— Эйлос… — позвала я, и брат возник через миг, прожигая глазами.
— Нам нужна помощь, — сразу же сказал он, сжав мое запястье.
Я кивнула и последовала за ним, бросив Триэру:
— Вы отвечаете за человека жизнями.
— Э… — начал было Рик, но встретив взгляд Эйлоса из-под капюшона плаща, промолчал. — Ты не боишься, что твои друзья могут не выдержать?
— В случае чего я отомщу за тебя, — пообещала я, кинув хозяйке несколько монет и поднимаясь за братом наверх.
— Слабое утешение… — донеслось до меня бурчание черноволосого бродяги, но в ответе фраза не нуждалась.
Комнаты в трактире незадачливой Леди Лжи утопали в роскоши, ведь ими пользовались в большинстве своем Чарующие, ведущие вглубь Ущелья добычу. Эйлос открыл первую попавшуюся дверь, и мы оказались в покое, пропитанном запахом духов, дорогих тканей и смесью других, более или менее изысканных ароматов. Мне не нравилось здесь — мягкие подушки, пышные одеяла, картины, на которых свивались обнаженные тела… Все дышало развратом и несдержанностью, от которой меня коробило. Высокая фигура брата отбрасывала тонкую тень, разделявшую стену на две половины. Он скинул плащ, и я прикоснулась ладонями к черным крыльям на его спине, ощущая тепло и легкую дрожь, а потом оставила одного. Его запах смешивался с моим, запахом мокрых углей, мертвого костра, залитого водой.
— Человек принесет тебе беды, — звучно произнес Эйлос, повернув голову и глядя из-под опущенных ресниц. — Я видел это написанным тенями ветвей Ки-рра-Дис.
— Он уже их принес, — я сорвала покрывало с кровати, сжала ладони — и испепелила тряпку.
На сегодня достаточно было невыносимых для меня вещей, и я целеустремленно стала уничтожать обивку, картины, балдахины с позолоченными кистями, ковры и остальные предметы, которые не были нужны, пока внутри не осталась лишь кровать без матраса, простое дерево. Эйлос сложил руки на обнаженной груди и закрыл глаза, не мешая, но и не помогая. Быть может, он разговаривал с Тареном, но высокомерное красивое лицо брата ничего не выражало. Тонкая тень на голой стене начала расширяться, раскрываться, словно занавес.
— Иди ко мне… — властно проговорила я, и из раскрывшейся двери теней показался Тарен, из груди которого сочилась кровь, рисуя изысканный узор боли на сильном теле.
Он едва не упал, но потом открыл глаза, умоляя о прощении и спасении, признаваясь в чем-то, что я не умела прочитать. Уложив его на кровать, я сняла разорванную рубашку и ножны с серпами и села рядом, сжимая его пальцы в своих. Дыхание Тарена было неровным.
— Отдай ему часть себя.
Эйлос не открывал глаза, превратившись в безмолвного стража.
— Помоги мне.
— Я сдерживаю того, кто придет за ним из-за дверей, — холодно ответил брат.
По спине пробежал холодок, и я взглянула туда, откуда появился Тарен, — бесстыдную щель-тень, раскрытую, словно страждущее лоно. Внутри свивалась тьма, бесформенная, угрожающая, с каждым поворотом становящаяся все более плотной. Я провела пальцами по груди, оставляя длинную царапину, и почувствовала, как сила концентрируется на кончиках пальцев, смешивая свою кровь с кровью брата. Он ничего не говорил, но смотрел в глаза, и я падала в упругую черноту зрачков, поднимаясь и опускаясь на волнах его дыхания. Кожа его была тепла и приятна на ощупь. Я легла рядом, переставая быть отдельной частью бытия, сливаясь с ним, звуча одной и той же мелодией, отдавая магию в момент прикосновения. Плечи, грудь, его шея, скулы… Провести линии, закончив незаконченное, воссоздав разрушенное. Меня трясло, а Тарен обнял меня, прижав к себе, и его губы выпили последний глоток того, что я могла дать… Иногда они приходили ко мне ночью, и в этот раз было так же. Как только я в бессилии упала на кровать, Эйлос закрыл дверь-тень — стоящему за ней больше не было здесь жертвы — и лег с другой стороны, приводя в чувство своим теплом.
— Спи… — прошептал Тарен, поцеловав меня в спутанные волосы, и я мгновенно заснула.
Проспав несколько часов, я очнулась. Передо мной лежала свежая рубашка взамен разорванной — кто-то из братьев позаботился обо мне, на тело накинули легкое покрывало, а сами они стояли у двери, почти невидимые и одинаковые под черными плащами. Для воина нет мелочей, небрежность в одеянии — это шаг к небрежности в заботе об оружии, в отношении к тренировке, а значит — и в самой битве. Тот, кто слишком печется об одежде, столь же нелеп, как и тот, кто не уделяет этому внимания.
— Ра, — они отсалютовали мне и исчезли, убедившись, что все в порядке.
Небольшая слабость осталась. Словно едва различимый след на песке, который уже почти уничтожил неумолимый ветер. Царапина на груди зажила, раны на спине и бедрах тоже не жгли яростным огнем, и я облачилась, задумчиво глядя на шрамы на предплечьях. Из-за немощности человека мы подставляли себя под удар, но теперь братья снова были рядом, и я ощущала добродушную благодарность Тарена и насмешливое высокомерие Эйлоса, хотя уже снова не видела их.
— Если уж ты собралась поспать, то могла бы остальных предупредить, — Рик поднялся со стула, стоявшего между Кристией и Триэром.
