Я спросил:
— Что ты сделаешь, если я тебя отпущу?
Итаяс пожал плечами.
— Я убью тебя.
— Нет, — сказал я, глядя в бледные глаза убийцы. — Я о другом. Если я прикажу уаррским войскам уйти из Таяна, дам слово, что никогда ни один уаррец не переступит его границы, и взамен возьму с тебя слово не воевать против меня?
— Вот как? — Итаяс склонил голову к плечу. — Не с каманара — с меня? Занятный же я человек… Я не дам такого слова, император.
Я растянул рот в нехорошей улыбке, чувствуя себя воистину Господином Бездны.
— Чего ты хочешь, Итаяс?
— Убить тебя.
— Предположим, ты в самом деле меня убьешь. Генерал Эрдрейари, Великий мертвец, не рассыплется прахом в час моей смерти. Меня самого поднимут некроманты — в полном рассудке и со всеми прежними чувствами. Не обольщайся, горец. До сих пор Уарра щадила вас. Живым или мертвым, я прикажу стереть Таян с лица земли вместе с горами, на которых он стоит. Когда на Таян обрушится наивысшая магия или змеедемон Цай-Цей — спасет ли таянцев их доблесть и их пещеры?
Итаяс молчал. Улыбка сошла с его лица, теперь он смотрел исподлобья, угрюмо и утомленно.
— Итак, — сказал я ровно. — Все или ничего. Ты дашь мне слово не воевать против меня?
— Нет.
Я выдержал паузу и тихо спросил:
— Ты не хочешь мне солгать?
Таянец прикусил губу. Мышцы его закаменели, он сел прямо, сузив глаза и глядя на меня уже не с насмешкой, а с ненавистью. Это была хорошая, нужная ненависть, я вызвал ее намеренно, и мне нравилось ее видеть. Парализующее заклятие приятно кололо пальцы, но я не думал, что мне придется его применить. Итаяс вряд ли утратит самообладание до такой степени, чтобы броситься на меня.
— Ты очень глуп, император, — повторил таянец несколько громче.
— Ты не только смел, но и честен, — пропустив его слова мимо ушей, сказал я с одобрением. — Почетно иметь такого врага. Я был бы счастлив иметь такого подданного. Я буду рад иметь такого союзника. То, чего Таян не может добиться силой оружия, я дам тебе в обмен на одно слово.
Лицо Итаяса перекосилось.
«Я сумел выбить его из колеи, — подумал я. — Пока что все правильно».
— Ты лжешь, — сказал Итаяс со злобой.
«Даже лучше», — понял я, отвечая:
— Слово дворянина.
Горец встал, заложил руки за спину.
— Что в нем такого, чтобы ему верить?
Я поглядел на него с удивлением.
— Ты же пророк, — сказал я. — Ты можешь взглянуть и удостовериться. Разве нет?
Таянец оскалился и тряхнул головой.
— Я убью тебя, император, — в который раз повторил он. — Не сегодня, не завтра, но убью. Ты сидишь с заклятием на руке и ждешь, когда я примусь сворачивать тебе шею. Ты трясешься от страха и торгуешь дворянским словом. Мне нравится это видеть!
Мне тоже нравилась картина, которая мне представала. Я смотрел в глаза Итаясу, произносившему эту тираду. Не было в нем ни твердости, ни насмешки… и даже ненависть уже переходила в нечто иное.
Я вздохнул. Несколько мгновений я бездумно глядел в окно, чувствуя на себе яростный взгляд горца, потом спросил:
— У тебя нет выбора?
«Что?» — едва приметно изобразили губы Итаяса.
Тучи разошлись, и луна теперь светила так ярко, что магические огни померкли. В лунных лучах Воин Выси казался бледным, точно призрак. Он стоял и смотрел на меня расширенными глазами, прозрачными как вода.
— Ты не изгой без роду и племени и не отшельник, которому безразличны люди, — сказал я спокойно. — Ты сын каманара и командовал войском. Ты хочешь добра своей земле. Тебе нравится слава. Ты любишь свою сестру. У тебя были десятки жен. Ты человек, Итаяс, хоть и разыгрываешь демона. Зачем тебе моя смерть? Никому никакого добра от нее не случится.
— Можешь говорить до утра, тебя это не спасет.
— Ты так и не понял?
Бледные глаза сузились. «Не так давно я беседовал с тигром пустыни, теперь — с горным барсом, — я усмехнулся. — Что за нрав у всех этих славных котов». Таянец все понимал. Он не был глуп. Он, пожалуй, был слишком умен, этот горец, и поэтому-то сейчас разыгрывал передо мной не демона уже, а фанатика, захваченного одной мыслью. Иначе ему пришлось бы вслух и перед врагом признать то, в чем он не признавался даже себе.
«Я жесток», — подумал я не без удовольствия и встал. Я был выше горца, ненамного, но заметно. Итаяс отступил, когда я шагнул ему навстречу.
— Я спросил: где твоя судьба, Демон Таяна?
— Что тебе до моей судьбы?
— Итаяс, предскажи будущее.
Горец выплюнул ругательство. Я сделал еще шаг, и он снова отступил. Мне удавалось давить на него, но причина тому была не столько в силе моей воли, сколько в магии — «корона Бездны» медленно нагревалась, стягивая кожу. Когда-то знак помог мне справиться с Эрдрейари и Кайсеном. Итаяс стоил обоих великих старцев. Внезапно я понял, что не лицемерил, сказав: «Я счастлив был бы иметь такого подданного».
