Отдав указания, она мельком смотрит на Хок Сена, который съеживается под ее взглядом, – после всего услышанного его вряд ли оставят в живых.
Тем временем монахи торопливо снимают с полок контейнеры с семенами, уходят, в помещение вбегают все новые и новые, аккуратно ставят ящики на пол – один за другим, ряд за рядом. Зерна, которым многие сотни лет, которые время от времени берут, чтобы прорастить в совершенно изолированных от внешнего мира помещениях, а затем вернуть на место; коробки, хранящие тысячелетнее мировое наследие.
Река бритоголовых людей в шафрановых одеяниях безостановочно складывает контейнеры себе на плечи и выносит главную драгоценность своего народа прочь из подземелья. Хок Сен завороженно следит за тем, как богатейший генетический материал исчезает во внешнем мире. Снаружи едва слышны песнопения – монахи благословляют замысел, несущий разрушение и обновление.
Белый генерал снова смотрит на старика. Тот не опускает голову, не хочет пресмыкаться. Пусть его убьют – убьют, иначе и быть не может, – но он не покажет страха. Хотя бы умереть надо с достоинством.
Однако дама, презрительно скривившись, лишь кивает ему на открытую дверь.
– Беги, желтобилетник. Этот город больше не сможет тебя укрывать, – говорит она и снова показывает на выход.
Хок Сен глядит удивленно, замечает на ее губах тень улыбки, торопливо делает ваи, вскакивает и бежит по тоннелям навстречу горячему уличному воздуху, проталкиваясь сквозь реку людей в шафрановых одеждах. Оказавшись на поверхности, поток монахов разделяется на несколько ручейков, которые текут к разным выходам, по пути разбиваясь на все меньшие и меньшие группы, на небольшие отряды, у каждого из которых своя цель, свое давно подготовленное место в далекой глуши, тайное укрытие, оберегаемое Пхра Себом и духами предков; место, куда не добраться калорийщикам.
Хок Сен, еще на мгновенье задержав взгляд на людях, непрерывно выходящих из семенного банка, бежит на улицу.
Заметив его, подъезжает рикша:
– Куда?
Старик, уже сидя в повозке, лихорадочно размышляет. Якорные площадки – только оттуда можно наверняка сбежать от подступающего хаоса. Ян гуйдзы Ричард Карлайл, скорее всего, еще там – он и его дирижабль, который летит в Калькутту за угольными насосами для королевства. В воздухе точно будет безопаснее – только надо застать заморского демона до того, как он поднимет последний якорь.
– Так куда едем?
«Маи».
Хок Сен мотает головой – теперь-то зачем не дает покоя мысль о девочке? Он ничего ей не должен. Какая-то рыбачка, никто. Но ведь вопреки здравому смыслу старик почему-то позволил Маи остаться рядом, пообещал взять себе в прислугу, уберечь от бед – ничтожная, но все-таки плата за помощь. Однако то было раньше, когда он планировал сбежать с деньгами калорийщиков, а значит, и тот уговор теперь не действует. Поймет.
– На якорные площадки. Гони. Опаздываю.
Рикша кивает и давит на педали.
«Маи».
Хок Сен проклинает себя. Ну что за идиот! Почему никогда не может сосредоточиться на главном? Почему его вечно что-то отвлекает, а в итоге прахом идут все планы спокойной и безопасной жизни?
Злясь на себя, злясь на Маи, он командует:
– Нет, подожди. В другое место. Сперва к мосту Крунгтон, потом на якорные площадки.
– Это же совсем в другую сторону.
– А я, по-твоему, не знаю?
Рикша притормаживает, разворачивает повозку в ту сторону, откуда только что приехали, встает на педалях и снова набирает ход.
На улицах наводят порядок, бурлит пестрый город – город, который не подозревает о неминуемой гибели. Велосипед скользит по залитым солнцем дорогам, рикша плавно переключает скорости и все быстрее и быстрее везет старика к девочке.
Хок Сен успеет, если только ему очень повезет, поэтому он молится об удаче, о том, чтобы хватило времени забрать Маи и не упустить дирижабль. Будь старик умнее – взял бы да и сбежал один.
А он молится об удаче.
Эпилог
Дамбы разрушены, насосы взорваны; шесть дней – и Город божественных воплощений мертв. С балкона высотки, в которой расположены лучшие в Бангкоке апартаменты, Эмико наблюдает за тем, как море стремительно заполняет улицы. От Андерсона-самы осталась лишь телесная оболочка. Пока гайдзин не испустил дух, девушка выжимала воду ему в рот, а он приникал к мокрой тряпке, как ребенок к груди, и просил прощения у видимых лишь ему призраков.
Услышав мощные взрывы на краю города, Эмико не сразу поняла, что происходит; но когда в воздух над плотинами, извиваясь гигантскими нагами, поднялись двенадцать столбов дыма, стало ясно: насосы Рамы XII, спасавшие от наводнений, уничтожены и жизнь города опять под угрозой.
Три дня Крунг-Тхеп пытались спасти, но пришли муссоны, и все попытки сдержать наступающий океан были оставлены. Полил дождь, мощные потоки смыли с улиц пыль и мусор, закружив и подняв над землей каждую щепочку. Из домов, держа над головами пожитки, хлынули люди. Медленно наполняясь водой, Бангкок превращался в огромное озеро, волны которого стучали в окна третьих этажей.
