— Нет, но тут совсем другое. Ты — лучшая из всех женщин, которые когда-либо были на свете! — Его слова, сказанные с глубокой убежденностью, привели Клариссу в сильное волнение. — Ты возвышаешься над всеми Серыми линзменами как облако. Но ты должна достичь полного второго уровня и… в общем, однажды ты можешь встретить нечто слишком сильное, и я… то есть ты…
— Ты имеешь в виду, что я не соответствую своему уровню? — спросила мать спокойно. — Я знаю, но это никак не может затронуть мои чувства. Не прерывай, пожалуйста, — сказала она, когда Кит попытался возражать. — В сущности, чистейшее нахальство с моей стороны что всегда очень беспокоило меня, Кит — вообще считаться Носителем Линзы, понимая, какие они все необыкновенные люди и через что прошли, чтобы заслужить свою Линзу, не говоря уже о звании вольного линзмена. Ты знаешь не хуже меня, что я никогда не предпринимала ничего, чтобы заслужить Линзу. Ее преподнесли мне на серебряном блюде. Я не стою ее, Кит, и все настоящие линзмены знают, должны знать и чувствовать!
— Ты раньше говорила кому-нибудь точно так же? Уверен, что нет, — Кит остановился; похоже, все оказалось проще, чем он думал.
— Я не могла, Кит, все слишком личное, но с тобой я могу говорить обо всем.
— Хорошо. Мы быстро установим правду, если ты ответишь только на один вопрос. Ты действительно веришь, что тебе дали бы Линзу, если бы ты не была абсолютно достойной ее?
— Я никогда особенно не задумывалась… вероятно, нет… нет, конечно, — печальное лицо Клариссы посветлело. — Но я все еще не понимаю, как и почему…
— Все достаточно ясно, — прервал Кит. — Ты родилась с тем, ради чего остальным пришлось упорно трудиться и чего никогда не было ни у одной другой женщины.
— Кроме девочек, конечно, — поправила Кларисса рассеянно.
— Кроме них, — согласился Кристофер. Это был очевидный факт, и согласие с ним ничему не могло повредить. — Можешь поверить мне, а я знаю, кем считают тебя другие линзмены. Они уверены, что эрайзиане не сделают Линзу для тех, у кого нет особых способностей. И нам с тобой вполне по силам дело, ради которого я прибыл к тебе. Причина не в твоем несоответствии — его не существует ни в каком отношении. Но у тебя нет кое-чего, что должно принадлежать по праву. Ты настоящий линзмен второго уровня, но никогда не была на Эрайзии и не обучалась на линзмена. Мне страшно смотреть на то, как ты, не имея полной подготовки, стремишься навстречу тому, что может оказаться тяжелой работой. Ментор обучил бы тебя всего за несколько часов. Почему бы тебе прямо сейчас не полететь на Эрайзию или не разрешить мне отвезти тебя туда?
— Нет! НЕТ! — воскликнула Кларисса. — Никогда! Не могу, Кит, просто не могу — и не настаивай на своем!
— Почему? — удивился Кит, — Мама, почему ты дрожишь?
— Я ничего не могу поделать с собой, и вот почему. Ментор — единственный во всей Вселенной, кого я действительно боюсь. Я могу говорить о нем спокойно, но одна только мысль о том, чтобы быть с ним, пугает меня.
— Ясно… да, такое вполне возможно. А папа об этом знает?
— Да… то есть он знает, что я боюсь Ментора, но не так детально, как ты, — я не могу представить ситуацию в истинном свете. Ким не сможет поверить, что я трусиха, и пожалуйста, Кит, никогда не говори ему ни о чем.
— Хорошо, пусть меня поджарят на моем собственном жире, если я не сдержу слова. Честно говоря, я тоже не очень-то понимаю нарисованный тобой автопортрет. Очевидно, ты не трусиха… так что это одна из самых глупых твоих шуток, о которых я когда-либо слышал. На самом деле, мам, у тебя просто навязчивая идея, и неужели от нее никак нельзя избавиться…
— Нельзя, — заявила Кларисса спокойно. — Я пыталась неоднократно, еще до твоего рождения. Что бы то ни было, но оно засело глубоко и навсегда. Я знала, что Ким не давал мне работать, и постоянно пыталась заставить себя отправиться на Эрайзию или по крайней мере сообщить Ментору, но не могу, Кит — просто не могу.
— Понятно, — кивнул Кит. Сейчас он действительно все понял. То, что его мать чувствовала в глубине души, не было страхом, — это было хуже страха: отвращение, подсознательная реакция настоящей женщины на чудовище мысли, которое несчитанные тысячелетия не знало сексуального влечения. Кларисса не могла ни анализировать, ни понять свои чувства, но они были так же неизбежны, неискоренимы и стары, как и сам прилив жизни.
— Но есть другой путь, который для тебя ничуть не хуже, а может быть, и лучше. Ты ведь не боишься меня?
— Что за вопрос! Конечно, нет… а что ты имеешь в виду?… — ее выразительные глаза расширились. — Вы, дети — особенно ты — так далеки от нас… Так и должно быть… но ты можешь, Кит? В самом деле?
Кит настроил часть своего ума на ультравысокий уровень.
— Ментор, — обратился Кит к нему, — я знаю метод, но сначала ответь: могу ли я поступить так?
— Должен, юноша! Пришло время, когда это стало просто необходимо.
— Я раньше не делал ничего подобного, а она — моя родная мать. Если я совершу ошибку, то никогда не прощу себе.
