да!
Арафа прыснул от смеха, обнажив острые зубы.
— Не будь дураком, Ханаш! Спроси самого себя, что они могли бы тогда сотворить?! Чудеса случались бы тогда на нашей улице так же часто, как слышатся бранные слова.
— Да. Но все же раньше они умерли бы от голода!
— Да. Но пока они…
Не закончив, Арафа о чем-то глубоко задумался, и его руки разжали склянки.
— Поэт из рода Касема, — продолжил он, — говорил, что Касем хотел использовать доходы с имения на то, чтобы каждый занимался, чем пожелает, чтобы люди не работали, а жили счастливо под прекрасное пение птиц, о котором грезил Адхам.
— Да, так говорил Касем!
Глаза Арафы заблестели.
— Но ведь пение не есть конечная цель! Не может же жизнь пройти впустую просто под песни? Это красивая мечта, но она наивна. Гораздо лучше, если мы будем использовать свободное время для того, чтобы творить чудеса.
Ханаш закачал своей большой головой, которая, казалось, росла прямо из плеч, выражая таким образом свое несогласие с этой бесполезной болтовней, и перешел на деловой тон:
— Пойду разожгу печку в коридоре.
— Иди! И сядь еще на нее! Ты заслужил, чтобы тебя поджарили!
Через час Арафа вышел из лаборатории, сел на диван и стал наблюдать за улицей. После работы в тишине его слух наполнился шумом жизни, в которой смешались крики торговцев, женские разговоры, громкие шутки, обрывки ругательств. Людские потоки в обе стороны не иссякали. Вдруг он заметил нечто новое у стены противоположного дома — передвижную кофейню, сооруженную из корзины, накрытой старой шалью. На ней были расставлены коробочки с кофе, чаем, корицей, турки, большие и маленькие чашки, ложки. На земле сидел старик и обмахивал печку, поддерживая в ней огонь, а за корзиной стояла девушка и приглашала приятным голосом: «Кофе! На ваш вкус!» Эта кофейня расположилась на пересечении кварталов Рифаа и Касема. Большинство клиентов составляли владельцы ручных тележек и бедняки. Арафа засмотрелся через решетку на девушку. Какое милое смуглое лицо в черном платке! Темно-коричневая галабея, закрывающая ее от шеи до пят, с подолом, волочащимся по земле, когда она подносит заказ или возвращается на место с пустым стаканом. Эта скромная неприметная галабея, но какое роскошное тело! Красивые цвета меда глаза! Вот только левое веко покраснело. Туда попал пепел или грязь. Она дочь этого старика, в их лицах очевидное сходство. Он зачал ее уже в преклонном возрасте. Такое не редкость на нашей улице. Решившись, Арафа крикнул ей:
— Девушка! Чашку чая, пожалуйста!
Она нашла его глазами и быстро налила чай из чайника, наполовину погруженного в золу. Она перешла дорогу и поднесла ему чашку. Он улыбнулся.
— Два миллима[13]!
— Дорого! Но для тебя ничего не жалко!
— В большой кофейне, — недовольно заметила она, — намного дороже и ничем не отличается от того, что ты сейчас держишь в руках.
Не дождавшись ответа, она ушла. Пока чай не остыл, Арафа начал пить, не сводя с нее глаз. Как он был бы счастлив обладать такой молодой женщиной! Ничего, что веко у нее воспалено. Это легко лечится. Но для женитьбы ему нужна определенная сумма денег, а ее все еще нет. Подвал отделан. Ханаш может спать в коридоре или в приемной, если пожелает, при условии, что выведет там всех клопов. Арафу отвлекли перешептывания на улице. Люди оглядывались в конец улицы, говоря друг другу: «Сантури!.. Сантури!» Согнувшись, как мог, Арафа увидел через решетку, как в окружении своих подручных шагает надсмотрщик. Проходя мимо передвижной кофейни, он остановил взгляд на девушке и спросил одного из своих людей:
— Кто такая?
— Аватеф, дочь Шакруна.
Надсмотрщик вздернул брови, заигрывая, и проследовал в свой квартал. В этот момент Арафу охватили злость и беспокойство. Он подозвал девушку, чтобы она забрала пустой стакан. Она быстро подошла, приняла стакан и взяла у него деньги. Указывая подбородком в ту сторону, куда ушел Сантури, он спросил ее:
— Тебе ничего не угрожает?
Она засмеялась и развернулась со словами:
— Если что, попрошу помощи у тебя. Ты готов?
Ее усмешка уколола его, но в словах Аватеф сквозила грусть, а не вызов, и от этого ему стало еще тяжелее. Его позвал Ханаш, он спрыгнул с дивана и вышел.
96
Число клиентов Арафы росло день ото дня. Однако никому из них его сердце так не радовалось, как Аватеф, когда однажды он увидел ее в своей приемной. Он забыл принять ту важную позу, которой обычно встречал посетителей, горячо поздоровался с ней, усадил на тюфяк перед собой и опустился перед ней на корточки. Счастью его не было предела. Он обвел ее взглядом и остановился на левом глазе, который практически не открывался из-за припухлости.
— Ты запустила глаз, милая! — упрекнул он ее. — Уже в тот день, когда я тебя увидел, он был красным.
Она стала оправдываться:
— Я промывала его теплой водой. Я так занята работой, что мне было не до того.
