4
Вдоль стен малой дворцовой библиотеки, точно солдаты на смотру, тянулись суровые ряды книг. В исполненной теней вышине, на сводах, переплетались гигантские причудливые цветы, выложенные панелями из разных пород дерева. Поверх узора мерцала золотая сеть инкрустаций.
Я возлежал в кресле у потухшего камина, пристроив ноги на пуфик, и разглядывал потолок.
— Не ерзай, — приказала Эррет, обмакивая кисть в чернила.
— Любимая, — взмолился я. — Ты переоцениваешь мужскую выдержку.
— Упражняйся, — насмешливо отвечала жестокая, устраиваясь поудобней (удобно было совсем не мне).
— Сейчас?!
— Не теряй времени даром.
Она сидела верхом у меня на коленях и расписывала мне лицо. Кисть щекотала кожу, Эррет изгибалась то так, то этак, вырисовывая знаки по замысловатому канону Тавери, который требовал изрядного художественного дарования и еще большего терпения… если в последнем нуждался даже рисовальщик, что говорить о жертве! Я весь извелся. Эррет то и дело шипела на меня по-кошачьи, приказывая сидеть смирно. Тем более обидно становилось, что изысканный канон обречен на гибель: в постели она — огонь и буря, да я и сам не скучен.
— Тогда уж, — не выдержал я, когда она, теплая и благоухающая, улеглась мне на грудь и вытянулась, дописывая в «корону Бездны» последние мелкие штришки, — соизволь писать не эти знаки, а более подходящие!
— Это какие же?
— Будто не догадываешься. Альковные. Выдержки, чувственной радости и так далее.
Эррет засмеялась низким грудным смехом и прижалась ко мне всем телом; руки мои сами собой прошлись по ее узкой спине, заставив Эррет замурлыкать.
— С этим не ко мне, Мори, — сказала она глуховато, почти зловеще. — С этим — к метрессам. Мне нужен государь, а не жеребец.
Я смирился и только заметил:
— Но они же все сотрутся.
Эррет хрипловато хихикнула, не прерывая своего занятия.
— Вот-вот, — подтвердила она. — А потом, Мори, я буду их долго-долго подновлять…
Я рассмеялся и осторожно отнял у нее кисть.
…Потом мы лежали, обнявшись, прямо на пушистом ковре. Жестковатые кудри Эррет рассыпались по моей груди, кисть в ее пальцах медленно рисовала на мне бессмысленные узоры. До кровати мы со своими забавами добирались хорошо если через раз. Полированный столик был чересчур липким и твердым, но ковер показался вполне уютным…
Эррет поднялась и стала одеваться — медленными размаянными движениями. Я последовал ее примеру, то и дело поглядывая на возлюбленную. Эррет необыкновенно хороша собой. Сегодня она облачилась не в платье, а в северноуаррский женский костюм: длинный плащ с рукавами, который одевался нараспашку поверх рубахи и широких штанов. Красиво; но платье, сказать по чести, снимается гораздо быстрее…
— Сколько времени? — спросила Эррет, вытянувшись в моем кресле, и протяжно, со сладким стоном, вздохнула.
— Час облаков, первая четверть. У нас еще пятьдесят минут.
Эррет прикрыла глаза; мечтательная улыбка бродила на ее губах, и во мне торжествовала мужская гордость. Я сел на полу рядом с креслом, пристроив голову на колени возлюбленной; рука ее медлительно поднялась, погладила меня по голове, потеребила родовую серьгу.
— Я говорила с Лаангой, — сказала Эррет, не открывая глаз. — Не знаю, явится ли он. Я сказала, что мы можем прибыть к нему в Башню, но он отказался наотрез. Онго был прав — он встревожен.
— На прошлом витке победа предназначалась его подопечным, — задумчиво ответил я. — Неудивительно, что Бездне досталась Рескидда. Рескидда безо всякого высшего времени была тогда самым мощным государством на земном шаре и вдобавок располагала военным гением Иманы Рескидделат. А теперь Бездна должна пасть… и Бездна — это…
— Это мы, — сказала Эррет глухо и утомленно перекатила голову набок. — Жаль, что ты не женился, Мори. Мне стыдно, но мне так не хочется быть Госпожой. Это жутко. Несешь ответственность за все, и при этом ничего не решаешь.
— Но я решаю.
— Ты уверен? — Эррет поймала мой взгляд. — Ты совершенно уверен в этом?
Я встал, прошел к окну и отдернул штору, впустив в библиотеку солнечные лучи. Пылинки заплясали в воздухе, потолочные инкрустации померкли, но загорелись книжные корешки. Стотомная Энциклопедия, Легендариум с толкованиями и комментариями, старое Законоуложение, новый Кодекс Данараи… «Если бы не бомбисты, — подумалось мне, — Господином и Госпожой Бездны могли бы стать мои родители. Неизвестно, что хуже. Думал ли князь Улентари, что убийством избавит моего отца от доли худшей, чем смерть? А сам он к чему стремился? Неужели можно, находясь в здравом уме, желать себе такой участи?» Мысль о том, что у Сандо не все в порядке с головой, приходила мне неоднократно, но в любом случае не вызывала ни жалости, ни сочувствия.
Эррет молчала.
Я закусил губу.
