Великий некромант снова расхохотался, привалившись спиной к двери.
— Ну что? — сказал он, окидывая нас пронзительно-черным взором. — Заждались, птенчики?
— Не то слово, — грозно сказал Эрдрейари, воздвигшись за моей спиной.
Я вздрогнул. Помстилось, что генерал сделался выше ростом.
— Где моя плоть? — потребовал Онго, нацелив в Лаангу острый костяной палец. — И где мой поэтический дар?!
— Плоть будет! — огрызнулся Лаанга. — Не гони коней. А за творческие кризисы поднятых некромант не в ответе!
Мало-помалу оторопь проходила; усилием воли я вернул себе ясность мысли.
— Господин Лаанга, — провозгласил я, наконец. — Счастлив приветствовать вас в Данакесте. Нам многое нужно обсудить.
Лаанга скис и свесил голову на грудь. Мрачно покосился на меня из-под упавших на лицо прядей.
— Как я не люблю являться людям, — с тоской сказал он.
Господин Менери до того, как сделаться главой Государственного совета, руководил Министерством иностранных дел; он был прирожденный дипломат и умел скрываться вовремя, а также очевидно предпочитал не иметь дел с высокой магией. Я не заметил, когда министр нас покинул. Впрочем, это было в определенном смысле любезностью с его стороны: чем меньше свидетелей окажется у моей беседы с Лаангой, тем лучше.
— Ну, — грубо сказал Лаанга, — что?
— Полагаю, — деликатно произнес Великая Тень; я позавидовал его самообладанию, — негоже нам беседовать в коридоре. Даже если это коридор Данакесты. Пройдемте в зал, господин Лаанга?
— Ну пройдем… — пробурчал тот, скривился и толчком зада распахнул дверь.
«Дешевый прием, — с нервным смешком подумал я. — Но эффектный».
За двустворчатыми дверьми, покрытыми золотой инкрустацией, не было зала совещаний.
То, что открылось взору, напоминало один из экспонатов Исторического музея — реконструкцию жилища людей Нийярской культуры, населявших Южную Уарру около двадцати тысяч лет назад. Стены тесаного камня были завешены кусками грубого полотна, длинные деревянные скамьи тянулись вдоль них, пустой оконный проем с широким подоконником обрамляла искусно вырезанная из дерева скульптурная арка; арке было не больше пары сотен лет. Возле окна стояло жесткое кресло, по-видимому, современное арке. На каменном уступе поблескивала новенькая лампа с заклятием электричества.
За окном цепенела пустота.
Или нечто, подобное ей; я не мог подобрать определения. Непристальному взгляду показалось бы, что окна нет вовсе, оно заложено сплошным камнем или затянуто глухой занавесью; но чувство пространства говорило, что за проемом — пропасть. Если смотреть в эту пропасть дольше одного вдоха, она начинала будить странное любопытство. Казалось, что необходимо подобрать слова, определить пустоту и описать ее мрак … «Башня Лаанги стоит посреди Бездны», — вспомнил я; точно кто-то сказал это во мне. Бездна еще не тянула к себе, но нетрудно было догадаться, что последует за созерцанием.
Я перевел взгляд на мага.
Некромант плюхнулся в кресло и заложил ногу на ногу, оглядывая нас с гнусной ухмылкой.
— Ну, — сказал Лаанга, — какого беса вы меня звали?
Я медлил. Казалось неуместным доверять сокровенные тревоги шумному и дурно воспитанному молодчику, каковым великий маг выглядел в настоящий момент; мнилось, с тем же успехом можно явиться читать судьбу на ярмарку, к бродячему гадателю. «Все-таки жаль, что Менери сбежал, — подумал я, — он бы пригодился… Кровь небесная!» Мы стояли перед Лаангой в ряд, точно провинившиеся дети, а тот бесцеремонно нас разглядывал. Великий некромант определенно не спешил: тот, чья жизнь исчисляется тысячелетиями, отвыкает экономить время.
— Господин Лаанга, — услыхал я голос Эррет, — разве вам нечего сказать вашим нынешним сподвижникам? Как видите, мы все здесь. Люди Бездны…
Против ожиданий, подействовало: ухмылка пропала с лица некроманта.
— Умная девочка, — сказал он без всякой иронии и сполз в кресле вперед, широко расставив колени. — Мне сказать, что вы влипли в грязную и вонючую задницу, или ты и сама это знаешь?
Эрдрейари с неудовольствием воззрился на мага; Онго не терпел людей, грубо выражавшихся при дамах.
— Знаю, — ответила Эррет.
— И я знаю, — отрезал Лаанга; жирно подведенные глаза сверкнули. — На этот раз все и до всего дошли своим умом. Слава прогрессу!
Я, наконец, собрался с мыслями и поймал его на слове.
— Рад слышать, — сказал я.
— Что?! — уставился на меня Лаанга.
— Я рад слышать, что наши мысли совпадают, — объяснил я. — Я боялся, что вы, господин Лаанга, находите удовольствие в смене времен высшего года. Быть может, на высоте Башни человеческие страдания уже не внушают сочувствия, а войны выглядят занятными, как игры…
Выражение лица Лаанги переменилось, и я остро пожалел о своих словах; не из-за страха — я опасался мага лишь настолько, насколько это было разумным — но я потерял способность что-либо понимать по его глазам. Нелепо, конечно, было рассчитывать, что влет разберешься в мыслях одного из Великих, но я поистине по-детски на это надеялся. Теперь же… Мороз подирал по коже. Глаза некроманта стали черными пропастями, сухими бездонными колодцами, подобными окну за его спиной.