— Ты не должна забывать о своем здоровье! Особенно если речь идет о таких красивых глазах, как у тебя.
Она смущенно улыбнулась этой похвале. Он протянул руку к полке за спиной, снял банку, вытащил из нее кулек и сказал:
— Вот это надо высыпать на платок, подержать над паром, а затем привязать к глазу на всю ночь. Прикладывай, пока левый глаз не станет таким же красивым, как правый!
Она взяла кулек и достала из кармана кошелек, чтобы расплатиться. Он рассмеялся:
— Нет. Ты мне ничего не должна. Мы соседи и друзья!
— Но ты же платишь нам за чай.
Он уклонился:
— Но ведь я плачу твоему отцу, этому почтенному человеку. Я так хочу познакомиться с ним! Мне жаль, что в таком возрасте он вынужден работать!
— У него отменное здоровье, — гордо ответила она. — Дома ему скучно сидеть. Так он предается печальным мыслям. Ведь он был свидетелем тех событий, которые привели Касема к управлению улицей.
На лице Арафы появился интерес.
— Правда? — переспросил он. — Твой отец был одним из товарищей Касема?
— Нет. Но он был счастлив, когда правил Касем. До сих пор он горюет по тем временам.
— Я хочу познакомиться с ним и послушать его рассказы.
— Даже не упоминай при нем! — перебила она его. — Лучше ему забыть об этом навсегда. Однажды он выпил в винной лавке с друзьями и, опьянев, во весь голос стал требовать, чтобы вернули порядки времен Касема. А как только он вернулся в квартал, Сантури набросился на него и колотил до тех пор, пока отец не потерял сознание.
Арафа с грустью выслушал историю, потом в упор посмотрел на Аватеф и сказал, будто намекая на что-то:
— Никто не будет чувствовать себя в безопасности, пока есть надсмотрщики!
Она быстро взглянула на него и отвела взгляд, словно спрашивая: что он на самом деле хотел этим сказать?
— Поверь мне, никому не будет спокойной жизни, — сказала она.
Он с сочувствием прикусил губу.
— Я видел, как Сантури смотрел на тебя своими наглыми глазами.
Улыбка пропала с ее лица.
— Бог ему судья!
— Девушкам, наверное, льстит, когда они нравятся надсмотрщикам? — подозрительно спросил Арафа.
— У него уже четыре жены!
Сердце его замерло, и он спросил:
— А если ему это не помеха?
— Я возненавидела его с тех пор, как он избил отца, — резко ответила Аватеф. — Надсмотрщики все такие. У них нет сердца. Они забирают дань с таким важным видом, будто облагодетельствовали нас.
Довольный ее ответом, Арафа оживился:
— Я согласен, Аватеф! Как прав был Касем, когда уничтожил их! Но они появляются вновь, как ячмень на больном глазу.
— Поэтому мой отец и тоскует по временам Касема!
Арафа задумчиво покачал головой.
— Другие тоже сокрушаются по временам Габаля и Рифаа. Но прошлого не вернешь!
— Ты так считаешь, потому что не жил при Касеме, как отец, — заносчиво сказала она.
— А ты жила?
— Отец рассказывал мне.
— Мать тоже мне рассказывала. Но что толку от этого? Разве это избавит нас от надсмотрщиков? Моя мать пострадала от них. Ее уже нет, а они все порочат ее имя.
— Правда?!
Он помрачнел, как мутнеет стакан чистой воды, если насыпать в него грязь и песок.
— Поэтому я боюсь за тебя, Аватеф! Надсмотрщики угрожают нашей чести, нашему достатку, миру и любви. Открою тебе, как только я увидел, что это животное проявило к тебе интерес, я решил, что это зло должно быть уничтожено.
— Говорят, что ему покровительствует сам владелец имения.
— Где он, наш дед?
— В Большом Доме, — не задумываясь, ответила она.
Спокойно и без эмоций на лице он сказал:
— Да, твой отец рассказывает о Касеме. А Касем рассказывал о деде. Мы только слышим рассказы о нем, а в жизни видим таких, как Кадри, Саадулла, Агаг, Сантури и Юсуф. Нам нужна сила, чтобы избавиться от этих страданий. Что пользы от воспоминаний?
Заметив, что этот разговор может испортить их встречу, он пошутил:
— А мне нужна ты. И не меньше, чем сила нашей улице!
Она осуждающе посмотрела на него. Он дерзко улыбнулся, хотя во взгляде его всегда чувствовалась смелость. Увидев, что девушка нахмурила брови, он сказал серьезным тоном, чтобы потушить ее внезапный гнев:
— Красивая трудолюбивая девушка! Она забыла за хлопотами о своем глазе, который воспалился. Пришла ко мне за помощью, а оказалось, что это она мне нужна, а не я ей.
Аватеф встала:
— Мне пора уходить.
— Не надо сердиться! Я не сказал ничего такого. Ты уже давно произвела на меня впечатление. Все эти дни я то и дело смотрел на вашу кофейню из окна. Я не могу жить в одиночестве вечно. И мой дом, где кипит работа, нуждается в заботе. Зарабатываю я больше, чем необходимо. Мне надо с кем-то делиться своим достатком.
Она вышла из комнаты, он последовал за ней в коридор, чтобы проводить.
— Всего хорошего! — сказала она, чтобы не уходить, не попрощавшись.
Он остался стоять на месте, тихо напевая: