л полог шатра.
Как же не хочется входить, но глупо разворачиваться в самом конце. Вот и настал момент, при мыслях о котором в течение этих недель у Людвига замирало сердце.
Люди, разглядывающие большую карту, обернулись. Высокий мужчина, небрежно сидящий на стуле — Томас, наследник отца. Он из красивых Лидси, поэтому никогда не отличался особыми дарованиями, но хотя бы научился выслушивать советников. Томас приподнял бровь и тепло улыбнулся.
Генерал Ной из умных Лидси. В свои тридцать он, благодаря неумеренному пьянству, выглядел на сорок пять, но в тактике и стратегии понимал, как никто другой. Ной вытаращился на Людвига, оборвав свою речь на полуслове.
Барон де ла Тристе жив, пожалуй, это чудо. Лорд-командор Стальной Гвардии и командующий Огненной кавалерии обзавёлся кучей новых шрамов взамен потерянного уха. Он кивнул. Рядом с ним стояли генерал Грайден из пехоты Леса, крепкий старик в полном латном доспехе, хороший друг дедушки, и генерал Макграт, возглавляющий конницу Ветра, изящный придворный в резной кирасе. Остальных Людвиг знал плохо.
Командующие расступились. Отец не изменился. Высокий лысый мужчина с глубокими морщинами у рта смотрел на сына, почти не моргая. Взгляд настолько ледяной, что доспех едва не покрывается инеем, а изо рта вот-вот пойдёт пар.
— Совет окончен, — не менее холодным голосом произнёс отец. — Всем спасибо.
Томас снисходительно похлопал брата по плечу, барон де ла Тристе кивнул на прощание. Всё ушли. Они с отцом наедине, во второй раз в жизни. В первый раз было, когда Людвиг сказал, что хочет служить в Огненной кавалерии. Тогда отец недоверчиво хмыкнул, но отнёсся к просьбе серьёзно и нанял учителя фехтования. А уже через месяц требовал результата.
Хотя нет, был ещё один случай. Людвиг рыбачил у маленького озера в дворцовом парке и попался отцу на глаза. Отец не рассердился, а показал, как правильно закидывать удочку. И даже не заругался, когда сын так ничего и не поймал.
— Тот бой должен был закончиться иначе, — герцог умел говорить громко и чётко, чтобы все его слышали, умел и произносить речи перед армией. Но в узком кругу он всегда говорил очень тихо. — Хвалённая Огненная кавалерия сбежала, а следом за ними остальная армия.
Он уселся за стол.
— Там погиб мой сын. Я долго оплакивал его, когда остался один. Но меня утешало, что он сложил голову в бою, как настоящий рыцарь. Я гордился им, — он медленно отпил из серебряного кубка. — Но у меня нет привилегии горевать, и я готовился к новым сражениям. И вот, мне приходит письмо от другого сына, что, оказывается, Людвиг не погиб в бою, он живой. Возвращается к тебе. Радуйся, отец.
Герцог взял в руки перо и посмотрел на лист бумаги перед собой.
— Сын не пал смертью храбрых, а сбежал. Забился в нору и жил в ней, как крыса. А потом, когда сполна прочувствовал жизнь дезертира и труса, решил вернуться. Радуйся. Твой сын жив.
— Я…
Отец швырнул в него кубок. Тяжёлая посудина со звоном отлетела от кирасы, залив лицо. На губах остался вкус дорогого вина.
— Не смей открывать рот при мне, — даже покраснев от бешенства, отец не повысил голоса. — Ты всегда был трусом и редкостным болваном. Лучше бы ты погиб. Я надеялся, что ты вырастешь мужчиной. Но увы.
Как в детстве, когда он отчитывал при любом промахе. А когда Людвиг изворачивался, чтобы сделать хоть что-то, за что папа будет им гордиться, становилось ещё хуже. Герцог взял перо и вписал что-то в лист, исписанный ровными строчками. Солнце светило сквозь шатёр, бумага казалась красной, и чернила отсвечивали кровью.
Людвиг стоял перед столом с горевшим лицом. Когда-то ледяной тон отца едва не доводил до слёз, но сейчас чувствовалось только разочарование. Для чего он вернулся? Он много раз глядел в лицо смерти, убил стольких, что не мог сосчитать. Зачем он вернулся? Чтобы стоять тут, как ребёнок, пытаясь не плакать? Всё зря. Надо было остаться с Ханной, можно было уехать куда угодно, стать тем, кем хочешь. А он пришёл назад, ведомый мнимым чувством долга. Всё напрасно.
— На твоё счастье, ты Лидси, ни один палач не посмеет тебя тронуть.
Отец свернул письмо, запечатал сургучом и приложил перстень Людвига.
— Этот город — крепкий орешек. Завтра отряд Форлорн Хоуп пойдёт в бой, чтобы отбить ворота. Они выполнят миссию и станут героями. Или умрут и станут героями. Кровь смывает позор. Ты идёшь с ними.
Он бросил печатку на стол и позвонил в колокольчик. В шатёр заглянул гвардеец.
— Отнеси список капитану Маркасу Каннану, — приказал герцог. — И проводи этого добровольца.
— Форлорн Хоуп? — Эйнар задумался. — На старом это вроде безнадёжное дело или пропавшая надежда. Что это значит?
— Отряд смертников, — Людвиг вздохнул. — Вот чем я думал, скажи мне, Эйни? Он меня даже не выслушал. Зря я вернулся. Ты же говорил, что не надо возвращаться. Столько раз. Всё через жопу, как всегда.
Он снял колечко с пальца и прижал к себе. Кто-то из новых соратников заметил золотой блеск, но Эйнар положил руку на топор. Получилось красноречиво, больше никто не смотрел в их сторону.
