ачает, что у Дома Теней будут проблемы уже не со мной, а с нею. Это для бесфамильных очень опасно — и этого господин Кайсен ученице не простит.
Я оглянулся.
Эррет сидела неподвижно, вытянув ноги и откинув голову на спинку кресла. Лицо ее ничего не выражало.
— Эррет, — сказал я, усевшись напротив и наклонившись к ней через узкий стол, — о чем ты думаешь?
— О Лаанге.
Я был пристыжен. Эррет допустила вспышку ярости, но она оставалась тем, кем была, чувства не притупляли ее разума. «Лаанга, — подумал я. — Из-за слов Лаанги я оказался в Рескидде. Если говорить о Пятой магии, предвидении и управлении событиями, то она здесь, а не где-либо еще. Лаанга знал, что я столкнусь здесь с таянцем. Зачем-то это было нужно».
— Мори, — сказала Эррет, не открывая глаз. — Прости меня. Я не сдержалась. Я очень испугалась за тебя.
Я обошел стол и встал за ее креслом, обняв Эррет за плечи. Провел ладонью по ее волосам.
— Я понял, Эррет. Ты больше не собираешься обезглавить Южный луч в разгар событий?
— Нет, государь император, — Эррет хрипловато засмеялась. — О бесы, Мори, ты нравишься мне все больше и больше. Но об этом потом. Что ты собираешься делать?
— Допросить Итаяса.
— Лично? — Эррет выгнула бровь. — Любопытно. Какой ответ ты думаешь получить?
— Я хочу убедиться, что он не имеет отношения к Яриту и контрразведке Рескидды. И, Эррет, я не думаю, что Фиррат нам солгала. По крайней мере, в главном. Конечно, с тени станется составить такую чудовищную ложь, чтобы в нее нельзя было не поверить… но зачем? Не вижу мотива. А если верить ей, то допрашивать горца должен лично я. Хоть это занятие и недостойно рода Данари.
Эррет смотрела на меня непроницаемым взглядом.
— Потому что… — медленно начала она, и я кивнул, докончив:
— …моих действий он не предвидит.
Белые тени появились беззвучно и неприметно, как подобало людям в их ранге; они слышали окончание нашего с Эррет разговора, и меня это вполне устраивало — я не хотел тратить время на объяснения. Я зажег побольше ламп и написал отмену заклятия.
Звякнули цепи. Парализующие заклинания хороши в схватке, когда от бойца требуется скорость реакции, но готовясь к долгой беседе, рассчитывать на них неразумно. Твердая воля может превозмочь телесную слабость, вызванную магией. Тени это хорошо знали. Как я и предполагал, подвалы в штабе Южного луча отменно подходили для определенных целей. Эта зала была отнюдь не единственной. По пути я заметил дальше по коридору череду железных дверей. Данва весьма деликатно преградила мне путь к ним… «Отец бы не одобрил моих действий, — подумал я. — Ни один человек первого сословия не одобрил бы. Но обстоятельства таковы, что приходится пересматривать даже понятия о чести. Коли уж я спустился в пыточную, сбегать отсюда недостойней, чем заканчивать начатое».
Если мои догадки верны, скоро придется пересмотреть еще кое-что; и дело это важнее, нежели даже достоинство рода Данари.
Не открывая глаз, таянец глубоко вздохнул и сел, прислонившись спиной к стене. Я употребил весьма жесткую схему, входившую в реестр боевых заклинаний; платой за ее действенность становились последствия — пробуждение ото сна было трудным и сопровождалось множеством неприятных ощущений. Итаясу еще долго предстояло приходить в себя: заново учиться держать голову, владеть речью и фокусировать взгляд.
Когда спустя миг внятная, окрашенная бархатным акцентом риеска достигла моих ушей, я был погружен в собственные раздумья и не успел вовремя переключить внимание.
— Привет тебе, император уаррский, — мягко, едва не ласково сказал горец.
Он улыбался, с насмешливым видом склонив голову к плечу.
Глаза его были ясны и пронзительны.
Таянец едва заметно повел плечами и подбородком, удобнее устраивая шею в ошейнике с магическим замком, положил руки на колени — цепи, подтянутые к стене, не давали скрестить их. Беспомощный, в руках заклятого врага, он оставался совершенно спокоен. «Он ничуть не удивлен, — отметил я. — Знал, что окажется в плену?.. И любопытная же реакция на магию. После такого воздействия люди с полчаса способны только стонать и мычать».
— Рад видеть тебя здесь, княжич Таяна.
Итаяс тихо засмеялся, закатив глаза. «У него обычная реакция на магию, — понял я: на висках горца выступила испарина, мышцы закаменели в усилии удержать шею прямой. — У него нечеловеческое самообладание».
— Я порадую тебя какое-то время, — сказал Итаяс покровительственно и уселся поудобней, насколько позволяли цепи.
— А потом?
— А потом перестану. — Горец неприятно осклабился: — Ты собираешься спросить, кому я служу. Не выставляй себя дураком, император уаррский. Я служу только себе.
«Он повторит это еще не раз», — подумал я и бросил взгляд на Эррет. Та изучающе рассматривала таянца. Лицо ее оставались холодным, но уголки губ приподнялись.
— Нет, — безразлично сказал я. — Это не так. Но я не стану тебя переубеждать.
Итаяс смотрел на меня — нагло, с вызовом.
— Не грози мне судьбой моей сестры, — сказал он. — Ты не тронешь ее и пальцем.
— Не трону, — согласился я. — И грозить не стану.