— Умный мальчик, — тихо сказал он. — Очень умный.
Мурашки сыпались по спине от звуков его голоса. Лаанга не насмехался. Он… я вновь не мог подобрать слова. Как будто надежда и безнадежное неверие сплетались в тысячелетней мгле.
— Нам совсем не нравится судьба, предназначенная Королевству Бездны, — сказал я неизвестно зачем. — Больше того — мы готовы сделать все возможное и невозможное, чтобы избежать мировой войны.
— Невозможное? — ухмыльнулся маг. — Ну, успеха в начинаниях.
— А вы?
— Что?
— Я понял, что вы сами не слишком рады происходящему, — севшим голосом сказал я. — Ваш опыт велик, как ни у кого другого. Я рассчитываю на вашу поддержку, если не действием, то советом.
Лаанга улыбнулся; потом непринужденно, в прежней манере невоспитанного мальчишки выгнулся и почесал косматый затылок о спинку кресла.
— Проси, — дозволил он, с наслаждением покряхтывая.
Я прикрыл глаза.
— Скажите, господин Лаанга, чем отличается нынешний цикл от предыдущих?
— В прошлый раз Воином Бездны была сумасшедшая толстая баба, а теперь — двинутый на писанине покойник.
Я не удержался от усмешки: мне напомнили, что нужно тщательней взвешивать слова, и сделали это не без изящества. Лаанге не составляло труда читать в сердцах истинные желания и вопросы. Минуту назад я думал, что не хочу доверять свои тревоги этому неуравновешенному субъекту, а потом едва не впрямую спросил, что тревожит Лаангу. Следовало быть аккуратней.
— Три года назад, когда войска увязли в Хоране, — сказал я ровно, — а Восточные острова вспомнили о независимости, мой отец обратился к вам с просьбой поднять одного из великих военачальников прошлого. Вы подняли Онго, покорителя островов — и он оказался одной из игровых фигур, а пробуждение его ознаменовало начало высшей весны. Вы не могли не понимать, что делаете. Как известно, первый удар в мировой войне должна нанести именно наша сторона. Господин Лаанга, прошу вас, ответьте: зачем вы пробудили Воина? Зачем вам война? Вас что-то вынуждает действовать так, как вы действуете?
Лаанга довольно усмехался.
— А ты боишься? — глаза его сузились. — Боишься, что тебя начнут заставлять?
Я стиснул зубы.
— Да, — сказал я и продолжил, сам не зная, зачем: — Комитет магии полагает, что магический год суть схема гигантского заклятия, и действия ключевых фигур осуществляют эту схему, повинуясь некой воле. Мы заключили договор с Королевством Выси. Они тоже не хотят войны. Но происходящее диктуется силами, которых мы до конца не понимаем.
Лаанга смотрел на меня с усмешкой, барабаня пальцами по подлокотнику кресла.
— Ты думаешь, мы их понимаем? — едва ли не с отеческой лаской сказал он, когда я окончательно смолк.
— Мы?
— Я и Каэтан, — обыденно ответил Лаанга и вытащил из складок одежды курительную трубку. Неведомо как в ней оказался табак, под пальцами мага вспыхнуло пламя, и вот уже некромант со вкусом дымил, пуская дым по всей зале. Вскоре ему надоело сидеть в кресле, и он перебрался на широкий подоконник. Пощупал крутые ягодицы деревянной девушки, поддерживавшей карниз. «Мы», — повторил я безмолвно и внутренне улыбнулся: приятно, когда догадки подтверждаются. Я готов был палец поставить на то, что Великие никоим образом не враги. Если б во всем свете у меня остался один-единственный ровесник, я бы волей-неволей завязал с ним дружбу.
— Мне действительно когда-то нравилась эта игра, — пожал плечами Лаанга. — А Каэтан полагал, что она суть благо. Пульсация сил, несущая обновление, дивные мировые цветы, взрастающие на крови, ля-ля-ля. Но оно повторяется и повторяется, и это просто кровища, и все…
Он помолчал, отвел глаза и со странным выражением сказал:
— Не бойся. Она не любит заставлять. Она любит выигрывать честно.
Мозаики таяли в тенях. В распахнутом оконце высоко под крышей играл летний ветер, и в журчание воды вплетались его живые певучие вздохи. За стенами храма едва колыхались ветви деревьев, тяжелые розы роняли на песок полупрозрачные лепестки. В отворенные двери дышало пылающее небо дня, мостовая перед входом сверкала, башни Кестис Неггела растворялись в сиянии; здесь же, под каменными сводами, были ласковый холодок и тень.
В дверном проеме возник причудливый силуэт; он качнулся, плеснул полами одеяния, как крыльями, и распался на человека и волка. Серебряный волк Меренгеа споро вбежал под своды и кинулся к чаше с водой. Длинный розовый язык его часто мелькал. Напившись, волк с видимым наслаждением растянулся на полу и закрыл глаза.
Только тогда снова качнулся черный плащ поднятой.
Кроме волка, в храме были двое; две фигуры — одна ослепительно-белая, другая непроглядно-черная, словно аллегории Дня и Ночи. Облаченная в белое стояла у ног изваяния Арсет. Лицо ее, чистое и спокойное, казалось лишенным возраста, бело-золотые волосы падали на священническое одеяние подобно связкам тончайших золотых цепей, ярко-синие глаза светились, как сапфиры в нагрудной звезде. Несмотря на лицо и волосы рескидди, Старшая Сестра Тайенет, наставница Уарры, была родом из глухой деревни в низовьях Неи.