Эта часть лагеря огорожена и сильно напоминает тюрьму. Многие воины без оружия и прикованы друг к другу, а за ними надзирает стража. Но что странно, не все выглядят как заключённые, тут полно рыцарей и наёмников. Гвардеец, который привёл Людвига в это место, далеко не отходил. Следит, чтобы парень не сбежал, очевидно.
— Знаешь, что хуже всего? Я тебе столько наобещал. Но не смогу сдержать слово.
— Виги, я с тобой не из-за денег вожусь.
— Я тебе дом обещал.
— Я и забыл, — Эйнар хмыкнул. — Если честно, я тогда не из-за дома согласился. Всё равно некуда было идти.
— А я вот пришёл куда хотел. Но не знаю, хотел ли я этого на самом деле? Но теперь уже поздно. Прощай, старина, и спасибо за всё. Извини, что так вышло.
— Не извиняйся.
Эйнар посмотрел на новых соратников.
— И что тут одни преступники? Здесь и рыцари есть.
— Многие идут добровольно. Если рота смерти победит, тех, кто выживет, засыпят наградами. Для младших сыновей дворян это земли и титулы, для остальных богатства.
— Щедро.
— Нет. Почти все погибают.
— Ну, мы с тобой протянем, я уверен.
Людвиг поднял голову.
— Не дури. Тебе не надо завтра идти в бой. Мать твою, нордер, вали отсюда! Это вообще не твоя война!
— Неужели ты думаешь, что я тебя оставлю?
— Да какого Вечного, Эйн! — вскричал рыцарь. — Сейчас пойду к командиру, скажу, чтобы гнал тебя пинками под жопу! Уходи!
— Чего ссоримся, ребятки? — к ним подошёл толстяк в пластинчатой броне и в шляпе с пушистыми перьями. — Не можете до завтра потерпеть, что ли? Всё равно мы все сдохнем. Кто из вас Людвиг Лидси? — он посмотрел в мятый свиток.
— Я.
— Поссорился с папашей? Бывает. Я капитан Маркас Каннан, временный и единственный командир Форлорн Хоуп. У нас хорошая компания, разве нет? Тут дезертиры, насильники, убийцы, дезертиры, мародёры и прочие висельники, в основном дезертиры. А ещё наёмники, которые ждут тройной оплаты, и всякие благородные сыночки. Почему золотая молодёжь вроде тебя мнит себя бессмертной? Лезут за девками и славой, а получат пулю и гангрену. И дезертиры, я говорил? Просто их больше всего. Ещё и ты на мою голову, с каким-то мутным типом. Ты в списке? Если нет, то вали отсюда на хрен.
— Его там нет, — заявил Людвиг.
— Я там есть, — сказал Эйнар. — Вот, видишь? — он ткнул пальцем в бумагу, наугад.
— Не тыкай! Чего ты мне чешешь? Ты не сэр Эдмунд Вайзен, он вчера сдох от кровавого поноса.
— Я его призрак. Впиши меня куда-нибудь.
Капитан вздохнул, но достал свинцовый стержень.
— Как звать?
— Эйнар Айварсон.
— Нордер, что ли?
— Угу.
Каннан осторожно вписал имя кривыми буквами.
— Поздравляю, ты покойник. Поминки можешь отмечать уже сегодня.
— Эйн, ты чокнутый идиот, — Людвиг помотал головой. — Ты же мог уйти.
— И оставить тебя? Ну уж нет.
— Ты кретин, — рыцарь сплюнул и посмотрел на капитана. — Раз уж мы вместе… какие силы обороняют стены?
— Местное ополчение из цеховиков. Ещё армия фюрста, но это херня, недобитки, мы их пару недель назад в поле раскатали. Но есть большая проблема — город нанял две дюжины боденских стрелков.
— Две дюжины? Всего?
— Целых две дюжины! Твой папаша их недооценил, и мы уже в третий раз захлёбываемся кровью! Ты знаешь, какие у них пушки?
Капитан поднял руку.
— Они не делают бум, потом перезаряжают до вечера. Этот боденский гомик зажимает крючок, а его пушка делает бум бум бум бум…
— А есть и быстрее, — рядом с ними остановился усатый мужчина в кожаной куртке поверх кольчуги. — Некоторые стреляют так, будто Каннан пердит с гороха. Хорошо хоть, сука, что и вполовину не так смертоносно.
— Заткнись, — буркнул капитан.
— Мы знаем, что такое скорострельные пушки и патроны, — сказал Эйнар. — Они же у них не бесконечные.
Каннан и усатый переглянулись и хмыкнули.
— В том то и дело, что почти бесконечные, сука, — сказал усатый. — В городе несколько цехов производят порох, алхимики варят гремучую ртуть и ещё какое-то говно, а мастера крутят патроны. А всё потому, что мы долго ждали помощи от сраных Детей сраного Левиафана. Вот дождались, теперь весь город делает патроны для двух дюжин гомиков.
Усатый протянул руку Людвигу.
— Эквит Мюррей, лейтенант сапёрной роты. Хотя из всей роты я последний.
— Какой ты эквит? — Каннан заржал. — Псина безродная.
— А ты-то чего себя рыцарем называешь, свинья толстожопая? Ублюдочные аниссары больше похоже на рыцарей, чем мрази из Альбы вроде тебя, сука.
Оба засмеялись.
— Я командующий артиллерией! — рявкнул капитан.
— И где твои пушки? — Мюррей сплюнул ему под ноги. — Побросали всё в Беллите и так драпали, что конницу обогнали.
— Одна у меня осталась!
Каннан сделал несколько характерных движений пахом.