— Эй, слепой! — Эван махнул рукой, понимая, впрочем, что Хёд не видит.
Тот провожал девчонку домой. Сначала ведь она его пыталась провожать, теперь он ее. Защитник. И даже отсюда видно, как она к нему жмется, как смотрит на него. Наверняка уже напридумывала себе…
Довел до порога, что-то сказал, и назад.
— Слепой!
Он оборачивается, кивает и идет на звук. Не очень уверенно идет, но упрямо. Тут снега полно, протоптанная дорожка в некоторых местах заледенела, а вон там, с краю, на солнце уже лужа видна. Хёд пытается понять, как лучше пройти.
— Подожди, стой! — кричит Эван. Он подойдет сам. В конце концов, это ему нужно поговорить. В конце концов, Эван солдат, а Хёд настоящий лорд, что бы там не случилось.
Хёд ждет.
— Ты отлично дерешься, — говорит Эван, подходя ближе. Сложнее всего начать.
Хёд хмыкает, не отвечая ничего.
— Почему ты не убил их? — спрашивает Эван.
— А стоило? — в голосе Хёда почти насмешка.
— Они напали на тебя с оружием.
— Да. И теперь у меня есть топор, — он усмехается уже отчетливо.
Топор заткнут у него за поясом. Ремня нет, поэтому Хёд раздобыл где-то веревку, обмотал в несколько обхватов, заткнул за веревку топор. Так еще отчетливее видно, какой он худой… пролежал три месяца, но сейчас все равно хватает сил на все это.
— Тебе ведь раньше приходилось драться. Ты умеешь?
— Что именно ты хочешь узнать? — говорит Хёд холодно.
Значит — прямо. Хорошо, пусть так.
— Мне Шельда рассказала о тебе. Это правда?
Хёд пожимает плечами.
— Смотря, что она рассказала.
— О том, кто ты.
— И кто же я? — интересуется Хёд.
— Хёнрир.
— Хм, — говорит он. — Правда.
Спокойно стоит, опираясь на свою швабру, даже расслабленно. Без сапог, в носках, подпоясанный веревкой, штаны протертые на коленях, чьи-то старые, ему коротки, в одной рубашке на холоде. Только ничего из этого его не заботит. Он лорд. И еще, Эвану почему-то кажется, что стоит только одно неверное движение сделать, и Хёнрир уложит его так же легко, как тех двоих. Кто знает… были слухи, что Хёнрир даже тварей убивает голыми руками и с завязанными глазами, Эван не верил слухам, но сейчас еще немного, и начнет верить.
— А со мной ты можешь справиться? — спрашивает он.
— Зачем? Ты собираешься меня убить?
Такое чувство, что Эван отвлекает серьезного человека дурацкими вопросами, как любопытный мальчишка. Но ему все равно важно знать.
Очень мешает, что нельзя заглянуть в глаза, и не понять. Видно только губы и легкую, едва заметную, чуть снисходительную ухмылку на губах.
— Нет, мне незачем тебя убивать, — говорит Эван. — Я никогда не воевал с Лесом, у меня нет никаких личных счетов. Я только хочу понять, чего ожидать. Ты прав, я не справляюсь со своими людьми, не знаю, как удержать смертников, которым больше нечего бояться и нечего терять. Я пытаюсь занять их работой, но у меня не хватает сил следить за каждым. Да, я командовал людьми раньше, но все было иначе, мы сражались за Йорлин, я… — Эван вздыхает, все это не важно сейчас. — Наверно, я просто хочу понять, какую сторону займешь ты, если что-то пойдет не так.
— За что ты здесь? — говорит Хёнрир.
Ни за что…
— За предательство.
Эван говорит и зло сжимает зубы. Не важно, что он никого не предавал, но судили его именно за это, и признали виновным. Он предатель для всех. А правда никому не нужна.
— Бывает… — соглашается Хёнрир. — Нет, с тобой, думаю, мне не справиться. По крайней мере, это было бы нелегко. Те двое совсем не ожидали, поэтому вышло. Ты уже готов и не станешь делать глупостей. Тем более, если у тебя есть опыт.
— Что ты собираешься делать дальше?
Хёнрир… он, кажется, хочет отмахнуть, если не огрызнуться на такой вопрос. Но только хмурится.
Потом устало вздыхает.
— Не знаю, — говорит неожиданно откровенно. — Я не понимаю, что произошло, почему Лес так поступил со мной. Дело даже не в том — за что. Причин, чтобы тряхнуть меня может быть много. Но повод… почему? Что произошло именно в тот момент? Я не знаю, что будет, если я попытаюсь вернуться. У меня не осталось силы, нечем защищаться, поэтому, думаю, Лес успеет сожрать меня раньше, чем я доберусь до Торенхолла. Ждать своих? Сейчас я тоже не могу с уверенностью сказать, как они со мной поступят. Может статься — сходу убьют. Не знаю, что произошло… Думаю, попробую сунуться сам. И тогда, как за вами придут твари — я не увижу.
Да.
Глупо было. Дурацкая надежда, что Хёнрир может как-то помешать, ведь ему не понравилась эта идея. Что он вернется к своим и выскажется против. Его послушают.
Какое ему дело до каторжников?
— Хорошо, я понял, — говорит Эван.
Хёнрир стоит еще какое-то время, потом чуть переставляет свою швабру, готовясь идти дальше.
— Ты же понимаешь, что тебя тоже убьют? — говорит он.
— Понимаю, — говорит Эван.
— И что тебя держит?
Эван морщится, меньше всего хочется говорить об этом.
