– Такеши, ты плачешь?..
Он протянул чётки обратно и отвернулся. Опустил глаза, закрыл лицо руками. Я видела, как трясутся его плечи. Братец низко ссутулился, как будто пытаясь превратиться в кочку, и тихонько всхлипнул. Тут же притих – наверно, устыдился того, что сделал это слишком громко, – но очень быстро заплакал снова, потому что сдерживаться уже не мог.
Я придвинулась ближе и попробовала отвести его руки от лица. Такеши резко дёрнулся и скорчился ещё сильнее, случайно уткнувшись мне в колени. Попытался подняться, как-то отодвинуться, отстраниться, но я не дала. Поймала, как маленькую мышку. Склонилась над ним и, кажется, что-то прошептала. Я сама с трудом соображала.
От Такеши сильно пахло потом и мокрой шерстью. Наверно, я выглядела не лучше. Мы оба походили на замёрзших после ливня воробьёв, отчаянно жавшихся друг к другу. Мы оба боялись. Мы оба не знали, как вообще можно начинать такой разговор.
– Скажи что-нибудь, – шепнула я. – Мне… мне страшно, когда ты молчишь…
– Тануки, – прошептал Такеши, крепко стиснув складку моей одежды.
– Что?
– Я думал, что ты – просто проделки тануки, а тебя настоящей больше нет, то есть ты погибла вместе со всеми, когда…
Он говорил быстро и неразборчиво – тараторил, проглатывая звуки. Но я всё поняла. Погладила его по волосам, всклокоченным после беспокойного сна, разглядела кровавые пятнышки на спине… Откуда это? Что происходило в то время, пока мы не виделись?..
– Прости, – Такеши снова всхлипнул, но, кажется, на этот раз всё-таки простил себе такое проявление чувств. – Такие вещи не прощаются, но… Нет, нет, не надо… я убийца, я знаю, я схожу с ума, и… я во всём виноват…
– Нет, Такеши, – перебила я. – Нет, послушай… пожалуйста, посмотри на меня.
Такеши не хотел поднимать голову, и мне пришлось тянуть его чуть ли не силком, но даже так братец продолжал таращиться куда-то вниз. Только сейчас я заметила, как сильно изменилось его лицо – щёки ввалились, на лбу и губах появились жуткие ссадины, под глазами нарисовались тёмные синие пятна.
– Такеши, умоляю, не кори себя, – прошептала я. – Мы встретились, мы вместе… Всё позади…
– Ты же знаешь, что нет, – буркнул Такеши, утерев рукавом лицо. На его щеке осталось маленькое угольное пятнышко. – Лучше уходи. Ты не заслуживаешь того, чтобы торчать в этой дыре вместе со мной и…
– Ты опять меня гонишь? И даже не скажешь, как у тебя дела? Как ты тут живёшь? Я же… я же постоянно думала о тебе…
Такеши посмотрел на меня – глаза, на этот раз, были совсем человеческие, – и вздрогнул, разглядев светлые прядки. А мёртвый серый взгляд, которым моё отражение до сих пор даже меня саму пугало, так и вовсе заставило его отшатнуться. Теперь братец увидел меня настоящую. Мёртвую. В конце концов, мы же не в храме мико, чтобы придумывать иносказательные фразочки…
– Всё в порядке! – тут же крикнула я. – Я просто преображённая. Это нестрашно, у меня такое всегда случается, когда я волнуюсь, и вообще…
Он разглядел иероглифы, выведенные у меня на шее, и всё понял. Снова закрыл лицо руками, снова скорчился. Я потянулась, чтобы его обнять, и на этот раз братец уже не сопротивлялся. Такеши обхватил меня руками и прижал к себе, будто пытаясь закрыть от всего мира.
– Я схожу с ума, – тихо сказал он, медленно раскачивая нас туда-сюда – будто ребёнка укачивал. – Всё, никак уже… Как по течению… Скажи, это было очень больно? Тебе… тебе пришлось много плакать?
– Нет, я просто проснулась, и… всё… Знаешь, я виделась с сыном даймё. И ещё у бакэнэко жила. Да, и в деревне тэнгу тоже была, ты представляешь? Одна тэнгу по имени Йеньяо умеет призывать духов, и благодаря ей я даже с матушкой встретилась, а ещё…
Я почувствовала, как объятья Такеши стиснулись и ещё крепче прижали меня к его груди.
– Она меня ненавидит? – прошептал братец. – Она же… она же правильно говорила… А я всё уничтожил… Харуко, я – чудовище…
– Нет, послушай. Она сказала мне найти тебя и увести, пока не начался хякки-ягё. Мы ещё можем найти отца и попросить у него помощи, он оставлял послания, я…
– Тс-с…
Такеши ненадолго оторвался от меня и потянулся куда-то под футон. Пока он копался, я успела разглядеть обширную перевязь на его ноге – кажется, та самая рана. Уставившись на её, я даже не сразу заметила, как братец вытянул костяную фигурку. Мне даже смотреть на неё не стоило, чтобы понять, что высек мастер. Два лиса – один большой, как тот, что нёс на себе ребёнка, а другой совсем ещё щенок. Так и оказалось. Отец провернул дело очень ловко: матери поднёс их общий портрет, мне – наш, брату…
– Видишь? – буркнул Такеши. – Десять лет пропадать, а потом вынюхивать и вот такие подарочки преподносить – каково?
– Честно говоря… – Я внимательно взглянула на Такеши – говорить пыталась так, чтобы не разозлить. – Мне кажется, это всё из-за него. Если бы он не ушёл, если бы он был рядом… ничего бы не случилось…
– Может быть. Не знаю. Я не хочу снимать с себя всё, что я натворил…
– Не ты натворил, Такеши. Это всё Сора. Такеши, он чудовище похуже бакэнэко, с которой я жила… Он же и бровью не поводит, когда убивает, он опасен!