Плененный барс передо мной выгнулся, упираясь пальцами в непробиваемое стекло окна. Глаза его были как два лезвия. «Я не стану тебя ломать, — мысленно сказал я зверю. — Я не хочу сажать тебя на цепь. У нас одна цель. Не верь мне, но хотя бы… слушай».
— Предскажи будущее, — повторил я; это звучало уже как просьба.
— Тебе? Ты будешь мертв!
— Что случится потом?
Лицо таянца стало растерянным. Он снова отступил, хотя на сей раз я не двигался с места.
— Ты не можешь предсказывать мои действия, — сказал я без насмешки и превосходства. — Но можешь — все остальное. Итаяс, предскажи будущее. Что случится после того, как ты убьешь меня?
— Мне это безразлично! — выплюнул горец.
Я кивнул.
— Это граница, верно? Ты не знаешь, что случится после моей смерти. Ты не знаешь, что я сделаю или скажу, пока жив. Но ты уверен, что убьешь меня, хотя ни тебе, ни Таяну не будет от этого выгоды. Почему так? Почему ты не можешь свернуть с пути?
«Тебе нравится быть свободным и не знать страха, — добавил я безмолвно. — Но придется выбрать что-то одно. Либо я назову твой страх словами, и ты освободишься от него, либо ты забудешь о страхе и навсегда останешься его пленником».
Итаяс выпрямился. На лице его мелькнула улыбка.
На миг мне удалось разбить доспех его самоуверенности, но удержать преимущество я не сумел. Замешательство его прошло; он снова надел маску язвительного пророка. «Что за бес, — подумал я с досадой. — О чем он думает? Он опять что-то предвидит? Будь все проклято…»
— Императору уаррскому ведомо все под луной и солнцем, — проговорил таянец легко и ядовито. — Хочешь даровать мне истину?
— Я в самом деле знаю больше, чем ты. Но если ты боишься истины, я не стану мучить тебя ею.
— Ха!.. — таянец резко выдохнул. Губы его растянулись в глумливой ухмылке.
Я помолчал. «Срок не важен, — сказал я себе. — Если не выйдет сейчас, значит, не вышло бы никогда». Знаки прожгли мне кожу, я мог только надеяться, что в полумраке комнаты это не бросается в глаза. «Корона» умолкла, пробудилась «чайка», подательница спокойствия. Глядя поверх головы Итаяса, я проговорил:
— Нами обоими управляет сила, которая сильнее нас. Выше этой силы нет ничего. Но я знаю о ней и могу сопротивляться. Ты — только чувствуешь. Поэтому тобой управлять легче.
Итаяс улыбался. Лицо его застыло, глаза казались стеклянными; я не был уверен, что меня слышат, но продолжал:
— Я могу отпустить тебя, чтобы ты сам вернул себе свободу. Я могу открыть тебе все, что знаю, и стать твоим союзником. Я не могу допустить, чтобы ты оставался слепым орудием этой силы. Так ты слишком опасен.
Улыбка таянца стала шире.
— Я занятный человек, император, — сказал он ласково. — Ты высокого мнения обо мне. Но это неважно. Уже поздно. Скоро появятся атомники.
Не это я ожидал услышать. Таянец не мог решиться и тянул время? Та, что любит играть честно, понуждает нечасто. Но я вряд ли верно представлял себе ход мыслей дикаря. Разум его темен. Мне казалось, что Воин Выси не вполне в здравом рассудке; должно быть, нелегко жить с даром предвидения. Я пожал плечами.
— Я же сказал, что удостоверился. Лириния действительно привела атомники к границе Ожерелья, но дальше они не пройдут.
— Лиринне? — мягко переспросил горец. — Да, эта рескидди тоже хочет твоей крови. Но ты не понял меня, император. Атомники появятся с другой стороны.
И залился тихим издевательским смехом.
Он имел на это право.
С трудом удерживаясь от того, чтобы провести по обожженному лицу ладонью и стереть знаки, я открыл дверь — за миг до того, как Эррет распахнула бы ее ударом прекрасной ноги. Я настолько устал, что даже «чайка» моя утихла — требовалось нечто из ряда вон выходящее, чтобы я снова почувствовал беспокойство.
— Морэгтаи… — начала Эррет.
Я поймал взгляд ближайшей Белой тени и указал подбородком за плечо.
— Таянца запереть и стеречь как царскую невесту. Разрыв пространства готов?
— Через полчаса будет, — ответил кто-то.
— Паровики?
— Разумеется.
— Эррет, расскажешь по дороге.
Я чувствовал себя выжатым досуха. Мучительно клонило в сон. Оставалась надежда, что в паровике мне удастся подремать немного. «Атомники, — безразлично повторил я. — С другой стороны. Другая сторона — это Кестис Неггел. Итак, что хочет сообщить мне Эррет?» Мы как раз рука об руку спускались по лестнице, и Эррет поглядывала на меня с суеверным страхом.
— Я имел беседу с пророком, — сказал я. — Полной картины событий у меня нет, но меня вряд ли можно сейчас чем-то удивить. Что случилось?
Эррет закатила глаза и села прямо на нижнюю ступеньку лестницы.
— Кровь небесная! — сказала она с нервным смешком. — Тогда куда мы спешим? Эрисен еще не в курсе. Я надеюсь.
— Не в курсе чего?
— Выгляни в сад, — предложила Эррет; улыбка ее застыла и превратилась в оскал. — Нас взял под крылышко гвардейский взвод, только что из Данакесты. Господин Атри трудится как проклятый. Через полчаса разрыв снова можно будет использовать, и появится второй взвод. Кстати, от избытка чувств они положили всех теней оцепления носом в землю.