На шестой день ее величество объявила, что священный город решено оставить. Сомдета Чаопрайи больше нет – только королева и сплотившийся вокруг нее народ.
Белые кители, всего несколько дней назад ненавидимые и презираемые, теперь повсюду – выводят людей на север, а командует ими новый Тигр, странная неулыбчивая женщина – как говорят, одержимая духами. Она настраивает подчиненных на самоотверженную работу, на спасение стольких жителей Крунг-Тхепа, сколько вообще возможно спасти. Когда доброволец в белой форме проходит по коридорам здания и предлагает пищу и чистую воду, Эмико сидит тихо. Город гибнет, но доброе имя министерства природы восстановлено.
Бангкок пустеет, на смену велосипедному звону и крикам торговцев приходят плеск океанской воды и вопли чеширов. Иногда Эмико думает, что она – единственное здесь человеческое существо. Заведя однажды радио, девушка узнает, что столицу переносят в Аютию, которая стоит выше уровня моря, что Аккарат остриг голову и ушел в монахи искупать свою вину, так как не смог защитить город. Но все это от нее очень далеко.
В сезон дождей жизнь Эмико делается сносной – вода теперь повсюду, пусть застойная, воняющая отходами миллионов людей, но вода. Она находит лодочку и плавает на ней по заброшенному городу. Льет каждый день, и девушка подставляет свое тело под струи, которые смывают воспоминания о прошлом.
Эмико добывает пропитание, копаясь в мусоре и охотясь, ест чеширов, голыми руками ловит рыбу – с ее стремительными движениями метко проткнуть карпа одним ударом не составляет труда; сытно ест и спокойно спит: когда кругом вода, перегрева можно не бояться. Подходящее для Новых людей место виделось ей другим, но и это вполне подходит.
Она украшает квартиру – как-то раз переплыла широкое устье Чао-Прайи и навестила фабрику «Мисимото», где некогда работала. В разрушенном здании нашлось несколько сувениров, напоминающих ей о прошлом: сорванные со стен панно с иероглифами и традиционные чайные чаши – тяван.
Пару раз встречались люди: по большей части искали пропитание, и им не было дела до странно подергивающегося создания, которое скорее мерещилось, чем ясно виделось, но были и те, кто в беззащитной на первый взгляд девушке усматривал добычу. Этих Эмико успокаивала быстро и так гуманно, как только умела.
Дни идут за днями. Она уже настолько привыкла к своей спокойной жизни искателя пропитания в водном мире, что когда за стиркой на балконе третьего этажа ее застают незнакомый гайдзин с девушкой, встреча оказывается для нее полной неожиданностью.
– Это еще кто?
Эмико вздрагивает, чуть не падает с перил, спрыгивает на пол и, шлепая по воде, убегает в безопасный сумрак заброшенной квартиры.
Лодка гайдзина утыкается в балкон.
– Саватди кхрап!.. Здравствуйте!..
Человек стар, кожа вся в пятнах, живо блестят умные глаза. На лице гибкой смуглой девушки играет мягкая улыбка. Облокотившись о перила, они всматриваются в темную комнату.
– Не убегай, малышка. Мы совсем не опасны. Я так вообще не могу ходить, а Кип у нас – натура кроткая.
Эмико ждет, но пришлые никак не уходят и продолжают упорно ее высматривать.
– Пожалуйста, покажитесь, – просит девушка.
Вопреки здравому смыслу Эмико выходит им навстречу, осторожно шагая по щиколотку в воде. Она уже давно и ни с кем не разговаривала.
– Дергунчик! – ахает Кип.
Старика это словечко веселит.
– Но сами себя они называют Новыми людьми. – В его голосе нет неприязни. Гайдзин показывает две тушки чеширов. – Не желает ли юная госпожа с нами отобедать?
Эмико показывает на балконную ограду, к которой под водой привязан ее сегодняшний улов.
– Мне ваша помощь не нужна.
Старик замечает нанизанных на веревку рыб и смотрит уже по-новому, с уважением.
– Действительно не нужна. Если только вы не иной модели, чем я думаю. – Он просит ее наклониться поближе. – Здесь живете?
Эмико показывает наверх.
– Чудесная у вас недвижимость. Мы с удовольствием бы отужинали с вами сегодня вечером. Если чеширы вам не по вкусу, то и рыбы отведаем с радостью.
Она неуверенно пожимает плечами. Ей одиноко, а старик с девушкой на вид безобидны.
Темнеет. Костер из мебели разводят на балконе ее квартиры и жарят рыбу. В прорехи облаков выглядывают звезды. Под ними лежит темный лабиринт города. Когда с ужином покончено, гайдзин придвигает свое израненное тело к огню, а девушка ему помогает.
– Вот объясните, что тут делает пружинщица?
– Меня бросили.
– Нас тоже. – Старик с помощницей обмениваются улыбками. – Впрочем, полагаю, этот отпуск скоро подойдет к концу и меня вновь будут ждать прелести генетических войн и интриг вокруг калорий, поскольку, надо думать, белые кители опять найдут мне применение, – заканчивает он уже со смехом.
– Вы генхакер?
– Надеюсь, больше чем просто взломщик генов.