Неправдоподобно извернувшись, уаррец выбросил навстречу Атарему руку с ножом Сайет.
Атарем сумел остановиться в воздухе, откатился в сторону, но через его грудь тянулась теперь широкая алая полоса.
Сайет задрожала. Ее не пугало то, что ее душили, но промашка командира испугала едва не до паники. Уаррец оказался слишком быстрым.
— Ты Итаяс, — тихо сказал Атарем, и она перестала что-либо понимать.
Белая тень Атарем, невысокий и щуплый, казался слабым даже и без личины недоделанного мага Кеви, но Сайет хорошо знала, насколько он опасен. Он узнал горца; но вместо того, чтобы посмеяться и просто прирезать его, отступил на шаг. В Атареме пробудилось безмятежное спокойствие, означавшее готовность к схватке насмерть.
— Ты умеешь не чувствовать боли, — сказал горец, кивая на его рану. — Мертвецы тоже ее не чувствуют.
— Ты ищешь свою сестру, — сказал Атарем. — Она мертва.
Итаяс тихо засмеялся.
— Не пытайся мне лгать, — сказал он мягко.
— Последний раз, когда один из нас ее видел, она умирала от четной лихорадки.
— Так уже лучше. Я спросил, где она, а не что с ней.
— Я скажу, если ты отпустишь девчонку.
Пальцы Итаяса разжались, и Сайет судорожно глотнула воздуха. В ужасе косясь на таянца, она быстро поползла по траве к Атарему, держась сбоку, чтобы не стать помехой для его смертоносного рывка; тут нечего и думать, этого беса надо убить, он может испортить им всю работу.
Атарем назвал адрес.
Сайет взвизгнула от страха, когда горец снова поймал ее, ухватив за волосы, и подтянул к себе. Он играл с ней, как огромный кот с мышью. Атарем поменял стойку, не издав ни звука.
— Там ее уже нет, — сказал таянец.
— Значит, она мертва и погребена.
Итаяс склонил голову набок. На лице его выразилось неудовольствие.
— Тогда иди в Бездну к бесам, — сказал он Атарему. — Мне нет до тебя дела.
— Отдай мне девчонку.
Но таянец точно забыл о нем и не слышал его слов. Он рывком поставил Сайет на ноги и вздернул ей лицо, взяв за подбородок твердыми как металл пальцами. У нее перехватило дыхание. Горец стоял перед нею совсем спокойно, можно было попытать счастья с десятком разных ударов, но он так быстро двигался… она бы только разозлила его, попробуй она драться.
Итаяс смотрел ей в лицо. У него были очень красивые глаза — как звезды, и такие же неподвижные и бесчувственные. Чем дольше Сайет смотрела, тем ясней понимала, что они с Атаремом не смогут его разозлить, даже если поставят перед собой такую цель. Чтобы выбить из этого человека хоть искру какого-нибудь чувства, нужно нечто большее. Еще и поэтому, должно быть, он может стоять на равных с мастерами-тенями. Таким безмятежно-спокойным Атарем становится, когда собирается убить или умереть, а этот бес такой — всегда…
Итаяс улыбнулся. Сайет икнула от ужаса. У нее начинала кружиться голова.
— Ты украла лицо моей сестры, — сказал он, с холодным любопытством глядя на нее. — Я бы простил тебе это. Но ты украла перстни, которые я ей подарил.
— Возьми, — хрипло проговорила Сайет.
— Возьму, — улыбался горец. — Потом.
Сайет не успела понять, что значит это «потом». Атарем накрыл их обоих «черным облаком» — заклятие не только ослепляло, но и мешало мыслить.
За миг до того, как сработала боевая магия, горец с нечеловеческой силой швырнул Сайет в Атарема и прянул в чащу, как леопард. «Огненный стриж» последовал за ним и подпалил ветки, но за ними уже никого не было. Итаяс метнулся в сторону, заходя противнику за спину, и ускользнул поочередно от «двузубца», «синей метели» и «лапы льва».
Он странно двигался. Даже человек, бегущий «ласточкой», в своих перемещениях следует определенному ритму, это внутренний ритм человеческого тела, если определить его, движения можно предсказать и прицелиться по бегущему. Итаяс двигался так, словно у него вообще не было внутреннего ритма… или его вело нечто другое.
Белая тень промахивался раз за разом. Трава почернела и поникла; ветви, высохшие в летнюю жару, бойко затлели от огненных схем. В парке мог начаться пожар, но прежде того здесь появилась бы полиция Рескидды, маги которой не могли не почувствовать схватки. Времени оставалось немного. У ног Атарема Сайет медленно приходила в себя после «черного облака», и по мере того, как прояснялось ее сознание, ею все больше овладевал страх. Атарем включил кожную анестезию, но он терял кровь, движения его становились все медленней.
Горец оставался невредимым.
Он снова вылетел непонятно откуда, гибкий и стремительный, но теперь он шел не по окружности, а прямо на них. Сайет по напряжению мышц почувствовала, как Атарем готовится бить, и он ударил, и вес налетевшего на него горца на пядь сдвинул его с места.
Потом Итаяс выпрямился, а он осел.
Сайет замерла. Таянец по-прежнему улыбался. Он выдернул из тела Атарема нож — ее нож — нож его сестры… шагнул к Сайет.