Итаяс помолчал, издевательски ухмыляясь.
— Тогда задавай вопросы, император, — сказал он, наконец.
За спиной у меня, неподвижные, стояли тени Южного луча. Плотные шары световых заклятий горели под потолком, оштукатуренные белые стены впитывали их свечение. Стены зала столько раз очищали с помощью магии, что я улавливал ее следы. Судя по всему, марали эти стены брызги крови… Трудно вообразить место, менее достойное человека моего положения. Но мне не за что просить прощения у предков. Предкам не довелось узнать высшей весны.
И я, в свой черед, улыбнулся.
— Зачем? — сказал я. — Ты хочешь отвечать намного сильнее, чем я хочу спрашивать. Поэтому говори, Итаяс.
Горец поморщился, перекатывая голову по стене.
— Зачем говорить с тем, кто скоро будет мертв?
Чего-то в этом духе я ждал.
— Это прорицание? — поинтересовался я. — Слыхал я, что Демон Таяна — недурная гадалка.
— Это обещание, — ласково сказал Итаяс. — Я убью тебя.
Я принял недоуменный вид и предложил:
— Убей.
Горец усмехнулся.
— Немного позже, — сказал он. — Пока что ты любуешься на врага в цепях и думаешь, что он бессилен. Я же сказал, что порадую тебя какое-то время.
— А если я прикажу казнить тебя? Незамедлительно.
— Не прикажешь, — не будь у Итаяса скованы руки, он бы отмахнулся с пренебрежением. — Тебе слишком интересно.
Я помедлил.
— Пожалуй, ты прав. Зачем ты приехал в Рескидду?
— За своей сестрой.
— Ты хотел забрать ее в Таян?
— Нет. Ее судьба на равнинах.
— А твоя?
Теперь Эррет смотрела на меня. В глазах ее нарастало смутное удивление: чем дальше, тем меньше она понимала, что я делаю. «Не вмешивайся», — мысленно попросил я. Не мог я растолковывать ей каждую свою мысль. Если мои догадки верны, то Итаяс ведет собственную игру, и противник его — отнюдь не я.
Если…
Горец улыбался прежней самодовольной улыбкой, но в глазах его мелькнуло подобие уважения. Он ответил не сразу; эта заминка свидетельствовала о многом.
— Мою определяет только мое желание, — бросил он.
«Да!» — понял я.
Свет заклятий померк.
…Через полчаса или час Фиррат доставит мне отчет доктора Тайви. Как водится у высших теней, там не будет выводов, только сопоставления фактов, по которым благородный заказчик сможет, немного поразмыслив, определить истину. Не появись передо мною этот дикарь, спустя какое-то время мне открыл бы глаза господин Ларра. Все идет своим чередом. Я могу потешить себя мыслью, что оказался на шаг впереди положенного. Но дает ли это мне действительное преимущество?
Та, что любит играть честно…
— Генерал Эрдрейари обещал посадить Пещерного Льва в хорошую клетку и подарить мне, — наугад бросил я. — Будет славно, если я отдарюсь Пещерным Львенком. Что, если цепи останутся при тебе до конца жизни?
Итаяс весело оскалился.
— Слово Великого мертвеца подобно стали, — со странным удовольствием проговорил он. — Даже ты, император, еще не знаешь, насколько оно крепко.
— Ты будешь рад встрече с отцом?
— Скоро тебе не станет до этого дела, император. Потому что скоро появятся атомники.
Я поднял бровь.
Итаяс тихо, торжествующе рассмеялся и глянул в сторону лестницы.
Эррет поднялась с кресла, застывшие в безмолвии тени повернули головы: сверху донеслись шаги и неразборчивые слова. Потом по ступенькам слетела, оскальзываясь на краях, бледная, взмокшая Фиррат с пачкой бумаг в руках. Я сжал зубы. «На шаг впереди? Меня всего лишь не застали врасплох».
— В чем дело?
— Государь, — выдохнула она и упала на колени; невольно я отступил на шаг. У Данвы был безумный вид. — Государь. Срочное извещение.
— Скоро появятся атомники, — повторил Итаяс.
Он улыбался.
…От Инакаяна до Катты тянутся степи, по весне буйноцветущие и душистые, летом желтые и сухие. Из Катты в ясную погоду видны горы, вырывающиеся из-под земли, как стена. Это Восточный Нийярай. Еще восточнее, вдоль берега моря простирается Экемен — страна сопок, туманов, затерянных рек, обильных рыбой, и древних девственных лесов, в которых водятся тигры. Из Кестис Неггела через Улен и Инакаян к Порту Станнери идет Юго-Восточная железная дорога. Ее построили двести лет назад по приказу Аргитаи Сияющего, когда возникла необходимость быстро перебрасывать на Восток войска. Адмирал Станнери повел транспортные платформы на острова Ллиу и Тиккайнай, и с этого началось покорение архипелага.
Давным-давно, когда князь Нийяри именовал себя самодержцем, и еще задолго до этого, когда не было на свете никаких князей, племена, кочевавшие в предгорьях, верили, что в Восточном Нийярае есть гора Лаан, обиталище земных богов и врата на высочайшие небеса. Многие искали эту гору, чтобы взобраться на нее и рассказать богам о людских бедах. Иные свидетельствовали, что видели вдалеке ее острый пик. Но возвратившиеся из странствия разводили руками, а сгинувшие в горах — кто знает, уснули они меж пьяных гостей под божьим столом или меж камней под обледенелым обрывом?