Она поклонилась и как-то особенно, не застенчиво, а скромно, вошла в комнату. Ее небольшое, бледное личико было обрамлено коротко остриженными волосами. Ее глаза – серые, наивные и чистые, смотрели на него с глубоким вниманием. Ее белая кофточка, черная юбка – всё из самого дешевого материала, – ее тяжелые, грубые ботинки выглядели какой-то форменной одеждой, делали ее похожей на воспитанницу детского приюта. От нее веяло сиротством. Жизнь, проведенная среди тяжелых лишений, уже была запечатлена в каждой черте ее лица, одежде, движениях. Но глаза ее были полны света. Их выражение отдаленно напоминало взгляд животного, птицы, малого ребенка, в прошлом жестоко страдавшего – в них было понимание неизбежности страдания, покорность, доверие, надежда – и готовность еще страдать.
Мистер Райнд взглянул на девочку и растерялся.
– Здравствуйте, – произнес он медленно, и они познакомились.
Она назвала себя: товарищ Даша. Она сообщила, что знает русский и английский языки, что может бегло говорить на местном китайском наречии и читать газеты, но классического китайского языка она не изучала.
Мистер Райнд как-то упустил из вида, что последнее и могло бы послужить предлогом для отказа от. уроков.
Было ли это результатом несходства того, что он увидел, с тем, чего ожидал, или же свет в глазах Даши и ее сиротский облик были тому причиной, но, войдя в комнату мистера Райнда, она вошла и в его сердце: без всякого разумного, логического основания он почувствовал к ней и жалость, и нежность, какое-то глубокое слепое родственное чувство. Как будто за то, что было отнято у этой девочки, он, мистер Райнд, отвечал, отчасти был тому виною. В нем смутно подымалось желание заботиться о ней, защищать ее от невзгод, увидеть веселую улыбку на ее лице.
– Садитесь, пожалуйста, – попросил он кротко. Он взял газету и объяснил ей, что ему нужно. Она быстро пробежала глазами передовую статью и потом кратко и дельно передала ее содержание. Ее изложение было строго логично, язык, прост, без всяких прикрас.
Мистер Райнд выразил свое удовольствие и похвалу. Она подняла на него сияющие, благодарные глаза и объяснила, что только что окончила специальную школу, подготовлявшую к работе в чужих краях, главным образом, в Китае.
– Какого рода работе? – спросил мистер Райнд.
– Пропаганда, – ответила она просто.
Вдруг поднявшийся на улице и приближающийся к отелю шум прервал разговор.
– Что это? – воскликнул мистер Райнд, направляясь к окну. Еще не успел он дойти до окна, как Даша уже ответила:
– Китайская демонстрация. – Она как бы знала о ней заранее.
Огромная, многотысячная толпа медленно текла по улице.
Она состояла из беднейших, оборванных китайцев. Некоторые из них несли плакаты, длинные куски материй с иероглифами, прикрепленные к длинным бамбуковым шестам. Но временам, как бы по данному кем-то сигналу, они колыхали свои плакаты и яростно громко кричали в унисон.
– Это – политическая манифестация, – объяснила Даша. – Они выражают сочувствие Японии и Новому Порядку.
– Значит, китайцам нравится Новый Порядок?
– Этим китайцам? – спросила Даша, показывая пальцем на двигавшуюся внизу толпу. – Они голодны. Их наняли. Они зарабатывают деньги. Политически они – слепые. Они неграмотны. Пожалуй, ни один из них не мог бы прочесть иероглифов на этих плакатах, да их это и не интересует. Если они не заработают, то умрут от голода, возможно, сегодня же. У каждого есть семья. У многих нет даже жилищ. Каждую ночь в декабре замерзает в городе на улицах не менее двадцати человек. Вы можете нанять этих людей для чего угодно. Такой голодный и темный народ делается послушным орудием в любых руках. Пойдемте на улицу и посмотрим на них поближе.
В своем пальто и берете товарищ Даша выглядела еще более бедной, еще большей сиротой. Она была странным спутником для высокого, элегантного мистера Райнда. Публика отеля удивленно глядела им вслед.
Улица была совершенно запружена толпой демонстрантов, тротуары – зрителями. Продвигаться казалось совершенно невозможным.
Подождите тут! – сказала Даша и нырнула в движущуюся толпу. Она вновь появилась через несколько минут, запыхавшись. Берет ее сполз на бок, волосы растрепались.
– Прочитала плакаты. Расспросила. Девиз: благодарность Японии за освобождение от прежнего ига и за Новый Счастливый Порядок. Платит Японский Муниципальный Совет.
– Что платит? – не понял мистер Райнд.
– Деньги платит. Каждый человек в толпе нанят за десять центов. Идти от берега Сунгари до Зеленого Базара в Новом Городе, т. е. через весь Харбин. Остановки перед всеми официальными учреждениями. Кричать – через каждые десять минут, по две-три минуты. Один «старшина» на каждые сто человек в толпе. Он получит двадцать центов и по 2 цента от каждого демонстранта, как взятку, в свою пользу. Фотографы – японцы, снимают для газет наиболее драматические моменты «благодарности». За выполнением «условий» наблюдает японская полиция.
