“Мне это известно.- Амари говорит быстро, но ее поза смягчается. “Я просто никогда не была рядом с такими людьми.”
- Какой ужас! Оришаны, которые существуют не только для того, чтобы служить вам.”
Амари резко вдыхает, но проглатывает любую реплику. Я почти чувствую себя плохо. А где же веселье, если она не сопротивляется?
- Небеса, ты только посмотри!- Амари замедляет шаг, когда мы проходим мимо пары, устанавливающей свою палатку. Мужчина использует виноградные лозы, чтобы связать десятки длинных, тонких ветвей в конус, в то время как его партнер создает защитный слой, нагромождая мох. “Неужели в них действительно можно спать?”
Часть меня жаждет проигнорировать ее, но она смотрит на простую палатку так, словно она сделана из золота. “Мы строили их все время, когда я была молода. Сделай это правильно, и она даже будет держать снег.”
“У вас в Илорине бывает снег?- И снова ее глаза сверкают, словно снег-это древняя легенда о богах. Как странно, что она родилась, чтобы править королевством, которое никогда даже не видела.
“В Ибадане, - отвечаю я. “Мы жили там до набега.”
При упоминании о рейде Амари замолкает. Любопытство исчезает из ее глаз. Она крепче сжимает свой плащ и не отрывает взгляда от Земли.
“Так вот что случилось с твоей матерью?”
Я напрягаюсь; как она может быть достаточно смелой, чтобы спросить об этом, когда она даже не может попросить еды?
- Прошу прощения, если это слишком прямолинейно ... просто вчера твой отец упомянул о ней.”
Я представляю себе мамино лицо. Ее темная кожа, казалось, светилась в отсутствие солнца. Она безумно любила нас. Слова Бабы эхом отдаются у меня в голове. Она была бы так горда прямо сейчас.
“Она была Маджи” - наконец отвечаю я. “Причем весьма могущественной. Твоему отцу повезло, что у нее не было своей магии во время набега.”
Мой разум возвращается к фантазии о маме, владеющей своей магией, смертоносной силой вместо беспомощной жертвы. Она бы отомстила за павшего Маджи, отправившись на Лагос с армией мертвых. Именно она обернет черную тень вокруг шеи Сарана.
“Я знаю, что это ничего не изменит, но мне очень жаль” - шепчет Амари так тихо, что я едва слышу ее. - Боль от потери любимого человека, это... - она крепко зажмурилась. “Я знаю, что ты ненавидишь моего отца. Я тоже понимаю, почему ты меня ненавидишь.”
Когда скорбь пробивается сквозь лицо Амари, сама ненависть, о которой она говорит, остывает во мне. Я все еще не понимаю, как ее служанка могла быть для нее чем-то большим, чем просто еще одной служанкой, но нельзя отрицать ее печаль.
Нет. Я качаю головой, когда чувство вины нарастает в пространстве между нами. Скорбит она или нет, но она не понимает моей жалости. И она не единственная, кто может совать нос в чужие дела.
“Так твой брат всегда был бессердечным убийцей?”
Амари поворачивается ко мне, удивленно подняв брови.
“Не думай, что ты можешь спрашивать о моей матери и скрывать правду об этом ужасном шраме.”
Амари удерживает свой взгляд на торговых повозках, но даже так я вижу прошлое, играющее в ее глазах. “Это не его вина” - наконец отвечает она. - Наш отец заставил нас спарринговать.”
“С настоящими мечами?- Я резко откидываю голову назад. Мама Агба заставляла нас тренироваться в течение многих лет, прежде чем нам разрешили взять посох.
- Первая семья отца была избалованной.- Ее голос становится далеким. “Слабой. Он сказал, что они умерли из-за этого. Он не допустит, чтобы то же самое случилось и с нами.”
Она говорит так, как будто это нормально, как все любящие отцы проливают кровь своих детей. Я всегда представлял себе дворец безопасным убежищем, но, боги мои, неужели именно такой была ее жизнь?
- Тзейн никогда бы так не поступил.- Я поджимаю губы. “Он никогда не причинит мне вреда.”
- У Инана не было выбора.- Ее лицо застывает. “У него доброе сердце. Он просто сбился с пути истинного.”
Я отрицательно качаю головой. Откуда же берется ее преданность? Все это время я думала, что люди благородной крови в безопасности. Я никогда не представлял себе, какую жестокость монархия может причинить своим подданным.
- Добрые сердца не оставляют таких шрамов. Они не сжигают деревни дотла.”
Они не хватают меня руками за горло и не пытаются закопать в землю.
Когда Амари не отвечает, Я знаю, что это последний разговор о ее брате. Хорошо. Если она не расскажет правду об Инане, то и я тоже.
Я проглатываю его тайну в тишине, вместо этого сосредоточившись на жареном мясе антилопы, когда мы приближаемся к торговым повозкам и фургонам. Мы уже подходим к пожилому торговцу с солидным запасом, когда Амари тянет меня за рюкзак.
“Я так и не поблагодарила тебя за то, что ты спасла мне жизнь. Вернувшись в Лагос.- Она переводит взгляд на землю. “Но ты же дважды пыталась убить меня ... так что, может быть, все кончено?”
Мне требуется секунда, чтобы понять, что она шутит. Я удивляюсь, когда улыбаюсь. Во второй раз за сегодняшний день она улыбается, и я понимаю, почему Тзейну было так трудно отвести взгляд.
“А, две милые дамы” - говорит пожилой косидан, подзывая нас поближе. Он делает шаг вперед, его седые волосы блестят на солнце.