Такеши отстранился и обхватил себя руками, как будто отгораживаясь. Я решила, что говорить об этом просто бесполезно. Он слишком верит своему другу.
– Прости… – пробормотала я. – Я просто… я просто не сдержалась…
– Это всё из-за меня, – глядя на свои руки, сказал Такеши. – Я… я уже не хочу жить… Я опозорил семью, я убил вас всех…
Он чуть повёл рукой, и я разглядела глубокие кровавые полосы на его запястьях. Когти. Хотелось верить, что его оцарапал кто-то из ёкаев – естественно, уже поверженный и отправленный к праотцам, – но чутьё подсказывало другое.
Братец драл себя сам. Нарочно, чтобы было как можно больнее. Он злился на себя, злился на мир, злился на всё, что случилось…
– Зачем ты это делаешь? – прошептала я.
– Ты не понимаешь… – Он снова согнулся и скорчился. – Я опозорил семью… Я убил семью… Я должен себя убить, потому что так правильно…
– Правильно?! Нет, это неправильно! Ты ни в чём не виноват, ты никого не опозорил! П-послушай, Такеши… Такеши, посмотри на меня…
Поняв, что я заметила порезы, Такеши спрятал руки. Я мягко взяла его за лицо, убрала мешающие пряди.
– Ты никого не опозорил, слышишь? Ты самый достойный человек из всех, кого я вообще встречала…
– Харуко, я даже не человек…
– Нет, братец, в том-то и дело, что ты всегда был и остаёшься человеком. Нелюдь – это отец, который сбежал вместо того, чтобы как-то поддержать тебя. Нелюди – это те, кто гнался за тобой, чтобы прибить… Я… я, получается, тоже нелюдь. Но ты – нет. И больше никогда, никогда не пытайся…
– Ты ничего не сказала про убийство.
– А нас убил Сора, – Я стиснула зубы. – Не ты.
– Ты… ты его не знаешь…
– И не хочу знать. Ты можешь пообещать мне, что больше не будешь причинять себе вред? Обещаешь?
Такеши сгорбился.
– Хорошо, – еле слышно проговорил он.
Мы снова обнялись, и я почувствовала что-то, похожее на счастье. Шаткое и бледное. И всё-таки – счастье.
Но в какой-то момент кожа Такеши вдруг заметно погрубела. Между моими пальцами просочилась жёсткая щетина, а вслед за ней и мягкий подшёрсток, похожий на птичий пух. Когда я открыла глаза, обнимать приходилось уже лиса – большого, тёмно-рыжего, с костлявыми лапами и длинным чёрным хвостом. Штаны и куртка соскользнули на пол. Зверь чуть попятился, уставившись на меня своими ярко-жёлтыми глазами, и поднял кверху острые уши. Ждал ответа.
– Это ничего не меняет, – улыбнулась я.
Он снова подался вперёд и благодарно облизнул мой нос.
Глава 19Онрё
– Эй, ну хватит уже…
Я попыталась отстраниться, но Такеши настойчиво подался вперёд, продолжая залечивать огромный порез на моём носу. У лис так принято – зализывать раны, если кто-то из своих попал в неприятности. Ощущения, правда, не самые приятные. Что бы братец не ел, из пасти у него несло так, что меня воротить начинало, а мелькавшие перед глазами острые клыки подбавляли не самые приятные воспоминания. Но забота – есть забота. Наверно, мой грозный лис просто не простил бы, если бы она вдруг оказалась не нужна.
– Ты скучаешь старой жизни? – всё так же жмурясь, спросила я.
Лис остановился. Он посмотрел на меня, как будто спрашивая – зачем я над ним издеваюсь? – но, поняв, что я говорю искренне, кивнул и опустил голову. Я неловко потрепала его по холке, хотя и понятия не имела, нравится это лисам или нет. Такеши уткнулся носом в мою руку. Издал странный звук – я всё не уставала удивляться, как он мог так по-разному кричать.
– Я тоже. Но я могу попросить Йеньяо кого-нибудь позвать. Она всё может, надо только какую-нибудь личную вещь дать, и…
Такеши мотнул головой. Не хотел.
– Ты уверен?
Братец кивнул.
– Не хочешь, чтобы мы снова говорили об этом?
Опять кивок. Такеши ткнул меня мордой в колено, как будто извиняясь, и медленно отстранился.
– Ладно, – Я постаралась выдать улыбку – как будто и сама уже позабыла обо всём. – Тогда… Может, вернёшься в человеческое обличье?
Такеши взял в зубы свою одежду, разбросанную по полу, и неловко оттащил её за полуразваленную ширму. Он сильно хромал. На лапе, когда перевязь спала, показался огромный чёрный рубец – след от хорошего клинка. Видимо, судьба такая – вечно под лезвия попадать. Вдали от лишних глаз, тихонько рыкнув, братец принял человеческий облик и наскоро оделся. Вышел взлохмаченным. Вспомнилось время, когда он выходил в таком виде из своей комнаты, а я уже накладывала ему завтрак, и…
– Чего смеёшься? – буркнул брат, затягивая пояс.
– Ты на куст похож.
– Что, так плохо выгляжу?
– Иди сюда. Рану сам перевяжешь?
Он кивнул и сел рядом. Я достала гребешок, до этого порядком провалявшийся в пыли. Волосы у Такеши стали хуже некуда – сальные, прямо сосульками висят. После превращения лисьей шерстью от них несло ещё сильнее.