— Почему же он тогда сбежал от беззаботной жизни? — спросила Саида.
— Неудивительно, что человек покидает улицу, которая славится такими надсмотрщиками, — ответила Шафика.
— Ты не можешь этого знать наверняка, — усмехнулась Саида.
— Общение со змеями не прошло для меня даром. Я породил двух гадюк, — вздохнул Аль-Балкыти.
— Ты приглашаешь в гости человека, о котором ничего не знаешь, отец!
— Кое-что мне известно. Узнаю и остальное. У меня цепкий глаз, когда надо. Я пригласил его, восхищенный его благородством, и не могу взять свои слова обратно.
При других обстоятельствах Габаль ушел бы, не раздумывая. Покинул же он родной дом без колебаний?.. Но сейчас он был во власти силы, которая влекла его сюда. Сердце трепетало так, что он утратил инстинкт самосохранения. Габаль слышал только голос нежности, который рассеял одиночество ночи в пустыне и заставил серп луны, плывущий над горой, улыбаться так, будто светило хотело сообщить Габалю радостную новость. Он подождал немного в темноте, кашлянул и постучал. Дверь открыл сам аль-Балкыти, на его лице отражался свет фонаря, который он держал в руке. Мужчины прошли в комнату. Положив на поднос принесенный сверток, Габаль сел. Аль-Балкыти вопросительно взглянул на пакет.
— Финики, сыр, сладости, тахина[10] и горячий фаляфель, — пояснил Габаль.
Аль-Балкыти улыбнулся, показал на сверток, потом на кальян и сказал:
— Значит, у нас есть все, чтобы приятно провести вечер, — он дружески похлопал Габаля по плечу. — Так ведь, сын управляющего?
Сердце Габаля сжалось. Он вспомнил ханум, усыновившую его, сад, поющих птиц, жасминовые кусты, ручей, мир, спокойствие и розовые мечты — потерянный для него мир благополучия. Но тут его воспоминания и сожаления об утраченном смыло новым потоком, и перед ним предстал образ прекрасной девушки. Какой-то волшебной силой его тянуло в этот дом со змеями. С воодушевлением, неожиданным, как вспышка погасшей было от порыва ветра свечи, он сказал:
— Как с вами хорошо, дядюшка!
35
Страх не отпускал Габаля, и ему удалось заснуть только перед самым рассветом. В кошмарных снах он видел ее образ, а также осыпающиеся на сухую траву листья жасмина, по которым ползали насекомые. Все это было порождением атмосферы загадочного дома. «А кто ты сам, если не чужак в этом змеином логове? Тебя гонит совершенное преступление, а сердце твое трепещет от страсти», — проговорил он в темноте, обращаясь к самому себе. Покой и отдых — единственное, чего он желал. Да и змей он опасался не так сильно, как предательства со стороны мужчины, который громко храпел в своей кровати рядом. Кто знает, не притворяется ли он? Габаль уже никому не доверял. Даже Даабас, обязанный ему жизнью, может по глупости выдать его. Заклат придет в бешенство, мать будет плакать, и в без того несчастном квартале вспыхнет пожар. И тогда не наступит для него день, когда он откроется и признается в любви, приведшей его в этот дом, в комнату заклинателя змей. Обо всем этом Габаль думал, испытывая мучительную тревогу, пока на рассвете его не сморил сон.
Когда в комнату сквозь закрытое окно начал заглядывать свет, Габаль поднял отяжелевшие веки и увидел аль-Балкыти, сидевшего, согнув спину, в своей кровати. Аль-Балкыти жилистыми руками массировал себе ноги под одеялом. Несмотря на головокружение от недосыпа, Габаль приветливо улыбнулся хозяину. Он проклял все дурные мысли, которые роились ночью у него в голове, а сейчас разлетелись, как стая летучих мышей при появлении солнечного лучика. Неужели кошмары мучают всех убийц? Да, преступление уже давно примешалось к крови нашего славного рода. Габаль услышал, как аль-Балкыти громко зевнул, изогнулся змеей, грудь его заходила ходуном, и он закашлялся так сильно, что, казалось, глаза вылезут из орбит. Как только кашель отпустил, мужчина глубоко вздохнул. Габаль сказал ему: «Доброе утро!» — и уселся на тахту.
Аль-Балкыти повернулся к гостю с красным после приступа кашля лицом.
— Доброе утро, уважаемый Габаль, не спавший всю ночь!
— У меня, наверное, ужасный вид?
— Ты беспрерывно ворочался и присматривался ко мне, словно чего-то боялся.
Вот змей! Дай Бог, не ядовитый. Но! Ради черных глаз!
— Да, действительно, на новом месте бессонница напала.
Аль-Балкыти рассмеялся:
— Одно тебе не давало сомкнуть глаз: ты боялся за себя. Боялся, что я убью тебя, присвою деньги и закопаю на пустыре, как ты сделал с тем, кого убил.
— Вы…
— Послушай, Габаль! У страха глаза велики. Змея, и та жалит, только если ее напутать.
Заглаживая свою неправоту, Габаль произнес:
— Вы придумываете то, чего на самом деле нет.
— Ты знаешь, что я говорю все как есть, бывший помощник управляющего!
Из глубины дома донесся голос, который громко позвал:
— Саида! Иди сюда!
Сердце Габаля тотчас затрепетало. Эта воркующая голубка в змеином логове, она по простоте души вступилась за него и дала ему надежду сорвать листочек с дерева счастья.
