Но когда извинения эхом разносятся по лесу, слова кажутся пустыми—я не знаю, за что мне жаль. Не понимая или за то, что Я Сын Отца? Любое извинение кажется непреодолимым против всего, что он уже сделал.
“Новая Ориша, - бормочу я. Теперь, когда я говорю это вслух, это звучит еще более нелепо. Как я могу что-то исправить, если я неразрывно связан с проблемой?
Небеса.
Зели не просто заморочила мне голову. Само ее присутствие разрушает все, о чем я думал, все, что мне нужно. Наступает ночь, а у нас все еще нет плана. Без ее анимации мы потеряем все из-за этих масок. Наших брата и сестру, свиток—
Жгучая боль пронзает мой живот. Я падаю, хватаясь за ствол, чтобы не упасть. Подобно дикому леопарду, моя магия пробивает себе путь на поверхность.
- Мама!”
Я закрываю глаза. В моей голове эхом отдаются крики Зели. Горькие крики, которые не должен издавать ни один ребенок. Боль, которую она не должна была видеть.
Чтобы магия исчезла навсегда, каждый Маджи должен был умереть. Пока они пробовали эту силу, они никогда не перестанут бороться, чтобы вернуть ее.
В моей памяти всплывает лицо отца. Голос ровный. Глаза пустые.
И я ему верил.
Несмотря на страх, я восхищался его непоколебимой силой.
“Не мог бы ты быть немного громче?”
Я резко открываю глаза; по какой-то причине моя магия успокаивается в присутствии Зели.
“Когда ты так вопишь, я удивляюсь, что бойцы не захватили и тебя.”
Зели делает шаг вперед, еще больше успокаивая мою магию. Ее дух окутывает меня, как прохладный океанский бриз, когда я соскальзываю на землю.
- Это не моя вина, - выдыхаю я сквозь зубы. - Мне больно.”
“Тебе не повредит, если ты ее примешь. Твоя магия атакует тебя, потому что ты сопротивляешься ей.”
Ее лицо остается жестким, но я удивлен намеком на жалость в ее тоне. Она выходит из тени и прислоняется к дереву. Ее серебряные глаза покраснели и опухли, следы слез, пролитых после нашей ссоры.
Внезапно, вновь переживая боль своего прошлого, она не чувствует этого достаточно, чтобы наказать себя. Я страдаю несколько мгновений. Бедная девочка страдала всю свою жизнь.
“Значит ли это, что ты будешь драться со мной?- Спрашиваю я.
Зели скрещивает руки на груди. “У меня нет выбора. Тзейн и Амари все еще в ловушке. Я не могу вытащить их сама.”
“А как же анимации?”
Зели достает из рюкзака светящийся шар; в моей голове мгновенно вспыхивают старые разговоры Кайи. С тем, как оранжевые и красные волны пульсируют под внешней поверхностью кристалла, это может быть только солнечным камнем.
“Если они охотятся за свитком, то и это им понадобится.”
“У тебя он все время был?”
“Я не хотела рисковать потерять его, но это поможет мне сделать все анимации, которые нам нужны.”
Я киваю; на этот раз ее план звучит убедительно. Этого должно быть достаточно, но сейчас речь идет о гораздо большем.
Твои люди, твои охранники—они не более чем убийцы, насильники и воры. Единственное различие между ними и преступниками-это форма, которую они носят.
Ее слова эхом отдаются у меня в голове, а не посох, прижатый к моему мечу.
После всего, что случилось, мы не можем возвращаться. Один из нас должен уступить.
“Ты спросил, что болит сильнее.- Я выдавливаю слова, хотя они хотят остаться внутри. - Ощущение от использования моей магии или боль от того, что я толкаю ее вниз. Я не знаю ответа на этот вопрос.- Я сжимаю потускневшую сенетовую пешку, сосредоточившись на том, как она воняет на моей ладони. - Ненавижу все это.”
Угроза слез щиплет мне глаза. Я прочищаю горло, отчаянно пытаясь сдержать их. Я могу только представить, как быстро пролетел бы кулак отца, если бы он увидел меня сейчас.
- Ненавижу свою магию.- Я понижаю голос. - Я презираю то, как она отравляет меня. Но больше всего я ненавижу то, как это заставляет меня ненавидеть себя.” Мне нужно больше сил, чем нужно, чтобы поднять голову и встретиться взглядом с Зели. Глядя на нее, я испытываю стыд.
Глаза Зели снова наполняются слезами. Я не знаю, какой аккорд я задел. Ее соленая от морской воды душа, кажется, съеживается. В первый раз я хочу, чтобы она осталась.
- Твоя магия-не яд.- Ее голос дрожит. “Так и есть. Ты толкаешь ее вниз, ты сопротивляешься ей. Ты носишь с собой эту жалкую игрушку.- Она наклоняется и вырывает сладкую боль из моей руки, показывая ее мне в лицо. - Это махасит, идиот. Я удивлена, что у тебя не отвалились все пальцы.”
Я смотрю на потускневшую пешку, золотисто-коричневая ржавчина скрывает ее первоначальный цвет. Я всегда думал, что эта штука была выкрашена в черный цвет, но неужели она действительно была сделана из махацита?
Я беру пешку из ее рук, нежно держа, чувствуя, как она покалывает мою кожу. Все это время мне казалось, что я просто слишком сильно ее сжимаю.
Конечно …
Я почти смеюсь над иронией. Осознание этого возвращает меня к тому моменту, когда я ее получил. В тот день, когда отец "подарил" ее мне.
