— Если вернется сила, то твои костыли мне будут уже не нужны.
Она вздрагивает, слышно ее чуть судорожный вздох.
Той силы, которая была у него когда-то, хватит, чтобы самостоятельно восстановить ногу и зрение. Он сможет сделать сам то, что когда-то сделал Лес.
Вопрос в том, вернется ли сила.
— Пообещай, — потребовала она.
— И ты поверишь моему слову? А если я обману тебя?
— Лес не пустит тебя назад. Убьет.
Голос Шельды напряженно звенел льдом.
— Да? Значит, если я тебя обману, то Лес меня накажет? Я правильно понял, Шельда?
— Пообещай.
— Шельда, не лезь ко мне в голову, убери ментальные нити. Они прорастают. Если я нужен тебе, как послушная тварь, то почему ты не сделала этого раньше?
— Пообещай мне, и я сделаю так, что ты сможешь ходить.
— Нет, — сказал он. — Пока не понимаю твоих игр, я ничего не стану тебе обещать. Хочешь, попробуй убить меня. Но заставить — ты не заставишь.
Шельда ушла тогда.
А он сидит.
Костыль — неплохая идея, между прочим.
Дом в деревне, а значит, должен быть какой-то сарай. И там… грабли, например. Обмотать зубья тряпкой, будет опора под плечо, подмышку. Подрезать черенок, если слишком длинный… Если не найдет грабли, то лопату, косу… крепкую палку с опорой под руку, придумать что-нибудь. Все лучше, чем табуретка. Вряд ли Шельде это понравится, но он попробует, все равно.
Но главное — попытаться нащупать силу. Если первые проблески есть, то есть и надежда. Хёд чувствует ее, где-то рядом. Пока ничего не сделать самому, даже палец, поцарапанный день назад, никак не заживает… это так непривычно. Но видеть свет силы он может. Попытаться…
Шаги. Быстрые, едва не вприпрыжку. Тьяден?
— Хёд! — весело кричит Тьяден издалека. — Ты уже на крыльцо вышел!
— Да, — говорит он. — Воздухом подышать.
— Холодно ведь, ты так замерзнешь. Может быть, в дом пойдем?
Подбегает и, кажется, даже, руку собирается протянуть, помочь Хёду подняться, но наверняка не скажешь. Рядом стоит.
— Подожди, — говорит Хёд. — Посиди немного со мной. Расскажи, а ведь какой-то сарай рядом есть? Такой, чтобы грабли лежали, лопаты и что-то такое? Чем здесь раньше огород копали?
К вечеру Хёд научился ходить с помощью старой швабры, найденной Тьяденом в сарае. Швабра оказалась крепкой, не шаталась у основания и вес Хёда держала хорошо, правда была чуть коротковатой, но это не страшно, все лучше, чем табуретка.
Шельда не слишком обрадовалась такой идее, но возражать не стала.
Молчала. Только осторожно пыталась прощупать его, Хёд чувствовал прикосновения магии. И с этой магией он пока ничего сделать не мог… это заставляло напрячься.
К вечеру пришел Эван.
— Добрый вечер, Шельда, — сказал он.
— Эван, заходи. Как ты сегодня?
— Намного лучше, спасибо, — в его голосе благодарность и едва скрываемое недоверие. Слишком быстро? Человек с пробитым легким, который вчера едва держался на ногах, сегодня прекрасно себя чувствует.
Даже по звуку шагов отчетливо слышно, что это так. Шаги ровнее, увереннее. И осторожнее. Он понимает?
Интересно, насколько сильна магия Шельды?
— Я рада, — говорит она. — Как вы устроились?
Эван тяжело и шумно вздыхает.
— Отлично, — почти резко говорит он.
И все же, нервы у него на пределе, еще немного, и сорвется. Хёд слушает.
— Садись, я посмотрю, как у тебя, — говорит Шельда.
Эван снимает куртку, ремень, оружие отстегивает, слышно, как кладет на лавку. И даже рубашку снимает сам. Садится. Шельда… повязку разматывает? Кровью сегодня почти не пахнет.
— Воспаление уже меньше, — говорит она. — Я сейчас промою и еще компресс сделаю. Травки тебе заварю.
Шаг в сторону. Какое-то движение… Хёд слышит, и резкой выдох.
— Подожди, — говорит Эван. Он хватает Шельду за руку? И в ответ, Хёд видит, как сила вспыхивает в Шельде огнем, готовясь ударить в ответ. Но пока она ждет.
Хёд тоже, на всякий случай, кладет руку на швабру. Отсюда до стола для него будет примерно семь шагов, и еще тонкая занавеска, отделяющая угол с кроватью, Шельда задвинула вечером. Сейчас Эван не видит его. Два шага до занавески, и пять дальше, отодвинуть нужно рывком влево.
— А если без компрессов? — говорит Эван. — Без всей этой дури. Это ведь магия?
— Отпусти, — говорит Шельда.
Тихо. Только сосредоточенное сопение.
Потом он отпускает.
Шельда делает шаг назад.
— Прости, — говорит Эван. — Я… Это не мое дело.
— Не твое, — соглашается она, жестко и холодно, совсем не так, как можно ожидать от юной девушки. — Если бы я не сделала это, сегодня вечером ты был бы уже мертв. Если не рана, то твои люди добили бы тебя.
Он вздыхает.
— Да, я знаю. Я вовсе… Я хотел сказать — не стоит притворяться… Я благодарен тебе.
Тихо. Долго тихо, и даже магия Шельды успокаивается, становится едва различимой.
— Сядь, — говорит она. — Промыть все равно нужно.