“Пожалуйста.- Улыбка торговца становится шире, и на его кожистой коже появляются морщины. “Входите. Я обещаю, что вы найдете то, что вам понравится.”
Мы подходим к крыльцу его фургона, запряженного двумя гепардами, такими большими, что мы стоим с глазу на глаз. Я провожу руками по их пятнистой шерсти, останавливаясь, чтобы потрогать пальцами бороздки на толстом Роге, торчащем из лба одного из них. Райдер мурлычет и облизывает мою руку своим зазубренным языком, прежде чем я переступаю через товары.
Когда мы проходим через переполненный фургон, меня обдает мускусным запахом старых тканей. На одном конце Амари перебирает пальцами старую одежду, в то время как я останавливаюсь и осматриваю пару замшевых фляжек из кожи монгикса.
“А ты чего на рынке стоишь?- спрашивает торговец, держа в руках множество сверкающих ожерелий. Он наклоняется вперед, увеличивая глубоко посаженные глаза, которые отмечают тех, кто живет на северной границе Ориши. - Эти жемчужины добывают в заливах Джиметы, а эти сверкающие красавицы-в шахтах Калабрара. Конечно, это вскружит голову любому парню, хотя я уверен, что у вас нет никаких проблем в этом деле.”
“Нам нужны дорожные припасы.- Я улыбаюсь. - Фляги и кое-какие охотничьи принадлежности, может быть, кремень.”
“Сколько у тебя денег?”
“А что мы можем за это получить?”
Я протягиваю ему платье Амари, и он разворачивает его, поднося к свету снаружи. Он проводит пальцами по швам, как человек, знающий свое дело, и тратит дополнительное время, чтобы осмотреть ожоги вокруг подола. “Он хорошо сделан, этого нельзя отрицать. Богатая ткань, отличный крой. Я могла бы обойтись и без ожогов, но ничего нового подол не исправит.…”
- И что?- Я настаиваю.
- Восемьдесят серебряных монет.”
“Мы не возьмем меньше, чем .—”
“Я не собираюсь торговаться, дорогая. Мои цены справедливы, как и мои предложения. Восемьдесят-это окончательно.”
Я стискиваю зубы, но знаю, что его не переубедишь. Торговца, который торговал по всей Орише, нельзя обмануть, как одного дворянина.
“А что мы можем получить с восемьюдесятью?- Спрашивает Амари, держа в руках пару желтых драпированных штанов и черную безрукавку дашики.
“С этой одеждой ... этими флягами ... ножом для снятия шкур ... несколькими кусочками кремня” - торговец начинает наполнять плетеную корзину, собирая припасы, чтобы мы могли продолжить наш путь.
- Разве этого достаточно?- Шепчет Амари.
“Пока.- Я киваю. “Если он бросит этот лук—”
“Вы не можете себе этого позволить” - вмешивается торговец.
“Но что, если все это не закончится в Шане-в храме?- Амари понизила голос. “А разве нам не понадобится больше денег? Больше пищи? Припасов?”
“Ну, не знаю.- Я пожимаю плечами. “Мы что-нибудь придумаем.”
Я поворачиваюсь, чтобы уйти, но Амари хмурится и лезет в глубь моего рюкзака.
“А сколько за это будет?- Она достает свой украшенный драгоценными камнями головной убор.
Глаза торговца вылезают из орбит, когда он смотрит на бесценное украшение.
- Боги мои” - выдыхает он. “И где же ты его откопала?”
“Это не имеет значения” - говорит Амари. “И сколько же?”
Он вертит в руках головной убор,и его рот раскрывается, когда он видит усыпанного бриллиантами снежного барса. Он медленно и осторожно поднимает взгляд на Амари. Он смотрит на меня, но я сохраняю невозмутимое выражение лица.
“Я не могу это взять.- Он отталкивает от себя головной убор.
- Но почему же?- Амари сует его ему в руки. “Ты снимаешь платье с моей спины, но не корону с моей головы?”
- Я не могу. - торговец качает головой, но теперь, когда золото лежит у него в руках, его убежденность колеблется. “Даже если бы я захотел, мне все равно нечего вам дать взамен. Это стоит больше, чем все, что у меня есть.”
“Тогда сколько же ты можешь дать?- Спрашиваю я.
Он замолкает, страх танцует с жадностью. Он снова оглядывается на Амари, прежде чем посмотреть на головной убор, сияющий в его руках. Он достает из кармана связку ключей и отодвигает ящик, открывая железный сейф. Отперев и открыв ее, он осматривает пылающую груду монет внутри.
- Триста золотых монет.”
Я качаюсь вперед. Такой монеты могло бы хватить нашей семье на всю жизнь. Может быть, даже две! Я поворачиваюсь, чтобы отпраздновать вместе с Амари, когда выражение ее лица возвращает меня обратно.…
Я бы этого не сделала, если бы не моя служанка. Это единственное, что у меня осталось от нее.
В ее глазах было столько боли. Боль, которую я узнал. Боль, которую я носила в молодости, когда моя семья впервые не смогла заплатить королевский налог.
В течение нескольких месяцев Тзейн и Баба работали над сбором рыбы-солнца от рассвета до заката; ночью они брали дополнительную работу у охранников. Они делали все возможное, чтобы удержать меня от этого, но в конце концов их усилия потерпели неудачу. В тот день я вошла на плавучий рынок с маминым золотым амулетом в руке. Это была единственная ее вещь, которую мы смогли вернуть, разорванная на куски, когда стражники утащили ее прочь.