– Какая гадость! – возмутился мистер Райнд. – Ведь, они продают родину за эти десять центов.
– Не судите! – строго сказала Даша. – Вы были когда-нибудь очень голодны? Вы видели, как ваши дети замерзают на улице?
– Нет, – неохотно сознался мистер Райнд, – но это не значит…
– Это значит! – холодно и почти враждебно перебила Даша. – Не судите человека, пока вы не дали ему возможности жить по-человечески. Его обратили в голодное животное, и он действует, как голодное животное.
Мистер Райнд поспешил переменить тему.
– Но какой интерес Японии устраивать эту комедию?
– Она старается влиять на общественное мнение в свою пользу. Здесь она никого не обманет, тут очевидцы, но в Японии, да и во всем остальном мире…
Процессия вдруг остановилась. Нестройные крики негодования и протеста наполнили всё вокруг.
– Подождите тут. Я сейчас! – И Даша снова нырнула в толпу.
Крики становились сильнее. Кое-кто из несших плакаты начал срывать полотнище с бамбуковых шестов. Они угрожающе размахивали этими шестами и, казалось, требовали чего-то.
Даша появилась из толпы.
– Они просят прибавки. Иначе не пойдут дальше. Они просят добавить по пять центов на человека. Японцы пока согласны на два.
– Не лучше ли нам вернуться в отель? – предложил мистер Райнд, – Возможно, есть опасность…
– Да что вы? – удивилась Даша. – Это всё напоказ, то есть крики и ярость. Они сами, хоть и кричат, дрожат от страха. Это очень мирные люди. Только такие голодные, без работы.
Громкий, но уже радостный крик волною прошел по толпе. Наскоро поправив плакаты, демонстранты снова двинулись дальше. На их лицах сияло удовольствие. Совсем искренне, сердечно звучали выкрики, прославлявшие Новый Счастливый Порядок.
Обменявшись несколькими фразами по-китайски, Даша объяснила мистеру Райнду:
– Японцы прибавили по три цента на человека. Толпа действовала наверняка, зная, что не допустят провала демонстрации, да еще в самом центре города. – Затем она вздохнула печально и добавила:
– Из этих трех центов один пойдет «старшине», как добавочная взятка.
Глава тринадцатая
Мистер Райнд начал знакомиться с харбинским обществом. Первый званый вечер он провел у супругов Питчер. Чета эта производила странное впечатление.
Они жили в собственном доме, большом и комфортабельном. Дом был полон китайской прислуги. В шелковых халатах и туфлях на мягкой подошве слуги появлялись и исчезали бесшумно, как тени. Коллекции китайского фарфора, изделий из слоновой кости, японских вещиц из лакированного дерева украшали гостиную. Мистер Питчер был высок, сух, корректен, немногословен; если говорил, то исключительно в категорической форме: «Да, конечно». Казалось, где-то на нем должна была иметься надпись: «made in England», и затем, более мелким шрифтом – «довоенного производства».
Жена его была русской по происхождению, из хорошей семьи, с прекрасными манерами, спокойной и тоже немногословной речью, всегда просто, но прекрасно одетая. Но всё это было в ней как-то старомодно, и в обществе она производила даже несколько комическое впечатление. Впрочем, оба Питчеры казались чужими везде. Их появление всегда производило впечатление холодного душа – хотелось отодвинуться и поискать уголок потеплее. В обществе, уже потрясенном политическими событиями, экономической разрухой, личными несчастьями – богатые, благополучные, занятые исключительно собою Питчеры были странным, раздражающим нервы, явлением; их ничто не касалось. Они никогда не волновались. Они были от всего застрахованы. К происходящему вокруг у них не было интереса.
Их гости произвели на мистера Райнда не менее странное впечатление. Это было «порядочное», т. е. высшее интернациональное общество Харбина.
Был очень разговорчивый итальянец – мистер Капелла – маленький, темный, беспокойный, врывавшийся во всякий разговор с противоположным мнением. Была дама загадочной наружности и неизвестной национальности – вся в бриллиантах; возможно, что только они и давали ей возможность бывать в порядочном обществе. Ее темные, нависшие брови, очень заметные усы и способность говорить на всех языках придавали ей зловещий оттенок.
Был здесь и известный шведский путешественник, который всё в мире видел, и еврей-журналист, который все в мире знал. Был норвежский проповедник, не имевший, собственно, никакого отношения к Норвегии, так как мать его была датчанка, а отец – бельгиец, а сам он родился на острове Борнео. Был румяный и толстый доктор-немец, все время довольно смеявшийся, и его тяжелая, бесформенная безжизненная жена. Последняя казалась старой, по виду годилась в матери своему мужу; в городе она славилась в качестве самой экономной хозяйки. На ней было платье, искусно заштопанное на локтях и удлиненное другой материей, не подходившей ни по цвету, ни по качеству. Однако же, она являлась одной из самых богатых дам города. Было несколько моднейших девиц, с торчащими из-под платья коленями и приглашающими приблизиться улыбками.