Ты согласишься проконтролировать меня? И будешь нас охранять?
— Конечно, я обязательно буду контролировать и охранять вас.
— Мама, я действительно могу помочь тебе, — ответил Кит на немой вопрос Клариссы. — Но только в том случае, если ты захочешь взять все, что я в состоянии тебе дать. Просто впустить меня в твой ум недостаточно. Тебе придется очень трудно, покажется, что протащили через паровой молот и расстелили на дельгонском пыточном экране для просушки.
— Не волнуйся, Кит, — в дрожащем голосе Клариссы отразилось все ее напряжение. — Если бы ты знал, как я хочу! Я постараюсь взять все, что ты мне сможешь дать.
— Я уверен в успехе и, чтобы не рассчитывать на то, чего у меня нет, сразу скажу, — почему. Ментор показал мне, что и как я должен сделать.
— Ментор?!
— Ментор, — подтвердил Кит. — Он знал, что ты психологически не способна работать с ним, но сможешь и будешь работать со мной. И он и дал мне такое поручение. — Кларисса отреагировала на новость так, как и можно было ожидать. Чтобы у нее было время успокоиться, Кит продолжал говорить:
— Ментор знал так же хорошо, как мы с тобой, что, хотя ты и боишься его, но тебе известно, кто он и что значит для Цивилизации. Я должен сказать тебе все, чтобы ты была абсолютна уверена: я не юнец, пытающийся совершить работу взрослого.
— Хватит, Кит! Ты так о себе думаешь, а не я.
— Не удивительно! — усмехнулся Кит. — Сейчас моя личность должна немного очерстветь. Что не очень приятно. Ты — прекрасная женщина, и я слишком много думаю о тебе, чтобы радоваться тем мучениям, которые предстоят.
— Кит! — настроение Клариссы быстро изменилось. Прежняя живая улыбка осветила ее лицо. — Ты ведь не слабеешь? Может, подержать тебя за руку?
— Да, ноги уже деревенеют, — признался он. — А держаться за руки, пожалуй, хорошая идея. Физическая связь. Ну, я полагаю, что готов приступить к делу. А тебе лучше сесть, чтобы не упасть.
— Хорошо, Кит, входи!
И Кит проник в ее ум; при первом же вливании его разума У Клариссы перехватило дыхание, каждый мускул напрягся, и все тело чуть ли не забилось в агонии. Пальцам Кита потребовалась вся сила, когда ее руки схватили их и судорожно сжали. Она думала, что знала, чего ожидать, но действительность оказалась совсем иной. Ей и раньше приходилось испытывать мучения. На Лирейне II, хотя она никогда никому не говорила об этом, ее жгли, били и ранили. Она родила пятерых детей. Сейчас же как будто все мучения прошлого слились воедино, многократно усилились и безжалостно били в самый глубокий, нежный и чувствительный центр ее существа.
Кит, проникая все глубже, точно знал, что делать; раз начав, он продолжал — неотступно и уверенно. Он вскрыл разум матери, — она никогда не верила, что такое возможно, — полностью разъединил и изолировал его многочисленные крошечные элементы. Кит наблюдал за ней, невзирая на протест каждой клеточки ее тела и сопротивление разума. Он сверлил повсюду новые каналы, создавая невообразимо сложную систему коммуникационных линий бесконечно высокой проводимости. Кит точно знал, что делать, поскольку то же самое было недавно проделано с ним самим, и безжалостно продолжал, пока не довел дело до конца.
Затем, работая вместе, они сортировали, обозначали, классифицировали данные и составляли каталоги. Проверяли и перепроверяли. Наконец Кларисса изучила каждый элемент своего до того неизученного ума и каждую клеточку мозга. Теперь она быстро и без усилий могла получить любые знания, свойства характера и способности. Только после этого Кристофер вывел свой разум.
— Ты говорил, что мне не хватало всего чуть-чуть, Кит? — Кларисса поднялась, пошатываясь, и вытерла бледное лицо, на котором выделялось несколько странных темных веснушек. — Я так разбита, что, пожалуй, пойду и…
— Подожди секунду, мама, как насчет бутылочки файалина? Ты не думаешь, что мы вполне ее заслужили?
— С удовольствием, — согласилась она и выпила ароматную жидкость. Не удивительно, что все годы я чувствовала, будто мне чего-то не хватает. Спасибо, Кит. Я в самом деле ценю то, что ты сделал…
— Оставь, мама! — он крепко обнял ее.
— Боже мой, Кит, я выгляжу как настоящая ведьма! — воскликнула она. — Мне надо привести себя в порядок!
— Ладно. Я и сам чувствую себя не совсем в форме. Хотя мне нужен только хороший, жирный бифштекс. Присоединишься ко мне?
— Нет. Как ты можешь сейчас даже думать о еде?
— Полагаю, так же, как ты можешь думать о боевой раскраске и перьях! Разные люди реагируют по-своему. Ладно, я взгляну на тебя минут через пятнадцать-двадцать. Лети!
Когда Кларисса удалилась, Кит вздохнул с облегчением. Как хорошо, что мать не задает слишком много вопросов! Если бы она была немного любопытнее, ему с трудом удалось бы скрыть от нее, что никогда и ничего нельзя было бы сделать без надежного эрайзианского экрана. Кит поел, прибрал за собой, провел расческой по волосам и, когда мать привела себя в порядок, прибыл к ней на корабль.