Эд, как и прежде, стоял на своем посту, поприветствовав меня кивком. Даройо не было смысла приходить сюда, но любой посетитель мог помешать моим планам, поэтому я оставила парня следить за окружающим пространством. Мне нравилась его молчаливая преданность, свойственная воинам, которые строго соблюдают традиции. Остатки личной обиды сгладились за то время, пока я отсутствовала, он перестроил себя для новой задачи.
— У меня было дело, — я села и махнула Тарин принести еще куавы.
— Вот оно что, — издевательски протянул бродяга, хлопнув себя по колену и сев на место. — Мало того, что твои приятели тоже не дали мне купить себе пива, так они еще и не ответили ни на один вопрос. Такое ощущение, что я для них — пустое место.
— Так оно и есть, — кислое лицо Триэра сейчас напоминало высохшую дыню. — Он пытался убедить нас, что без пива умрет. Похоже, человек явно нас недооценивает.
Рик усмехнулся в усы, вспоминая свою проделку, но потом развернулся к Черному Лучнику, и глаза бродяги стали холодны.
— Я был очень неплохим мечником в свое время. Если вы дадите мне оружие, а не станете таскать на спине, как тюк одежды, я покажу тебе, кто из нас пустое место.
— Кажется, я понимаю, зачем ты его взяла, — расхохоталась Кристия. — Чтобы подарить в качестве шута Адепту.
— Если ты не будешь ускоряться и использовать другие возможности, присущие вам, я готов, — повторил Рик, никак не отреагировав на шутку и не спуская сердитого взгляда с Черного Лучника.
Братья чуть выступили из тени, чтобы увидеть столь странную дуэль. Триэр скривился, а Эд не обратил на происходящее никакого внимания, продолжая следить за тем, что творилось за дверью трактира.
— Если вы что-то сломаете, вам придется заплатить, — проскрипела Тарин, предчувствуя драку.
— Я не буду драться с каким-то червем из Белого Города, — презрительно произнес тощий даройо. — Это смешно. Ты не проживешь и секунды. Как я смогу не пользоваться тем, что у меня в крови?
— Еще два куска хорошо прожаренного мяса, Тарин, — повысила голос я, наблюдая за поведением Детей Лезвия и изумляясь человеку, который с каждым разом показывал все новые и новые грани характера. Его мышцы заплыли жирком, им не хватало тренировки, хотя сила в них угадывалась. Вероятно, у него была крепкая рука и верный глаз, но человеку никогда не сравниться с даройо.
— Значит, ты плохо себя контролируешь, — пожал плечами Рик. — Это позор для воина.
Триэр встал — и через миг, а может быть даже меньше, острие его стрелы смотрело бы прямо в глаз человека. Если бы я не двинула ногой по стулу, который ударил лучника, сместив прицел. Стрела впилась в пол, древко ее трепетало от силы выстрела.
— Ты находишься под защитой Ра, и это тебя спасает, — лицо Черного Лучника вытянулось, он поклонился мне и вышел прочь, чтобы совладать со своими эмоциями.
— Ты оскорбил одного из Детей Лезвия, человек, — я принялась за жаркое. — Смотрю, это входит у тебя в привычку. Пакостить тем, кто спасает твою жизнь. Это типично для вашего рода.
— Возможно, ты не заметила, но он сделал это первым, — в тон мне ответил Рик. — Мне не нравится положение скарба, который всем мешает и тянет вниз. Я не напрашивался идти с тобой, ты позвала сама.
— Ты мог отказаться, — подняла бровь я, не отрываясь от еды. — Теперь слишком поздно рассуждать об этом. Но я требую уважения к Детям Лезвия, они прекрасные воины и терпят тебя лишь как ступень на моем Пути, человек. Кстати, ты можешь поесть, а не то потеряешь остатки сил.
Кристия скрестила ноги, упершись локтем в колено, и слушала наши слова, не вмешиваясь в беседу. Тарин бесшумно опустила тарелку с мясом со стороны человека и так же тихо удалилась.
— Я видел твои возможности, Ра… — у гнева бродяги было много оттенков, а сейчас к нему примешивалась неуверенность и гордость. — Но я не позволю относиться к себе, как к твоему капризу.
— У меня нет оружия людей, — он начинал действовать мне на нервы, а мало кому удавалось лишить меня спокойствия. — Любой из Детей Лезвия убьет тебя, даже не взявшись за меч. С завязанными глазами и руками. Не слыша тебя, а только ощущая, как воздух омывает твое тело и отражается обратно. Достаточно лишь знать, где ты, чтобы нанести смертельный удар. Всего один, человек! Пойми же наконец — ваше боевое искусство тебе здесь не поможет.
— Удивительно… — слова Кристии падали приглушенно, но ясно разтличимо, будто шаги заблудившегося путника посреди поющего вместе с ветром леса. — Ты позволяешь ему разговаривать с тобой как с равной…
Никогда никто из Детей Лезвия не смотрел на меня так, как она в тот момент. Кристия знала меня очень долго — много дольше, чем прожил настырный человек, не желающий смириться со своей судьбой. Я помню время, когда хозяйка Алого Леса хотела убить меня, и время битвы спина к спине, время успокоения и время соперничества, но никогда она не смотрела на меня так. Она хвалила мое смирение и умение находить общий язык даже с такими тварями, как люди, этим взглядом, а мне вдруг стало неприятно. Рик не был ни капризом, ни простой жертвой. Люди оказались более сложными, чем всегда представлялись.