В припадке жалости к себе, Настасья даже была готова расплакаться. При этом, она машинально отщипывала кусочки булки с оставленного Анютой бутерброда и клала то мне, то себе в рот… И вдруг… Внутри булки оказалось сложенное вчетверо то самое, злополучное фото Кота:
– Самое ценное в знак дружбы! – гласила наскоро нацарапанная углем на обратной стороне надпись.
«О, нет! – окончательно поддалась позыву поныть Настасья. – Этот портрет приносит сплошные неприятности!!! Теперь нас уронят, и мы разобьемся!!!»
И на этот раз я тоже проникся Настиными страхами. Не из-за портрета… Просто в оставленные для воздуха щели вокруг крышки нашего ящика, было видно, как Галлюцинация с Наседкой произносят над ящиком какие-то заклинания, после чего – так же нехорошо мне бывает в быстро опускающемся лифте – наш новый «дом» оторвался от земли и стремительно полетел…
7. Боевой выход – первый, последний и невразумтиельный
Всю дорогу Настасья капризничала, а я пытался успокоить ее, объясняя, что сидение в летящей коробке – далеко не худшее времяпровождение. О том, что худшее, наверняка, ждет нас впереди, я тактично умалчивал. В результате мы долго спорили и, к концу полета рассорились окончательно.
Наконец, земля мягко, но ощутимо, стукнула нашу коробку по дну.
– Что тут у нас? – Верх коробки откинулся, но вместо ожидаемого неба мы увидели конопатую физиономию с длинными, закручивающимися по краям усами.
Дух вредности и не думал выселяться из Настасьи.
– Проходите, чувствуйте себя как дома! – заявила она. И тут же язвительно объяснила мне свое поведение: «Не привыкла, знаешь ли, гостей на пороге держать. Тем более, у нас новоселье! Похвастаемся «уютной, теплой и вполне просторной территорией!»
– Вот так штука! – растерянно заявил рыжеусый, глядя на Настасью. – Оно еще и разговаривает! – он явно был раздражен. – Выходите! – окончательно посуровел он.
Тут даже Настасья не рискнула ослушаться. Я позавидовал рыжеусому. Эх, уметь бы разговаривать таким пугающим тоном, ни за что бы тогда девчонка не посмела б меня ослушаться. И не торчали бы мы тогда теперь Мать-Природа знает где…
Мы мигом вылезли из коробки.
– Собака! – многозначительно сообщил новознакомец, глядя на меня, и в первую минуту я решил, будто он так представляется. – Собака – это хорошо, собака – это пригодится. – развеяв мое удивление, он со странной смесью жалости и неприязни уставился на Настасью: – А вот ты – это плохо! Ну почему мне присылают задохликов? Ты ведь и бегать-то, небось, по-человечески не умеешь?
– Как это? – обиделась Настасья. – Очень даже умею. И на физкультуре, и во дворе. Во дворе – из-за собаки в основном…
– Гоняет? – недоверчиво хмыкнул рыжеусый. – А с виду такой добрый пес. Пристрелить?
– Что вы! Ой! Он хороший! – пока Настасья объяснялась, я окончательно разглядел нашего нового знакомого. Ого! Раньше я думал, что Воробушек – Настасьин учитель физкультуры – очень высокий человек. Теперь, еще раз посмотрев на рыжеусца, я стал считать всех ранее знакомых низкоросликами. Другими словами, если запустить нашего новознакомца в вольер с жирафами, он почувствовал бы себя среди равных.
Рыжеусый, наконец, пожелал представиться:
– Я – Командир Пеппер – ответственный за действие данного пехотного отделения. Обязан предоставленными мне силами чинить злоключения врагам и выполнять поручения Волшебного Правительства. И, спрашивается, как я буду это делать, если вместо обычного, человеческого новобранца, мне присылают задохлика. Да к тому же девочку! Хорошо, что хоть с собакой… – командир, недовольно и яростно шмыгнул носом. – У них там что, не нашлось нормальных, крепких нарушителей мужского пола?
– Все смертельно боятся попасть к вам на передовую, потому тщательно соблюдают все правила… – улыбнулась Настасья.
– А ты, стало быть, не боишься? – командир хитро прищурился, усмехнувшись в усы, и как-то сразу показался нам очень хорошим. Он не метал молнии, подобно Галлюцинации, не врал в глаза, как Директор, не квохтал без умолку…
Этого нам теперь было достаточно, чтобы человек вызвал симпатию.
– Ничуть не боюсь! – гордо соврала Настасья, скрестив пальцы на спрятанной за спину руке.
– Тем хуже, – сообщил командир. Знаком он попросил нас следовать за ним, и направился в сторону небольшого пригорка. Бормотал он при этом нечто пугающее: – Действие гипноза со временем ухудшается, нарушители просто обязаны быть среди старичков Академии! И вообще, был бы ученик, а уж нарушение на него найдется! А кого присылают? Фу! У меня же не балетная школа! У меня – война! Нужны выносливые новобранцы.
Мы взошли на пригорок. Уже начинало светать, и стало ясно, что простирающийся внизу лесок – не просто лесок, а прикрытие для довольно большого палаточного городка. Сетка, натянутая над кучно собравшимися палатками была закидана ветками. То есть, с воздуха засечь лагерь было почти невозможно. Но это зрительно. А вообще, любой нэсс и уж, тем паче, каждый дракон, пролетающий поблизости, мгновенно обнаружит человеческое поселение. Запахи! Они сразу выдавали обитаемость леса.
