– Я… – Невил словно бы перебарывал себя. – Это так. Со мной пока все в порядке, но, надо полагать, у меня просто хорошая наследственность. В будущем проблема встанет во весь рост. К счастью, среди тех, кого я хорошо знаю лично – а это почти все Дети, – насчет старения пока мало кто ропщет.
– В самом деле? А я боялась.
«С тех пор как ГИКи высунули свои уродливые морды, мне везде мерещатся чудовища».
– Я предложил бы вам и дальше осуществлять наилучшую – долгосрочную – технологическую программу. Но вскоре надо устроить общее собрание, на котором вы объясните свои планы и график административных реформ.
– Хорошо, – кивнула Равна. – Правильно. Правильно. – Это были ее реформы, но приправленные внушительной дозой конструктива и здравого смысла. – Мы можем устроить его в Новом Приемном Зале, когда вы его должным образом преобразите.
– К началу зимы что-нибудь придумаем. А потом – когда вам будет угодно.
– Отлично, – сказала она, – чем быстрее, тем лучше.
«Прорыв по всем фронтам, почти по всем». Ну вот и подошел черед рассказать о катастрофе, сделавшей сегодняшнюю ночь такой безысходной. Она колебалась еще секунду, потому что еще никому не рассказывала о своей программе секретного наблюдения за Шкуродером. А теперь… теперь наконец появился человек, с которым она бы рискнула поделиться этой информацией.
– Есть еще кое-что, о чем я обязана тебе рассказать. – И она поведала ему о том, как заразила Шкуродера крохотными шпионами.
Он тяжело вздохнул:
– Я и не подозревал, что технологии Запределья здесь работоспособны.
– В долгосрочной перспективе, – признала Равна, – полагаться на них смерти подобно.
И описала последний сеанс шпионажа под Старым Замком Шкуродера. Она поняла, что срывается на крик: эта часть разговора была самой скверной.
– Если я сейчас признаюсь Древорезчице, после всего… Нет, я просто не могу!
Понемногу усиливался бриз, синхронизованные вспышки светлячков расстроились, превратившись в разрозненные световые сполохи. На лицо Равны лениво шлепнулись первые капли дождя. Как и предсказывал корабль, она попадет прямо в душ.
Невил долго молчал и наконец отозвался:
– Это проблема. Но что до самого надзора, то я думаю, что решение было верное. Йоханна всегда очень подозрительно относилась к этой стае. Из сказанного вами я заключаю, что схема давала плодотворные результаты долгие годы.
– Неизвестно, когда она стала сбоить.
– И это верно. Папа говорил, что настоящий лидер просто обязан рисковать. Иногда риски не оправдывают себя – и дела оборачиваются просто ужасно. Если после этого лидер все еще хочет добиться успеха, он обязан изучить свои ошибки и сделать из них выводы. Стоит выбрать момент, когда Древорезчица будет настроена благодушно, и все-таки обсудить с ней это.
Равна глядела во тьму. Крупные капли дождя текли по лицу – это ее начинало раздражать. Она стерла холодную воду и внезапно рассмеялась.
– Тем временем погода как бы намекает нам, что выездное заседание Совета пора прикрывать.
Она потянулась потрепать Невила по плечу, и ее рука нашла его ладонь. Обе руки были холодны, но его – теплей. Ей стало приятно.
– Спасибо тебе, Невил, – мягко произнесла она. – Спасибо.
Он задержал ее руку в своей:
– Вы нуждаетесь в нашей поддержке так же, как мы все – в вашей работе. – Высвободив руку, он смущенно усмехнулся. – И насчет погоды вы прямо в яблочко попали!
Он приподнялся и соскользнул на землю со своего места на склоне валуна, потом посветил наверх и помог спуститься Равне. К счастью, он сообразил не подавать ей руку.
Они потащились обратно по мшистой аллейке, держась друг от друга в полутора метрах или около того. Дождь перешел в ливень, ласковый бриз усилился до ураганного ветра, но светлячки, как и прежде, сияли в ночи, и Равна вообразила себе, что дойдет до самого «Внеполосного-II» по этой устланной мхом дороге. Ночь была темная, штормило[5]. И все же, все же… Равна впервые за очень долгое время почувствовала облегчение и даже воспряла духом.
Глава 10
Осень вокруг Холма Звездолета все сильнее скалила зубы. Продолжительность светового дня все еще составляла около половины суток, но с океана то и дело налетали штормовые ветры, и каждая буря была холоднее предыдущей. Дождь перешел в слякотную морось, затем начал перемежаться снегом. Что-то похожее наблюдалось поздней весной, когда тоже моросило день за днем и было даже тягостнее, но в те дни в воздухе звенело обещание лета с его буйной зеленой порослью. Осень обещала иное: смертоносный холод арктической зимы. Зима была наилучшим временем для одного из любимых проектов Равны: в северных ледниках десятидневки ночи проходили без существенных осадков, было ясно, а температура зачастую падала ниже ста восьмидесяти пяти кельвинов. Для цивилизации, базирующейся в космосе, такая температура была все равно что комнатной – какая разница? – но «Внеполосный-II» отыскал в архивах заброшенных технологий сводки исследований метаматериалов. На опытной установке с метапокрытием площадью около гектара при таких температурах оказывалось возможным использовать схемы интерференции лазерных лучей для литографического производства полупроводниковых микросхем характерным размером примерно в микрон. Предшествующие три попытки на начальном этапе обнадеживали, но оканчивались провалом. Как знать, вдруг этой зимой повезет больше?