— У меня семья, — все же говорит он. — Жена дети… Вернее… не важно. И либо я доведу дело до конца, либо пострадают они. Мне плевать на все договоры с Лесом, но мне не плевать на своих детей.
Хёнрир кивает.
Переставляет швабру, делает шаг.
— Ты ведь знаешь, что тварей можно убить? — говорит он через плечо. — Часто люди считают, что твари неуязвимы, но это не так. Твари нужно отрубить голову. Или, хотя бы, перерубить хребет у самого затылка. Возможно, у тебя будет шанс.
Глава 8. Хёнрир
Сидит, растирает негнущиеся пальцы. Пока ходил по улице — замерз страшно. От холода Хёнрир, конечно, не помрет, и даже не заболеет, но зубы стучат все равно. Если и правда решит пойти в Лес, надо что-нибудь потеплее с собой захватить, хоть одеяло. Днем-то еще солнышко, а ночью мороз, та капля магии, которая осталась — не справится.
Понять бы, как правильно поступить.
Дождаться — кажется самым разумным. Но как с ним поступят свои? Примут или решат довести дело до конца? Отсроченный смертный приговор все еще висит на нем? Или это он и был? Нет, слабо верится…
И если примут… Ему вернуться?
Самое главное, Хёнрир не уверен, что хочет вернуть все, как было. Вернуть Лес внутри. Потому что если не вернется магия, Лес просто убьет его, очень быстро превратит в тварь, защищаться нечем. Если вернется…
На самом деле, самое разумное, уйти отсюда подальше, куда-нибудь вглубь Йорлинга, он ведь теперь свободен и может идти куда хочет… так, чтобы Лес не достал его. И подождать. Немного силы осталось, а значит, есть надежда, что все восстановится, сила не может уйти в никуда. Пусть не сразу… Месяц, год… Тогда он мог бы восстановить и зрение и ногу сам и больше не зависеть ни от кого. Тогда он мог бы действовать.
Потому что сейчас Хёнрир беспомощен.
Но и ждать он не может тоже. Слишком много времени прошло.
Эрлин там… Ему нужно знать — как она. И если с ней тоже что-то случилось…
Хоть на стену лезь…
Он никак не может сидеть и ждать, каким бы разумным и правильным это ни казалось.
— Твои сапоги! — в голосе Шельды отчетливо слышна обида и злость.
Она ставит что-то перед Хёнриром. Он протягивает руку… и правда. Его сапоги.
— Спасибо.
Такое чувство, что Шельда едва ли не всхлипывает.
— Могу и все остальное отдать, твоя одежда у меня.
— Отдай, — соглашается он. — Но я пока надевать не буду, пусть полежит. Иначе возникнут вопросы.
— Хорошо, — говорит Шельда.
Она приносит… Аккуратно сложенное, чистое. Хёнрир прячет все под матрас. Когда понадобится и он соберется уйти — пусть будет под рукой.
Если полностью переодеться в свое, это будет слишком заметно, слишком очевидно — откуда он. Пока рано… Сапоги не так бросаются в глаза, как черный дублет, расшитый серебром.
Правый сапог отлично садится по ноге, привычно. А левый — болтается, сваливается. Можно его веревкой привязать, будет все лучше, чем в носках.
Шельда долго стоит, смотрит на него.
— Не знаешь, как дальше со мной поступить? — спрашивает он.
— Я знаю, что ты заслуживаешь смерти, — говорит она отчаянно.
— Если бы ты хотела убить меня, то давно бы убила. Значит — не хочешь. Просто признай это.
— Нет. До сих пор хочу.
— Тогда убей, — Хёнрир пожимает плечами. — Думаю, у тебя получится. С твоим даром это совсем не сложно. Закопаешь где-нибудь на заднем дворе и скажешь, что сбежал. Тебе поверят. Мне ли тебя учить Шельда?
Она злится. Почти всхлипывает, поворачивается, уходит. Ей нечего ответить, она не может.
Злится — это хорошо. Возможно, если надавить и вывести ее из себя, то Шельда проболтается, эмоции возьмут верх. Хёнрир уверен, что она знает куда больше. И если все действительно так…
«Убей его, Иль! Убей эту тварь! Я ненавижу!»
Он ведь видел ее, это не показалось. Слышал ее голос. Пусть сквозь боль, сквозь кровь, заливающую глаза, но не его фантазия, это было на самом деле.
Чья-то месть.
Черные волосы треплет ветер…
Шельда?
Шельда приехала с Норагом в Фесгард двадцать лет назад, как жена. Вряд ли ей меньше сорока сейчас. Но, судя по всему, она выглядит как юная девушка. Что ж, Хёнрир знает, что Лес тянет силы, и пока Лес был слабее, лорды больших Домов жили куда дольше. Слышал, что если, имея силу, уехать далеко, чтобы Лес не мог достать, можно прожить вдвое, а то и втрое… От Леса не уйдешь, но так говорили…
А в Шельде силы не мало.
И ей есть, за что Хёнрира ненавидеть. Она желает ему смерти до сих пор. Он убил ее мужа, он сровнял с землей Фесгард. Он — тварь.
Но даже не это важно. «Иль». Кем бы она ни была, какой бы мести она ни желала, но она обращается к Лесу, как к человеку. Не Ильгар даже. Иль. Он человек для нее. Шельда потребовала мести, и Лес послушал ее.
Мог ли Хёнрир сам просить о чем-то Лес? Говорить с ним? Не на уровне магии, а просто говорить?
Твари в Фесгарде не тронули Шельду. Никаких тайных подземелий быть не может, это смешно. Лес почует живую кровь даже под землей, где угодно, и приведет тварей. Твари выломают любую дверь. В Фесгарде — Лес просто не тронут ее. Она своя.