— Дело в другом, — сказал я. — Когда Рескидда напала на Ософ, она явственно превосходила своего противника. Найди на свете такого дурака, который скажет, что Уарра слаба, и победа достанется Аллендору малой кровью.
— Найди дурака, который скажет, что слаб Аллендор.
— В том-то и дело. — Я обернулся и сел на подоконник. — Началась весна высшего года, возникла игровая доска и фигуры. Что должно произойти дальше?
Эррет вздохнула.
— Появится повод, — сказала она с налетом тоски, уставившись в потолок, — Воин Бездны вторгнется в чужие пределы, и начнется «лето»… — Уголки ее губ опустились, и Эррет негромко докончила: — Высшее лето — это война.
— Если лето магии — это война, то эту войну должна начать Уарра. А Уарра ее не начнет! Что, скажи мне, может заставить нас напасть на Аллендор? Какие соображения? Какая причина? Территории? У нас достаточно территорий, а если думать о расширении имперских владений, то не естественней ли продвигаться на юг, по берегу Восточного моря и в Хоран? Лациаты — высочайшие горы мира. Невозможно удержать провинции, до которых так трудно добраться.
Эррет молчала, глядя в небо за оконным стеклом.
— Выгода? — ожесточенно продолжал я. — Большая война разорит страну. Захваченные ценности не покроют расходов. Торговля с Аллендором и сейчас приносит нам огромную выгоду, а с появлением хороших дорог станет приносить еще большую. Да что там! На ту сторону Лациат войскам сейчас добираться добрый месяц! Мы не можем соперничать с аллендорской авиацией, нас забросают бомбами еще в пути. Это невообразимо. Из-за чего начнется война?!
— Я не знаю, Мори, — очень тихо сказала Эррет. — Я не знаю…
Я умолк.
Молчание длилось так долго, точно замедлилось время. Я думал: если даже я исчезну как личность, уступив тело и волю бессмысленной функции Господина Бездны, если Эррет разделит мою участь, если Лаанга покорно выполнит свою роль — подданные империи исчисляются миллионами. Среди этих миллионов не только темные пахари, рабочие, солдаты. Всё дворянство, все маги империи — неужели среди них не сыщется отважного человека, для которого верность Уарре окажется выше верности императору?
Не сыщется еще одного бомбиста?
— Ты считаешь, Лаанга беспокоится из-за того, что в этот раз он проигрывает? — спросила Эррет.
— Нет. Я много об этом думал.
Темные, поблескивавшие как вода зрачки Эррет нашли мой взгляд.
— О чем ты думал, Мори? — очень серьезно спросила она.
— Лаанга видел бесову уйму циклов, — сказал я. — То, что именно нашему поколению придется иметь дело с активной фазой высшего времени — не его проблемы. Для него все это не новость… Хотел бы я знать, что стало новостью для Лаанги. Надеюсь, он явится.
— Надеюсь, — эхом отозвалась Эррет.
Я подался назад и откинул голову, осторожно коснувшись затылком холодного стекла.
За время последней «зимы» появились академии наук и исследовательские институты, родилась методология истории, теоретическая магия сделала головокружительный рывок. Люди осознанно ждут прихода высшего лета, готовые если не выжечь его цветы в бутонах, то хотя бы не отравиться их испарениями. «Разум и свободная воля восстают против слепой силы, желающей столкнуть народы в кровавой брани», как пишут газетчики… Возможно ли, что это тревожит великого мага Лаангу, именно поэтому игра идет не так, как прежде?
Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Я хотел на это надеяться, но верить не мог.
Я почти завидовал людям прошлых эпох, не осознававшим, что руководит ими, вообще не знавшим, что ими руководит нечто помимо их воли. Понятно, как противостоять врагу; но как противостоять силам природы?..
К концу высшей осени Королевство Бездны превращается в руины, затянутые чахлым вьюнком. Я этого не увижу: не доживу, а после — некому и незачем будет поднимать государей Уарры, страны, навеки исчезнувшей с лика земли. Я мог пожертвовать всем: любой жизнью, начиная с собственной, самой честью пожертвовать, оставить достоинство, уступить трон новой династии — но угроза, нависшая над страной, мучила меня нестерпимо. «Бесы! — сказал я себе с тоской. — Кровь небесная! Почему мы не Королевство Выси?!» Не самой дельной была мысль, участь той стороны тоже незавидна: если верить историкам, перед тем, как начнется «осень», а с нею — наступление войск нашего противника, владения Бездны распространятся на большую часть Королевства, и осененные Высью проклянут ее…
Я решительно не представлял, как это должно выглядеть в реальности. Дела империи отнюдь не плохи, но Аллендор — невероятно могучий противник. Хотел бы я прочитать мысли западных владык. Победа в мировой войне оплачивается страшной ценой, но в конце цикла у Аллендора не останется соперников, как не осталось их у Рескидды когда-то. Был ли суперманипулятор Маджарт искренним на переговорах? Если верховный маг Атри — не был?..
— Дом Теней говорит, что аллендорцы съели нашу дезинформацию, — сказал я, разглядывая узоры ковра. — Воином Бездны у них считается Цай-Цей. По крайней мере, официально.
— Неплохо, хотя не очень важно. Важно то, что генерал одержим стихосложением куда больше, чем войной, — Эррет усмехнулась. — Но получается у него и то, и другое одинаково хорошо.