Тогда она тоже улыбнулась.
Сайет перестала дышать и велела сердцу остановиться.
…Сняв с ее руки перстни Юцинеле, Итаяс выпрямился и покачал головой. Два трупа лежали перед ним, и только на одном была смертельная рана. Горец прикрыл глаза и прислушался к звукам в отдалении; потом, не торопясь, направился в глубь зарослей и скрылся в них.
Еще одна бесшумная тень, наблюдавшая за схваткой со стороны, пропала.
Спустя час Фиррат выслушивала своего агента.
Подобрав ноги, Тень Юга сидела на низком диванчике в одном из номеров, примыкавших к апартаментам Морэгтаи. Пару часов назад властелин снова отбыл, не то кататься на лодке, не то слушать проповедь; с точки зрения Данвы это был одинаковый вздор, но в отсутствие государя можно было, по крайней мере, заняться делом. Фиррат успела признаться ближнему кругу, что изрядно ошиблась в своих предположениях. Чем дальше от императора, тем спокойней; быть его личной охраной почетно, но чрезвычайно хлопотно, и к тому же Морэгтаи еще мальчишка. При Данараи было лучше.
Истинной причиной ее дурного настроения было то, что Эррет снова попросила ее «не забываться», голосом, который мог изменить климат Рескидды до морозного и снежного; причиной раздора на сей раз были не деньги, а сам молодой красавец император, которым Эррет пользовалась единолично. Данва была зла и новости выслушивала с видом мрачным как никогда.
— Это все? — спросила она, дослушав.
— Еще одно. Это мои наблюдения, и я…
— Говори.
Бесфамильный выпрямился.
— Дикарь не может противостоять Белой тени, — сказал он. — Это не была схватка, подобная схватке теней, и он не сражался так, как сражаются офицеры.
— Дальше, — поторопила Данва.
— Он не угадывал его движения, — сказал агент. — Он их предвидел.
Повисло молчание. Фиррат накрутила на палец прядь волос и хмуро покосилась на отчитывающегося.
— То есть?
— Буквально.
— Объясни в деталях.
— Его противник был Белой тенью, — терпеливо повторил бесфамильный. — Я смотрел на аллендорца и угадывал его движения. Но Итаяс угадывал их раньше, чем я. Он начинал уходить от удара еще до того, как у противника появлялась мысль об ударе. До того, как появлялась сама возможность его угадать. Поэтому я предположил, что здесь каким-то образом действует магия времени.
Данва устало вздохнула.
— Если так — это плохо, — согласилась она, — если так — у нас очень большие проблемы… Но высшая магия, Пятая — кто владеет ею настолько? Как рескидди могли его не заметить? И наконец, зачем магу такой силы убивать ножом? Нет, это невозможно.
Агент развел руками.
— Других объяснений у меня нет.
7
На излете жаркой поры, в белом, будто игрушечном домике с башенками, в просторной комнате, окна которой выходили в розовый сад, на свежих льняных простынях умирал суперманипулятор Маджарт.
Климатические схемы струили прохладу, но в отворенное окно дышал теплый ветер, приносил запах редкостных роз, птичий щебет и хлопанье крыл; качались ветви, и качались тени на стенах. Умирающий лежал неподвижно. Веки и глаза его набухли болезненной краснотой. Кожа стала цветом похожа на сохлый жир и была словно бы натянута на чужой, не по размеру, костяк. От постоянного повторения обезболивающих заклятий на ней оставались следы, и порой суперманипулятор шутил, что стал похож на уаррца. Болезнь развивалась стремительно, в десятки раз быстрей, чем в тех случаях, когда возникала самопроизвольно. «Я знал, что этим кончится, — говорил больной. — Я почти сорок лет обманывал ее». Сорок человек погибло, когда молодой маг Инкелер Маджарт неправильно завершил схему атомного распада и вместо движущего элемента самолета получил чудовищной силы взрыв. Почти стольких же будущий суперманипулятор успел спасти, за считанные секунды написав одно из сложнейших заклинаний Пятой и мгновенно переместив в пространстве половину лаборатории. Но другая половина вместе с людьми превратилась в радиоактивный прах.
Доктор Тайви сказал, что господин Маджарт стремится к смерти несколько упрямее, чем следовало бы.
Сейчас с умирающим находились двое. Оджер Мерау, уже официально рекомендованный Ассамблее преемник, дописывал над постелью какую-то неправдоподобно сложную медицинскую схему; толстые, ловкие пальцы его двигались стремительно, а за ними тянулись и сплетались серебряные нити, льдисто мерцавшие в теплом дневном свете. Оджер со студенческих времен обходился без ватмана и чертежной доски. Суперманипулятор не думал, что схема поможет, но ему нравилось смотреть, как работает Мерау, и он не возражал.
Вторая гостья сидела у окна, глядя на сад, но вряд ли любовалась цветами. Солнечные лучи сверкали на ее золотых волосах и золотых погонах. Принцесса Лириния размышляла.
Мерау завершил схему и резко выдохнул. Никаких перемен в самочувствии суперманипулятора не произошло, и со смутным удивлением он перевел глаза на молодого мага.
— Я остановил развитие болезни, — сказал тот совершенно спокойно. — Институт медицины обещает первую версию нового заклинания через месяц. Потерпите, господин Маджарт. Мы вас вытащим.