До этого мы играли в сенет каждую неделю. Час, когда отец стал больше, чем королем. Каждая фигура и ход были уроком, мудростью для того дня, который я буду вести.
Но после рейда времени на игры уже не оставалось. У нас на это не было времени. Однажды я допустил ошибку, занеся игру в тронный зал, и отец швырнул мне фишки в лицо.
- Оставь это, - рявкнул он, когда я наклонился, чтобы поднять их. Слуги убираются. Короли-нет.
Эта пешка была единственной фигурой, которую мне удалось спасти.
Стыд пробегает сквозь меня, когда я смотрю на потускневший металл.
Единственный дар, который он мне когда-либо дарил, и в основе его лежит ненависть.
“Это принадлежало моему отцу, - тихо говорю я. Секретное оружие, взятое у тех, кто презирал магию. Создан, чтобы уничтожать таких, как я.
“Ты хватаешься за него, как ребенок за одеяло. Зели тяжело вздыхает. - Ты сражаешься за человека, который всегда будет ненавидеть тебя только за то, что ты есть.”
Как и ее волосы, ее серебристый взгляд сияет в лунном свете, более пронзительный, чем любые глаза, которые когда-либо видели меня насквозь. Я пристально смотрю на нее.
Я смотрю на нее, хотя мне нужно поговорить.
Я бросаю пешку в грязь, отбрасываю ее ногой в сторону. Я должен провести черту на песке. Я был овцой. Овцой, когда мое королевство нуждалось во мне, чтобы я вел себя как король.
Долг перед самим собой.
Символ веры распадается на моих глазах, унося с собой ложь отца. Магия может быть опасна, но грехи ее искоренения не сделали монархию лучше.
“Я знаю, что ты не можешь мне доверять, но дай мне шанс проявить себя. Я отведу нас в этот лагерь. Я приведу твоего брата обратно.”
Зели прикусывает губу. “И мы найдем свиток?”
Я колеблюсь; лицо отца вспыхивает в моей памяти. Если мы не остановим магию, вся Ориша сгорит.
Но единственный огонь, который я видел, был от его руки. Его и моей. Я дал ему целую жизнь. Я больше не могу терпеть его ложь.
“Это твое, - решаю я. - Что бы вы с Амари ни пытались сделать ... я не буду стоять у вас на пути.”
Я протягиваю ей руку, и она смотрит на нее; я не знаю, достаточно ли моих слов. Но после долгого молчания она кладет свою ладонь в мою. Странное тепло наполняет меня от ее прикосновения.
К моему удивлению, у нее мозолистые руки, возможно, огрубевшие от использования посоха. Когда мы отпускаем друг друга, мы избегаем смотреть друг другу в глаза, вместо этого уставившись в ночное небо.
“Значит, мы сделаем это?- спрашивает она.
Я киваю. “Я покажу тебе, каким королем я могу быть.”
ГЛАВА СОРОК ВОСЬМАЯЗЕЛИЯ
ОЙЯ, ПОЖАЛУЙСТА, ПУСТЬ ЭТО СРАБОТАЕТ.
Я возношу безмолвную молитву, когда мое сердце колотится в груди. Мы двигаемся сквозь тени, пригибаясь к краю лагеря масок. Раньше мой план казался идеальным, но теперь, когда пришло время, я не могу перестать думать о том, как он может провалиться. Что, если Тзейн и Амари не внутри? Что, если нам придется столкнуться лицом к лицу с Маджи? А как насчет Инана?
Я смотрю на него, и ужас нарастает от этого зрелища. Мой план начинается с того, что я вручаю Маленькому принцу солнечный камень; либо я сошла с ума, либо уже проиграла эту битву.
Вглядываясь вперед, плотно сжав челюсти, Инан пересчитывает охранников, окружающих ворота. Вместо обычных доспехов на нем черное одеяние пленного воина.
Я до сих пор не могу сказать, что мне делать с ним, со всем тем, что он заставил меня чувствовать. Наблюдение за его ложной ненавистью вернуло меня назад, окутав меня в самые темные дни после налета. Я презирала магию. Я винила во всем маму.
Я проклинала богов за то, что они сделали нас такими.
Комок встает у меня в горле, когда я пытаюсь забыть эту старую боль. Я все еще чувствую тень лжи внутри, заставляющую меня ненавидеть мою кровь, рвать мои белые волосы.
Он чуть не съел меня заживо, ненависть к самому себе, порожденная ложью Сарана. Но он уже забрал маму. Я не могла позволить ему принять и правду тоже.
В лунные дни, последовавшие за набегом, я держалась за мамины наставления, впитывая их в свое сердце, пока они не потекли по мне, как кровь. Что бы ни говорил мир, моя магия была прекрасна. Даже без сил боги благословили меня своим даром.
Но слезы Инана вернули все назад, смертельную ложь, которую этот мир заставляет нас проглотить. Саран хорошо справился.
Инан уже ненавидит себя больше, чем когда-либо мог бы.
- Хорошо, - шепчет он. “Пора.”
Мне потребовалось невероятное усилие, чтобы разжать пальцы и вручить ему мой кожаный рюкзак.
- Не перенапрягайся, - предупреждает он. - И помни, держи несколько анимаций позади, чтобы обеспечить защиту.”
“Да знаю я, знаю.- Я закатываю глаза. - Продолжай в том же духе.”
Хотя я не хочу ничего чувствовать, мой желудок сжимается, когда Инан выходит из тени и крадется к воротам. Воспоминание о его грубой руке в моей собственной возвращается ко мне. Странное утешение наполнило меня от его прикосновения.