– Идемте на кухню – накормлю. – небрежно бросил Командир Пеппер,– У меня, конечно, таких, как вы, сегодня три ящика, надо бы и им внимание уделить. Да ладно. Вы у нас самые маленькие, буду опекать, раз такое дело…
Мы зашли под навес маскировочной сетки. Настасья осторожно продвигалась вперед, я семенил рядом. Дважды – один раз перед самым входом, другой – сейчас, почти возле кухни, – на нашем пути внезапно вырастали настороженные, неумытые лица часовых. Никаких тебе «Кто идет?», никаких паролей. Пристальный взгляд в глаза, усталое «А, новенькие…» и часовые снова исчезали: первые – в кроне косматого дерева, вторые – в ближайшей палатке. Вообще лагерь производил гнетущее впечатление – тишина и разбросанные ноги. Да, да, из палаток то тут, то там торчали ступни ног – босые, в носках, в одном носке или в ботинках. Ноги периодически вздрагивали, и при этом из недр палатки доносился короткий всхлип или даже выкрик.
– Садись на лавку за палаткой, сейчас еду дам, – сказал Пеппер.
Настасья послушно выполнила поручение, но, увидев содержимое миски, скривилась – пахла здешняя еда много аппетитнее, чем выглядела. Впрочем, каша, как каша. Я внезапно сообразил, что уже практически умер с голоду. Сил оставалось лишь на то, чтобы наброситься на еду.
– Право же, мне неудобно… – попыталась выкрутиться Настасья, – Я не голодна… Давайте оставим другим…
– За расход каши не беспокойсь… – бодро отрапортовал Пеппер. – Пока бои идут, у нас этого добра навалом. С утра посчитаем своих, наготовим. А к обеду уже лишние порции получаются… Расход людей больше, чем расход каши, понимаешь ли…
Я чуть не подавился от такой «радостной информации». И тут же услышал еще худшие вести. У Пеппера запиликал будильник. Командир недоверчиво глянул на циферблат, скривился и завопил:
– На построение, ребятки, вперед!
Через минуту он уже громыхал, мотаясь туда-сюда по лагерю:
– Построение, я вам говорю! Вставайте! – торчащие из палаток ноги непочтительно продолжали лежать. – Эх, хоть раз бы проснулись самостоятельно! – командир грозно сверкнул глазами и, с видом палача, щелкнул кнопкой на стоящем возле нас с Настей радио:
– Пора вставать! – с идиотской бодростью сообщило радио. – Пора на построение, дружочки! – голос, доносящийся из динамика, несмотря на маразматическую жизнерадостность, был нам знаком. Это он диктовал клятву для учеников Академии….
«И тут Глас!» – сонно шепнула Настасья. – «У них, похоже, нет других радиоканалов»
– Меня не слушаетесь, – пробурчал Пеппер. – Посмотрим, как теперь себя поведете…
И смотреть было на что! От соседних палаток к радио стремглав неслись наскоро одетые дети.
«Настасья, внимание!» – зарычал я. – «Мы не должны выделяться! Делай, как все!»
«Как все?! – Настасья страдальчески зевнула. – Но я так хочу спать! Ты не мог бы снова уложить в палатки всех этих сумасшедших? Это единственный вариант сделать так, чтобы я не выделялась…»
– Все сюда, все сюда! – зазывало радио. – Каждому по ложке каши, и победа будет наша! – спустя миг, Глас уже гнал нас на задание. – Немедленно приступайте к выполнению операции! Немедленно!
В лагере уже произошли перестановки. Двадцать мисок, словно дрессированные, синхронно полетели в чан для грязной посуды. Двадцать человек мгновенно вытянулось по стойке смирно, двадцать пар глаз требовательно уставились на командира Пеппера.
– Ну что непонятно-то? – рассердился Пеппер. – Гласеносцем остается Фред! – мы увидели, как наш давний знакомый, общавшийся с сосульками, взваливает радио на свои надежные плечи. – Поясню для новичков. Задача проста и безопасна. Как раз сейчас у подножия этого холма проходит караван нэссов с провизией. Мы должны прогнать сопровождающих и перехватить груз. Сложностей никаких. Мирные нэссы страшные трусы. Итак, мы все бежим за гласеносцем, при этом внимательно слушаем приказы. Если с Фредом что-то случится, ближайший к нему боец подбирает Глас и становится Гласеносцем сам.
– Но вы же уверяете, что операция безопасная! А теперь говорите «если с Вадимом что-то случится»…? – переспросил кто-то из новичков. Мы обернулись и ахнули – спрашивала наша дваждыответчица. И она тоже здесь!
Роботессу не удостоили ответом, снова переключившись на слушание радио.
– Задача проста, как никогда! – задорно сообщил Глас. – Прибежали, пошумели, распугали – и все в ажуре! Забрали провизию и бежим обратно. – под конец радио еще и запело. – Чики-пики, оки-доки, нашей пищи вышли сроки, заберем себе чужую! Эй, не медлить, обалдуи!
После этого уникального приказа все наши ребята синхронно подпрыгнули на месте, развернулись и побежали вперед.
– Не размышлять, выполнять! – подбадривало нас радио. – Утренняя пробежка по хвойному лесу – это так полезно, так здорово! Вперееед!
Разумеется, нам с Настасьей пришлось слушаться. Сложнее всего, было изображать радость от происходящего.