– Я плохо спал, – стараясь объяснить всё происходящее не столько ей, сколько самому себе, произнёс он негромко.
– Ох, если уж Ди Гранов начинают мучить кошмары, то жди беды… – широко зевая, выпалила красавица и лениво поплелась обратно в комнату. Она даже не поняла, что своими словами подтвердила худшие опасения Берта, отчего ему поплохело ещё сильней.
Понадобилось немало времени, чтобы более-менее прийти в себя, но у Констанции были свои планы на брата, которые вскоре должны были всё усугубить…
– Тебе нужен бухгалтер? – часто хлопая ресницами, растерянно поинтересовалась Роза, когда Конни за завтраком заявила о своём намерении отправить брата с его новой подружкой в Сальтхайм, чтобы те посетили там какую-то аудиторскую контору. На крытой веранде было серо и мрачно из-за непрекращающегося вот уже десять часов дождя. Кроме того, время было раннее, но сон ни к Берту, ни к Розе теперь не шёл. Глядя, как Конни заходится в возбуждении и сверкает глазами, словно умалишённая, объясняя все детали предстоящей авантюры, Берт вновь остро ощутил это жжение внутри.
– Нет! Мне нужен документ с результатами проверки деятельности островного совета, который «Горман Аудит» должны были доставить Августу Ди Грану лично в руки, – тараторила сестрица, быстро при этом пережёвывая гренки.
– А они не доставили?
– Боюсь, он до этого момента не дожил. А госпожа Сапфир утверждает, что даже и в глаза не видела никакого курьера от них. Значит, документ остался в конторе. Всё же…мне бы хотелось в этом лично убедиться и получить его для ознакомления!
– Зачем?! – не выдержав напора сестринского больного энтузиазма и одновременно жуткого грызущего, щипающего, обжигающего всё нутро предчувствия вскрикнул Берт. Он и сам изумился тому, как надрывно прозвучал его голос. Как у подростка лет тринадцати.
– Берт, просто доверься мне! В конце концов, я старше и благоразумнее, – выражение лица Конни полностью противоречило её словам, с чем Маршан, пожалуй, прежде не сталкивался.
– Насчёт второго я в последнее время начинаю сомневаться, – протянул он, а затем, попытавшись собраться с мыслями, заговорил настолько сдержанно, насколько в данный момент был способен, – Конни, а ты не слишком увлеклась? Мне это уже как-то не нравится, знаешь ли.
– К тому же…когда, по-твоему, мы должны ехать? – спросила вдруг Роза, разбивая хрупкое равновесие Маршана вдребезги своим непростительным любопытством. Шлюзы прорвало, и всё тело Берта полыхнуло огнём, заставляя напрячься каждую клеточку его измождённого этим ужасным утром тела.
– В идеале, вам стоило бы собраться в течение часа-двух, – запросто отвечала Констанция, и, не сдержавшись, её брат застонал от боли и неконтролируемого приступа паники. Ладони его вспотели, а по спине как будто скакнул разряд тока. Игнорируя его, сестра выложила на стол небольшой буклет с расписанием движения электричек. – Смотрите, я всё просчитала. Если вы сядете на поезд от Линсильвы до Сальтхайма в десять часов, то уже в два часа будете там! Берите первый класс, пообедайте в вагоне-ресторане, а я всё оплачу. Чем не приключение, а? Если уложитесь со всеми делами до вечера, то сможете сесть на вечерний поезд и вернуться в Линсильву к двум-трём часам ночи!
– Но… к чему такая спешка? – продолжала участвовать в этом маскараде Роза, подогревая очевидное безумие Констанции.
– Голозадому Аткинсу вот-вот предъявят обвинение в убийстве, и Конни слетела с катушек! – спичкой вспыхнул Берт и непроизвольно взмахнул рукой так, что чуть не опрокинул на девушек горячий кофейник. На веранде повисло молчание. Парень раздражённо отвернулся в сторону, но спиной и шеей ощущал, как сестрица с Розой обмениваются жестами и о чём-то договариваются, беззвучно шевеля губами. Всё уже было решено и без его участия – он знал это. В каком-то смысле его не так сильно волновал происходящий вокруг абсурд, сколько не оставляющее его ни на минуту ощущение надвигающейся трагедии. Оно было сильно и непобедимо, а, значит, любой его дальнейший шаг неумолимо привёл бы к катастрофе. Сейчас он, как никогда прежде, понимал это и…даже принимал. Просто потому, что ничего другого, кажется, ему не оставалось.
– А знаешь, Берт, это и впрямь может быть интересно, – тихонько пропищала Роза и положила свою тёплую ладонь парню на плечо. Кажется, это подействовало на него успокаивающе, потому что пыл его начал немного спадать. – Сальтхайм – очень красивый город с живописными окрестностями. У меня там живёт приятельница – Лив Сигрин. Я давно обещала её навестить. К тому же у нас появился шанс сделать что-то хорошее и, возможно, помочь невиновному человеку избежать несправедливого наказания.
– И-и-и занавес, господа! Он сдался! – воскликнула Конни победно и, быстро уничтожив остатки своего завтрака, принялась командовать: – Собирайтесь, а я попрошу госпожу Сапфир подвезти вас до вокзала Линсильвы! Чего сидим? Шевелитесь, ну!
