икаким тварям!
Он вздрагивает, чуть отстраняется от нее.
— Нет, — говорит неожиданно серьезно, — не надо.
И хмурится.
— Я могу, — не понимает Шельда. — Я укрою. Лес отпустит тебя.
Он хмурится еще больше.
— Не надо, Шельда, — говорит он. — Если что-то пойдет не так, пострадают мои дети. Я не хочу этого. Не хочу рисковать.
— И твоя жена?
Он поджимает губы, смотрит на нее почти с тоской.
— И моя жена, — говорит, наконец.
— Ты ее любишь?
— Разве это имеет значение?
Он не рассчитывает увидеть ее снова. Не рассчитывает остаться живым.
— Наверно, не имеет… — тихо говорит Шельда.
Он качает головой. Отпускает ее, отступает на шаг. Почему? Он ведь хотел этого сам.
— Прости, — говорит Эван. — Не стоило. Давай пойдем в дом, а то холодно.
Холодно, теперь он в одной рубашке.
Оглядывается. Там, на крыльце ее дома стоит кто-то. Тьяден? Ждет их. Надо идти.
Немного обидно, но все, наверно, правильно.
— Пойдем, — говорит Шельда.
Эван кивает.
Они идут, рядом. Он все это время молчит, только смотрит под ноги.
И только перед самым крыльцом…
— Она не ждет меня, — говорит Эван.
— Что?
— Моя жена, — говорит он. — Она обрадовалась, сказала: «наконец-то, хоть твари сожрут тебя, и я стану вдовой, смогу выйти замуж снова». Она устала меня ждать, жить одна. За последние годы я почти не был дома, прихожу и сразу ухожу, на несколько месяцев. Она сказала — уже не помнит, как я выгляжу. У нас с ней два сына и дочь, а третьего сына она родила от другого. Она не ждет…
— Ты ненавидишь ее?
— Не знаю, — говорит Эван. — Когда только узнал — да, я был готов убить ее, чуть не убил… Теперь, наверно, я ее понимаю. Так жить невозможно.
Они идут…
Тьяден на крыльце явно нервничает, ждет их. Что-то случилось?
Шельда прислушивается невольно…
И вдруг — далекий вой, едва различимый, словно шум ветра.
— Слышите! — испуганно кричит Тьяден. — Шельда, что это?
Твари.
— Если ты еще что-то там не решила, Шельда, то тебе придется решать очень быстро, — говорит Хёнрир. — Лес услышал тебя.
И вот тут становится по-настоящему страшно.
Вой тварей… и снова… ближе и куда отчетливее.
Хёнрир сидит на табуретке у стола, но вся его поза, вся напряженная настороженность говорит о том, что он готов вскочить и бежать в любую минуту. И не прятаться, а сражаться. И плевать ему, что он слепой и без ноги.
— Он не тронет меня, — говорит Шельда, сама понимая, как наивно звучат ее слова.
— Тебя — да, — говорит Хёнрир. — А остальных?
— Ты хочешь сказать, что твари могут прийти сюда? — говорит Эван. — Просто так?
— Могут, — говорит Хёнрир. — Они могли прийти всегда, но сейчас Лес почувствовал опасность для себя, и он будет действовать.
Тьяден у двери, совсем испуганный, не понимающий, что происходит. Тьядена Шельда сумеет защитить… возможно, Эвана тоже.
Эван прислушивается. Он тоже не понимает, не знает всего, но сейчас он видит перед собой задачу, которую придется решить.
И все же… Ильгар благословил ее! Он не может после этого наслать тварей.
Хёнир понимает.
— Ты говорила с ним? — спрашивает он.
— Да. Но он… — какой она была дурой… слишком привыкла закрывать глаза и прятаться. — Он согласился со мной.
Как глупо это звучит. Все давно изменилось.
— Ильгар, но не Лес, Шельда, — говорит Хёнрир. — Для Леса на первом месте не разум, а инстинкты, голод, страх. И сейчас он видит в тебе источник опасности, как бы ты сама не была важна для него. Но он сначала убьет, а потом поплачет над тобой.
Эван хмурится, чуть склоняет голову на бок, разглядывая ее. Он не знает, кто она.
Тьяден тоже не знает до конца всей правды.
Хёнрир ждет.
Нужно что-то делать, причем прямо сейчас, на сомнения нет времени.
— Я поставлю охранный контур вокруг деревни, — говорит Шельда.
— Хорошо, — говорит Хёнрир. — Он будет только сигнальный или полностью непроницаемый? Я не знаю твоих возможностей, Шельда.
Лорд и командующий, сейчас в этом невозможно сомневаться. Он мгновенно перетянул все на себя, и Шельда, пожалуй, благодарна за это. Позволить ему принимать решения, делать так, как он скажет. Сражаться Хёнрир умеет.
— Сигнальный, — говорит Шельда. — Максимально широкий. Полный щит я не смогу держать слишком долго, он ослабнет, и тогда в нем не будет никакого смысла. Но как только я почувствую, что твари приблизились, я поставлю внутри этого полный щит меньшего диаметра. Наверно, людям лучше держаться ближе друг к другу.
— А убить тварей твой щит сможет? Или ты сама? Они ведь не уйдут, даже если не смогут прорваться сразу. А ты сама говоришь, что не сможешь держать полную защиту долго. Или ты надеешься уговорить Ильгара отозвать их?
Шельда качает головой. Очень слабая надежда.
— Я попробую, — говорит Шельда. — Мне не приходилось убивать тварей никогда. Но я… попробую. Я ведь должна сделать это?
