Она смела всё. Сначала она швырнула меня в детство – то самое время, когда Такеши складывал журавликов из книжных страниц. Его лицо предстало настолько ясно, что я сильно засомневалась, было ли всё случившееся на самом деле. Затем меня резко забросило ещё дальше, в самое-самое детство, которое даже при всём желании трудно было вспомнить, и я увидела отца. Опять же, намного чётче, чем я представляла его раньше. Вытачивая очередную фигурку, он выпускал когти, чтобы нарисовать волны. Кто-то смеялся за спиной. Воспоминания одно за другим накладывались друг на друга, и меня швыряло из стороны в сторону, как попавшее в речку брёвнышко. Это действительно было тяжко. И как не принять такое за пытку?..
И вдруг – ветер ослаб. Разрушительная метель обернулась мягким снегопадом, и за снежной пеленой я ясно разглядела Юки-онну. Она не шевелилась. Стояла, таращась на меня с чудовищной злобой, но и пальцем не шевелила, чтобы причинить вред. Я знала, что она будет мстить.
Всё-таки, огоньки добрались. Пола снежного кимоно опалилась и почернела.
Напоследок снег ударил с новой силой, и когда его туман рассеялся, поблизости уже никого не было. Я с трудом отодрала ткань, прилипшую к песку, кое-как размяла пальцы ног. Тело знобило, и эта самая дрожь отчаянно толкала меня вперёд. Будто во всё тело разом вонзились иглы – и каждый укол настойчиво заставлял двигаться. Я догадывалась, что это чувство ненадолго. Если в ближайшее время я не попаду в тепло, начну медленно засыпать и, в конце концов, просто околею.
Стряхивая с торчащих корней снег, я кое-как взобралась на берег. Ладони примерзали. Ноги соскальзывали, кимоно прилипало к спине. Старательно растирала руки – так, чтобы отмороженные пальцы потом не обернулись гангреной. Среди корявых веток мелькали бледные огоньки, и каждому из них я благодарно кивала – на поклоны сил уже не оставалось.
Вблизи дом выглядел ветхим. Изветшала крыша, стены – конечно, уже давно потерявшие нахваленные Нобу узоры, – покрылись трещинами. Мха и трав было столько, что закрадывалось чувство, будто их притащили нарочно, чтобы залатать дыры. На покосившихся воротах висели какие-то жуткие клоки – только вблизи я разглядела в них выдранные волосы. Ненадолго остановилась. Чтобы идти дальше, пришлось себя заставлять. Я же знаю, с чем имею дело. Я знаю, кто меня ждёт.
До боли знакомый рогатый шлем, погнутый меч, обглоданная кость – кажется, здесь-таки побывал кто-то из стражей. На валунах и мху осталось множество лисьих следов, будто где-то здесь потопталась целая стая. Самые свежие отпечатки, сопровождаемые какими-то копытами и босыми ступнями, уходили прочь. Значит, ночная вылазка уже началась. И если Такеши…
Нет, он точно здесь. Здесь и нигде больше.
Стуча зубами от холода, я подобралась к двери. Изнутри несло теплом – значит, место действительно обжито. Через крохотный зазор можно было разглядеть очаг, полный догорающих углей. Не замерзай я на лютом холоде, осталась бы на улице и убедилась, что место безопасно, но сейчас попросту не осталось выбора. Я проскользнула внутрь и, бегло оглядевшись, кинулась к теплу – отогревать ладони.
Если мой брат действительно жил в этом доме, то он жил в аду. Тёмное место. Страшное. То, что осталось от прежних хозяев, помяли и перелопатили, а заместо домашних шкафчиков и алтарей притащили кости. Да и запах не делал лучше. Воняло псиной, гарью и травяным варевом, остатки которого ещё можно было разглядеть в котелке.
Где он? Я поднесла руки ещё ближе к углям, и присмотрелась к темноте. Узкая лестница вела на второй этаж. Прислушавшись, я чётко распознала тихое сопение. Там же, наверху. Столько лет бок о бок с Такеши – как тут не узнать его хрипы? Отогревшись достаточно, я уже точно знала, что братец находится именно там. Сердце снова застучало. Я не могла поверить, что всё-таки добралась. Думала позвать, но поосторожничала и тихонько подкралась к ступенькам.
Второй этаж – не лучше. Грязь, пыль, плесень. Попахивает тухлым мясом. В комнате было ужасно темно, и только лунный свет, кое-как пробивающийся через щёлки, прорезал непроглядный мрак. Тепла, впрочем, было достаточно. В углу я разглядела плетёную корзинку с маленькой ящеркой – на подобии той, которой Эри подогревала воду. Холод здесь отпугивала именно она.
– Такеши?
Такеши спал. Не так, как обычно. Раньше он растягивался на футоне, повернув лицо строго к потолку, и натягивал одеяло до самого подбородка. Тогда он напоминал покойника, но покойника мирного и спокойного – странника, уже готового спуститься в подземный мир. Сейчас всё изменилось. Братец скрючился, скорчился, завалился набок и как будто нарочно намерился заморить себя холодом – одеяло бесформенной кучей валялось рядом.
Я развернула его и накрыла Такеши. Братец не проснулся, но выпрямил спину, почувствовав тепло. Какая-то обида ещё сидела внутри меня – если бы этот человек не связался с таким чудовищем, как Сора, ничего бы не…
Нет. Нет, в этом никто не виноват. Это просто случилось, и мне пора бы это принять.
– Матушка… – прошептал Такеши в полудрёме. – Я бы и сам…
И тут он проснулся окончательно. Вздрогнул, застыл, уставился перед собой. Он сел, поджав к груди колени, уставился в темноту. В лунном свете блеснули жёлтые лисьи глаза.
– Какую отцовскую вещь, – дрожащим голосом пробормотал брат. – Я тебе подарил?
Я на секунду замялась, но очень быстро сообразила – он просто не верит, что это я. Потянулась к растрепавшейся «корзинке» на голове. Заледеневшие пальцы поддавались с трудом, и всё же я смогла распутать тугой узелок. Вытянула аккуратно вплетённые в волосы чётки. Протянула брату. Такеши взял их с трепетом, как настоящую реликвию, поднёс к лицу – кажется, всё никак не мог поверить, что они настоящие. А потом его глаза заблестели.