На самом деле, Берт согласился лишь потому, что знал – теперь уже Конни не успокоится. Да и целебное прикосновение Розы впервые за всё утро заставило почувствовать облегчение. Напряжение немного спало, и Маршан осторожно выдохнул. Тем не менее, идеи сестры не перестали казаться ему сумасбродными, а её инициативность – потенциально опасной. Продолжая демонстрировать своё несогласие, он весьма сдержанно попрощался с Констанцией перед тем, как сесть в машину и отправиться на вокзал. Он никогда не жаловался сестре на свои болезненные предчувствия, потому что очень боялся наткнуться на её долгие рассуждения об иррациональности его отношения к подобным вещам или, что ещё хуже, на обвинения в излишней податливости собственному богатому воображению. С другой же стороны, именно с ней, как ни с кем другим, он в глубине души мечтал поделиться своими переживаниями. В момент их расставания ему следовало сказать чётко и уверенно – «Конни, с самого утра меня пожирает чувство необъяснимой тревоги. Оно так сильно и так болезненно, что я сам не свой. Представь себе, Конни, у нас с Розой с утра даже не было секса – настолько мне плохо и тошно от осознания приближающейся беды. Прошу тебя, пожалей меня, пойми меня и отмени свои идиотские планы!». Но он смолчал. Потому что вовремя осознал, что произнести эти слова «чётко и уверенно», не превратившись при этом в глазах сестры в сопливого подростка с надрывным ломающимся голоском, скорее всего, невозможно.
Они с Розой отправились в путь, и с момента их прибытия на вокзал абсолютно всё пошло не так, как запланировала для них Конни. Сначала кислолицый мужчина в окошке кассы сообщил, что обратных билетов от Сальтхайма до Линсильвы на сегодня уже не будет, поэтому, если они всё же надумают ехать в Сальтхайм, то возвращаться оттуда придётся утром следующего дня. Роза неумело попыталась намекнуть сморщенному, как изюм, кассиру, что в покупке билета заинтересован потомственный Ди Гран, но схема всеобщего почитания потомков Святого Линсея на острове внезапно дала сбой: ни один мускул не дрогнул на безразлично-кислом лице сотрудника станции. Роза сначала чуть опешила, но затем собралась и широко улыбнулась Берту.
– Может, это даже лучше? В Сальтхайме живёт моя подруга. Она нас с радостью примет на одну ночь! Что скажешь?
Берт не ответил. В голове у него было пусто и холодно, и по мере их отдаления от поместья Ди Гранов отупение мыслей и чувств прогрессировало. Тело стало тугим и скрипучим. Еле-еле заставив себя повести плечами и подбородком, он вроде как согласился на предложение девушки, и через мгновение на руках у них оказались билеты до Сальтхайма.
Вагоны первого класса напоминали о старых фильмах или романах Агаты Кристи. Большая часть отделки имитировала дерево, а мягкая мебель была обтянула изумрудно-зелёной тканью, исшитой тонким золотистым узором. Под ногами стелился мягкий ковролин, а расположенный между двумя койками столик крепко держался на массивной резной ножке. Тем не менее, как это обычно и бывает в поездах, в воздухе висел плотный запах пыли и затхлости, от которых у Берта зачесалось в носу. На это неудобство цена билета абсолютно никак не способна была повлиять.
– Что тебя грызёт? – спросила Роза, как только поезд тронулся и медленно пополз вдоль пригорода, постепенно набирая скорость. Берт вслушивался в нарастающий стук колес и не спешил с ответом.
– Сложно сказать, – наконец, заговорил он, – но мне никак не удаётся отпустить ощущение, что этот день обернётся для меня катастрофой…
– Я понимаю, о чём ты, – подумав немного, заключила девушка.
– Правда?
– Да, но нет ли у тебя чувства, что катастрофа неизбежна?
– О да, оно-то и пугает меня больше всего, – чувствуя, как огромный камень отлегает от сердца, выдохнул эти слова Маршан. Голос его дрогнул, но осознание того, что Роза поняла его чувства без дополнительных пояснений, облегчило его дыхание и наполнило тело приятной серебристой прохладой жизни. Поднявшись со своего места, девушка встала напротив Берта и, положив обе руки ему на плечи, нависла над ним с лёгкой улыбкой на губах.
– Что ж…если катастрофа неизбежна, то, может, стоит просто принять это? И…раз ты ко всему готов, то ничто не способно тебя застать врасплох, так ведь?
– Получается, что так…
Это было не так. Берт знал это, но понимание, лишь на секунду проявленное рыжеволосой красавицей, вернуло его чувствам прежнюю магию, и он позволил себе забыться, принимая правила этой игры. С возвратившимся к нему желанием он поймал её поцелуй и, обхватив её бедра, ловко усадил её на колени. Остаток пути до Сальтхайма они провели за закрытыми дверями своего купе, а потому дорога промелькнула, как одно мгновение.
Архитектура Сальтхайма, городка, который в своё время облюбовали мигранты из Скандинавских стран, действительно очень сильно напоминала северную: по окраинам выстроились скромные серые каменные домики, похожие друг на друга и размещённые по секторам с какой-то пугающей симметричностью, а в центре нашлось место и классической башне с часами и острым шпилем, и какому-то суровому бронзовому памятнику, и мостовым, выложенным массивной брусчаткой. Воздух здесь был прохладнее и свежее, насквозь пропитанный ароматами хвои и можжевельника, а люди – сдержаннее и спокойнее распалённых солнышком и прибрежным солёным ветром жителей Линсильвы. На мгновение Берту показалось, что они с Розой пересекли какую-то границу и оказались в другом государстве – настолько всё здесь казалось другим. На них, двух чужаков, вышагивающих вдоль городской ратуши, никто не обращал внимания, в то время как в Линсильве какая-нибудь Гвиневра уже успела бы поднять шум на всю округу – «Ди Граны! Живые Ди Граны!».