Кто, если не она? Смешно, это почти обряд посвящения. Как долго она от этого бегала, считала, что Лес слишком далеко, все эти ужасы никогда не коснутся ее. И вот настигло.
— Хорошо, — говорит Хёнрир, — я понял. Ты покажешь, где будут проходить границы одного и второго контура. Эван! Мне нужно четыре добровольца, чтобы жечь костры. Лучше, если они будут из тех, кто способен сражаться. И утром еще четверо, на смену.
— Сражаться? — Эван смотрит серьезно. — Ты хочешь, чтобы мои люди сражались с тварями?
Безумие. Люди не способны на такое.
— Нет, — говорит Хёнрир. — Они не смогут. В первую очередь, мне нужны люди, которые не ударятся в панику, увидев врага. И смогут хоть как-то постоять за себя, действуя по обстоятельствам. Сражаться с тварями буду я. Возможно Шельда, если у нее получится. Идем, лучше не терять времени.
Глава 11. Эван
— Твари боятся огня? — спрашивает Эван, вглядываясь в темноту.
Они расположились между двумя кострами, что горели по разные стороны поля. Впереди лес, сзади — деревня. Было немного не по себе. Твари выли снова… где-то там.
Может быть, нужно больше костров?
— Нет, — Хёнрир смеется неожиданно весело. — Наоборот. Огонь, тепло, жизнь — их привлекает.
— Ты хочешь сказать: эти люди — приманка? Но я обещал им…
Обещал, по большей части, Хёнрир, но это ничего не меняет. Эван все равно отвечает за этих людей. Кем бы они ни были.
А Хёнрир умеет красиво говорить и раздавать обещания, так, что сразу хочется ему верить, идти за ним, сражаться за него. Возможно, в этом есть даже капелька магии — слишком уж убедительно. И, кроме того, синий камешек у Эвана в груди начинает чесаться и чуть теплеет от его слов, пока не жжет, но что-то такое чувствует… Эван не разбирается в магии.
Хёнрир щедро обещает жизнь и прощение, говорит уверенно, твердо, и даже мысли не возникает, что у него может не быть такой власти. А тех, у кого возникает — он может легко поднять одной рукой и тряхнуть так, что лишние сомнения сразу отвалятся. Даже здоровенных мужиков может тряхнуть, как котят. Он сильнее любого из них. Он не простой человек, с этим невозможно спорить. И ему верят.
Только Эвану он говорит правду. Наедине.
— Я не могу ничего обещать тебе, — говорит он. — Не знаю, выживут ли твои люди, выживешь ли ты сам или я. Когда придут за вами, я постараюсь договорится, чтобы твой договор признали полностью выполненным, отправили в Альтан подтверждение. Но меня слишком долго не было дома, и ваш договор заключен не со мной. Поэтому гарантировать, что приехавшие за вами люди сделают все именно так, как я скажу — невозможно. Но я сделаю все, что от меня зависит. Я знаю, ты переживаешь за свою семью, хочешь защитить их. Но сейчас нам нужно защитить этих людей. Решай. Я понимаю, что свои дети куда важнее, чем десятки чужих. Но я могу сказать тебе только одно: пойдут ли твои люди со мной или нет, пойдешь ли ты, но тварей в Лесу от этого не станет меньше. Если твари захотят — они явятся сюда. Мы можем попытаться защититься, а можем пытаться спрятаться, и тогда твари убьют всех. От тварей спрятаться невозможно. У нас нет выбора — умереть или спастись. У нас есть выбор — умереть сражаясь или умереть в подвале. Но если мы будет сражаться — у нас будет шанс. А если всех нас убьют, твой договор все равно не будет выполнен.
Эван никогда не видел тварей, только слышал страшные истории о них. От тварей нет спасения, их невозможно убить, они не чувствуют боли, не знают страха и жалости…
«Всех нас» — говорит Хёнрир.
— Ты собираешься драться? Не видя, на костыле?
— Я попробую, — он улыбается.
— Зачем это тебе? Ты ведь всегда сражался на другой стороне. Ты приходил вместе с тварями, охотиться на людей.
Хёнрир пожимает плечами, так небрежно.
— У меня тут свои цели и свои счеты с Лесом. И мне нужна поддержка Шельды. Придется рискнуть.
— Рискнуть и сразиться с тварями? Что же за цель, ради которой ты готов умереть?
— Я не готов умирать. Я собираюсь выжить и справиться.
Это звучит почти как шутка… безнадежно. Но, глядя на него, кажется, что шанс действительно есть.
— А эти люди у костров, они обречены? Если твари нападут на них, что они смогут сделать?
— Ничего. Они и так обречены. Но сейчас, по крайней мере, они умрут с большей пользой, и их смерти могут сохранить жизнь для многих других. Или ты хочешь поставить вместо них пастухов из деревни? Или их жен? Женщины и дети смогут жечь костры не хуже.
— Но мы врем им.
— Да. Мы врем им. Если хочешь командовать людьми, Эван, не пытайся быть хорошим для каждого. Следуй своей цели и старайся сохранить как можно больше людей, они тебе еще пригодятся. Но умей пользоваться ими, иначе какой в них смысл?
Не будет Эван больше никем командовать. Может, и к лучшему…
А сейчас, они сидят в поле между костров. Утоптали землю, постели теплые одеяла — ждать, возможно, придется очень долго. Очень хочется верить, что твари побродят вокруг, повоют и уйдут… Кто знает?