В Йорлинге не любят живой магии. А ведьм, таких как Шельда, если, конечно, могут дотянутся, жгут на костре. Храмовые ловчие есть. В Йорлинге предпочитают магию другого рода, ту, что проще контролировать. Как тот же адамак. Вчера Хёд не обратил внимания на камешек, но сегодня — вот он, синий светлячок. У Эвана камень — центр, а на его людях — клеймо, он может причинить боль, может даже убить их, потянув за нити. Да, эти связи очень ограничены в своем действии, но для людей, не имеющих силы — неплохое решение.
Эван садится и дальше уже только хмуро молчит.
Шельда идет за водой, ставит миску на стол… слышно плеск…
— Прости, — тихо говорит Эван.
Сияние силы… Хёд почти видит, как Шельда кладет руку Эвану на спину, и как магия перетекает, расходится волнами, залечивая рану окончательно. Адамак отзывается тусклым светом.
— Возможно, тебе не стоило делать этого, — говорит Эван. — Камень чувствует тебя. А значит, о тебе уже, скорее всего, знают в Альтане.
Эван сам не свободен. Его точно так же держат на поводке, и этот поводок куда прочнее…
— Здесь уже Лес, — говорит Шельда. — А в Лесу свои законы.
— Ты одна из них, да?
Она долго молчит… только плеск воды… капли…
— Нет. Я сама по себе.
Хорошо. Раз уж мы сегодня начистоту…
Хёд берет швабру, поднимается на ноги. Слышит, как Эван дергается, уловив звук.
— Как скоро Лес придет за вами? — говорит Хёд, делает шаг к столу.
Еще шаг, и он отдергивает занавеску. Слышит, как Эван вскакивает, кажется даже, за оружие хватается.
Потом… хмыкает удивленно. Непонимающе. Усмехается.
Да, Хёд отлично понимает, какое дикое представляет собой зрелище — слепой и хромой мужик со шваброй подмышкой. Голос только… Эван среагировал на голос, правильно среагировал, как на опасность. Не вопрос, а приказ, от старых привычек никуда не деться.
— Кто ты такой?
— Хёд, — говорит он. — Меня здесь в лесу нашли, неподалеку, полумертвого. Шельда выходила. И я ничего не помню о своем прошлом.
— И давно ты… тут?
— С конца осени, — говорит Хёд.
— После Фесгарда? — уточняет Эван.
Хёд пожимает плечами.
Слышно, как Шельда отходит куда-то в сторону, слышно шорох.
— Я рубашку постирала и зашила, — говорит она. — Сейчас отдам.
— Спасибо, — говорит Эван. Чувствуется, как приглядывается настороженно. — Значит, ты слепой?
— Слепой, — соглашается Хёд. — И одноногий, к тому же.
Эван хмыкает.
— Мне говорили про тебя.
Так, без особого одобрения.
— Так что? — говорит Хёд. — Когда за вами придут?
— А тебе, слепой, есть до этого дело?
— Как знать, — говорит Хёд. — Плохая это идея, откупиться ненужными людьми. Крайне опасная, как для вас, по большому счету, так и для Леса.
— «Для вас»? — удивляется Эван. — А ты точно уверен, что не с нами?
— Твоя рубашка, — говорит Шельда, подходит, отдает Эвану. Тот одевается. — Почему же идея опасная? — говорит она.
— Лесу это не интересно, — говорит Хёд, — потому, что тварям нужна погоня и битва. Жрать привязанную добычу, которая не может сопротивляться, они, конечно, станут, но это плохо утоляет голод Леса. Не та кровь. Слишком быстро захочется еще. Это пустая возня. Разве что выпускать и устраивать травли в лесу. Развлечение…
На последних словах Шельда отчетливо вздрагивает, ее магия мерцает. Подобных развлечений она, конечно, не одобряет.
— По-твоему, лучше разорять деревни и убивать невинных людей? — говорит она.
— Конечно, лучше убивать виноватых, — Хёд ухмыляется. — Как думаешь, скоро у Йорлинга закончатся каторжники? Их будут возить сюда на кораблях, в кандалах, как скот. Потому, что вот так, — Хёд показывает на Эвана, — крайне нерационально. Магия дорога, трудоемка, и камешек… не напасешься на них. Это пробный заход. Потом аппетиты вырастут. Проще заковать в железо сотни, посадить на корабли и поставить надсмотрщиков. Торговля людьми — такое дело, стоит лишь начать. Прибыльное. Готов поспорить, это идея Вальдена. Ведь так?
— Хм, — говорит Эван, садится на лавку. — А интересно тут у вас, ребята…
Да пусть слушает, Хёду нечего скрывать. Если б Шельда хотела Хёдовой смерти, она бы давно убила. А люди… они не справятся. Для Эвана никакого интереса убивать нет, даже если узнает, у него свои заботы. Да, он может услышать лишнее, но, так же, случайно вмешавшись в разговор, Эван может сказать такое, чего никогда не ответит на прямой вопрос.
— Это предложила Хель, — говорит Шельда.
— Чушь, — говорит Хёд. — Я верю, что у Хель были веские причины согласиться на это. Вряд ли из человеколюбия… Причины были, но предложила не она. И я б остановил это, пока не поздно.
— Ты не сделаешь этого!
Хёд лишь смеется.
— Думаешь, я смогу? И как ты себе представляешь? Шельда, а ты разве не для этого разбудила меня? Чтобы вмешался? Я же три месяца валялся без сознания, и очнулся как раз в нужный момент. Что-то не верю в такие совпадения.