Разумеется, проект обсуждали на Исполнительном Совете. Щепетильник был просто одержим экспериментом, получившим кодовое название «Холодная долина». И хотя третью попытку не стали засекречивать, Невил предложил Равне пока не слишком распространяться перед Детьми о ходе работ. Ледовые опыты могли перевернуть всю игровую доску, изменить правила, по которым велась здешняя политика, на десятилетия раньше запланированного открыть эру автоматизации, покончить с худшими проявлениями повседневного дискомфорта беженцев. С другой стороны, это ведь была всего лишь третья попытка, и «Внеполосный-II» давал не слишком оптимистичные прогнозы.
Равна загорелась этими экспериментами вместе со Щепетильником. Если бы и грядущей зимой они потерпели неудачу, ей (с учетом новоявленной опасности – Группы Изучения Катастрофы) пришлось бы совсем несладко. Но теперь, проведя вечер в сиянии светлячков на могиле Фама, она воспряла духом и поверила, что избранный путь в конечном счете верен. Каждый день Невил делился с нею новыми ценными идеями и планами, иногда – неприемлемыми для обсуждения на Совете, а порой такими, о которых она сама себе запрещала думать, но зачастую его осеняли мысли, которые ей одной ни за что бы в голову не пришли. Невил и Йоханна превосходно дополняли друг друга; прежде чем «Внеполосный-II» опустился на планету, Йоханна была тут совсем одна, окруженная друзьями и врагами, но всегда Когтями. Она стала героиней народа. Она завела близких друзей на высших и низших уровнях стайного общества. Стаи любили девушку за отвагу, проявленную в битве, и сумасбродный прорыв синглетов, томившихся в старом Фрагментарии, – прорыв, положивший начало отдельному госпиталю и движению за права фрагментов. Равна не переставала удивляться, как много Когтей считают себя друзьями Йоханны – даже те, кто не принимал участия в старых войнах.
Но хотя друзей среди Детей у Йоханны тоже было достаточно, они с Джефри все еще оставались в известной степени отделены от них. Они провели здесь в глуши и одиночестве страшные годы и до сих пор не могли полностью преодолеть это отчуждение. Невил же стал для Равны идеальным мостиком к Детям. Прирожденный лидер, он знал всех в Высокой Лаборатории, и его все знали; Невил чувствовал их настроения, казалось, что ему ведомы все, даже скрытые или неоформленные, помыслы, желания или обиды.
– Как тебе Новый Приемный Зал? – спросила Равна.
– Ой, я его так люблю! – Тимору Ристлингу исполнилось четырнадцать, но выглядел он на шесть или семь лет. Он ходил с палочкой и страдал тремором, но этим проблемы не исчерпывались; Равна всерьез переживала за его умственные способности. Тимору превосходно давалась математика и ручной счет, но в остальных предметах он существенно отставал. Лучший Друг Тимора из Когтей оказался взбалмошной и склочной четверкой, которая явно рассматривала эту должность как синекуру. Когда бы Белль Орнрикакиххм ни слонялась вокруг мальчика, в глазках ее неизменно вспыхивал корыстный огонек. Но сейчас несчастья Тимора почти не были заметны. Он крепко сжимал руку Равны и тянул ее за собой. Тремор можно было бы списать на радостное возбуждение от дизайнерских преобразований Невила, воплощенных в грузовом отсеке «Внеполосного-II».
Отсек имел размеры тридцать на двадцать метров; Равна с Фамом прожили тут небольшое время по дороге в мир Когтей, насилу свыкаясь с обычаями Гармоничного Покоя. Теперь помещение почти опустело, а его дверь открывалась на уровне земли. Наполовину облицованная деревом внутренняя стена заслоняла Новый Зал от превратностей погоды.
Невил переделал интерьер отсека, используя преимущественно материалы местного производства. Основные усовершенствования сводились к обустройству новых точек доступа, в том числе и для игр. Он украсил отсек в манере, которую счел наиболее близкой к страумлианским веяниям, хотя имитация оставалась крайне грубой. Тимор тащил Равну по изукрашенному камнями и минеральными вставками полу, показывая ей чудо за чудом.
– А глянь наверх! – Мальчишка указал пальцем на потолок, закачавшись и с трудом сохранив равновесие. – Это вид неба вокруг Основного Страумли. Я помню его еще с той поры, как мы жили там, до Высокой Лаборатории. Я ходил в начальную школу, у меня были друзья там. – Тимор покинул Основной Страумли в возрасте четырех лет; удивительно, как воспоминания удержались.
– Это чудесно, Тимор.
– Нет, это просто прекрасно! Спасибо, что построила все это для нас.
– Не я одна, – заметила Равна.