— Уже с раннего утра работает, — сказал аль-Балкыти о Шафике. — Девочки ходят за водой и бобами, чтобы накормить старого родителя. Они собирают его на работу, чтобы он смог добыть кусок хлеба для себя и для них.
Габаль терзался, он чувствовал себя членом этой семьи. Наконец он не выдержал и открыл свою душу, полагаясь на провидение:
— Уважаемый! Я расскажу вам свою историю.
Аль-Балкыти улыбнулся и стал активнее разминать ноги.
— Я убийца, — начал Габаль. — Вы правы. Но это не простая история.
И Габаль все ему рассказал. Когда он закончил, мужчина воскликнул:
— Ох уж эти мучители! А ты — благородный человек. Я в тебе не обманулся.
С гордостью выпрямив спину, он добавил:
— Ты имеешь право узнать. Я отвечу тебе откровенностью на откровенность. Знай, я тоже родом с улицы аль-Габаляуи.
— Вы?!
— Да. В молодости я сбежал оттуда из-за несправедливости!
Не оправившись от удивления Габаль сказал:
— Они проклятье нашей улицы.
— Да. Но мы не можем забыть, что она наша, как бы они ни старались. Вот поэтому ты мне сразу понравился, как только сказал, что ты с улицы аль-Габаляуи.
— А из какого вы квартала?
— Из квартала Хамданов.
— Не может быть!
— Не удивляйся ничему в этом мире. Но это давняя история. Никто теперь обо мне ничего не знает, даже Тамархенна, хотя она мне родственница.
— Я знаю эту смелую женщину. Но кто же был твоим врагом? Не Заклат ли?
— В те времена он контролировал всего один квартал.
— Сегодня он источник зла для всей улицы!
— Будь проклято это прошлое! — сказал аль-Балкыти и добавил с намеком: — Подумай лучше о своем будущем! Повторяю тебе еще раз: ты как нельзя лучше годишься в заклинатели змей. На юге отсюда, далеко от квартала, можно спокойно работать. В любом случае ни надсмотрщики, ни их доносчики здесь не появляются.
Конечно, Габаль ничего не знал о мастерстве заклинателя змей, но он ухватился за предложение аль-Балкыти как за возможность стать ближе этой семье. С явным удовлетворением он переспросил:
— Так вы считаете, я подойду?
С ловкостью акробата мужчина вскочил с кровати и встал перед Габалем. Из-под открывшегося ворота его галабеи виднелись седые волосы.
— Ты согласен! Я в тебе не разочаровался, — аль-Балкыти пожал ему руку. — Признаюсь, я полюбил тебя крепче своих змей.
Габаль рассмеялся как ребенок и вцепился ему в руку, чтобы он не ушел. В порыве чувств Габаль заявил:
— Уважаемый! Габаль хочет породниться с вами.
Красные глаза аль-Балкыти засияли.
— Серьезно?! — спросил он.
— Да. Клянусь небесами.
У аль-Балкыти вырвался короткий смешок:
— Я все спрашивал себя, когда же ты решишься меня огорошить? Да, Габаль, я не дурак. Но ты человек, которому я могу доверить свою дочь. Тебе повезло, Саида — прекрасная девушка, пошла в покойницу-мать.
Радостная улыбка спала с лица Габаля, словно лепестки со свежего цветка, на лице его отразилось замешательство. Он испугался, что упустит свою мечту, которую уже держал было в руках.
— Но… — пробормотал он.
Аль-Балкыти расхохотался:
— Но ты просишь руки Шафики! Знаю, сынок! Понял по твоим глазам, разговорам дочери и поведению змей. Не обижайся! Такие уж фокусы у нас, заклинателей.
Габаль с облегчением выдохнул и почувствовал, как спокойствие и удовлетворение вернулись в его сердце. Грудь распирало от счастья, восторга и решимости начать жизнь с чистого листа. Он был готов уже забыть любимый дом, господина управляющего и уже не боялся того, что ожидало его в будущем. Прошлое он отгородил от себя плотной ширмой, чтобы все несчастья и боль, в том числе и утрату материнской ласки, поглотило забытье.
В полдень раздался радостный крик Саиды, разнесший счастливую весть по соседним кварталам.
Весь рынок аль-Мукаттама стал свидетелем свадьбы Габаля.
36
Аль-Балкыти ворчал:
— Не пристало мужчине вести образ жизни, как у петуха или кролика. Ты до сих пор ничему не научился, а между тем деньги у тебя кончаются!
Они сидели на меховой подстилке у входа в дом. Габаль вытянул ноги на горячем от солнца песке, глаза его выражали умиротворение и блаженство. Он повернулся к тестю и с улыбкой проговорил:
— Наш праотец Адхам до самой смерти мечтал о легкой и праздной жизни в саду, где поют птицы!
Громко рассмеявшись, Аль-Балкыти позвал дочь:
— Шафика! Образумь своего муженька, пока лень его не сгубила!
На пороге появилась Шафика, державшая в руках блюдо, на котором перебирала чечевицу. Голова ее была покрыта пурпурным платком, оттеняющим свежесть лица. Не отрывая глаз от блюда, она спросила:
— В чем дело, отец?
— У него в жизни две мечты — как бы угодить тебе и не работать.
— Как же можно мне угодить, заморив меня голодом? — фыркнула она.
— В этом весь фокус! — ответил Габаль.