– Чего надо?
На минуту миссис Питчер растерялась, она молчала. Женщина же вышла на крыльцо, захлопнув за собою дверь, как бы спеша скрыть от посетительницы внутренний вид жилища. Она взглянула на ее меховое пальто и еще более грубо спросила:
– Ну, чего надо? Чего молчишь? Зачем ты, барыня, тут шляешься, беспокоишь честных людей? Уходи!
Но в миссис Питчер проснулась настойчивость ее прежних молодых лет.
– Это ваше объявление? У меня есть подходящее дело. Нужен ребенок в аренду.
Эти слова произвели впечатление. Женщина еще раз окинула миссис Питчер критическим взглядом, но уже без прежней настороженности и враждебности.
– А тебе для чего же нужен ребенок?
– Да вот… – запнулась гостья, – для развлечения… Я – одна. Мне грустно. Мне иногда бывает очень грустно.
– Ага! Значит, держать компанию. Что, у тебя свой ребенок умер, что ли? Чего тебе грустно?
– Нет, у меня не было своих детей никогда.
– Так что ж тоскуешь? Любовник бросил? – и она покосилась на меховое пальто.
– О нет, – заторопилась ответить миссис Питчер.
– Или пить начала? От запоя отвода ищешь?
– Нет, нет. Просто я всё сижу дома и одна, мне скучно.
– Что ж муж-то? Живой? С другой что ли гуляет?
– Нет, – объясняла миссис Питчер, – он – сам по себе, делами занят. А я одна – сижу целый день и вяжу. Поговорить не с кем.
– Для разговору, значит. Есть мальчишка постарше. Разговаривает.
Женщина раскрыла дверь и, войдя в сени первой, пригласила посетительницу:
– Ну, что ж, иди! Торгуйся!
За темными холодными сенцами следовала кухня. Это была комната престранного вида: тут глаз не встречал прямых, вертикальных или горизонтальных линий, все в ней покосилось, покривилось и опиралось одно о другое: потолок, стены, пол, окна, печь, мебель. Все, чему полагалось иметь горизонтальное положение, здесь подымалось вдруг то бугром, то волной. Казалось, эта комната была задумана и выполнена в минуту вдохновения новейшим живописцем, «ультрамодерн», который презирал прямые углы, перпендикуляры и параллели; он мыслил кругами и рисовал так же.
Женщина выдернула откуда-то из-за печи скрюченный, как бы завитый парикмахером стул, с которого посыпалась лакировка. Она вытерла ладонью пыль с сиденья, твердо поставила и придавила стул к полу, в ответ на что он жалобно пискнул, и сказала гостье:
– Ну-ка, сядь на стульчик. Попробуй.
Миссис Питчер осторожно, с опаской, водрузилась на стул, упираясь ногами в покатый пол и локтем зацепившись за выступ стены. Но стул оказался устойчивее, чем обещал его внешний вид. Успокоившись на этот счет, миссис Питчер внимательно оглядела хозяйку. У той было какое-то стертое, изношенное лицо, как старая копейка, на которой, конечно, угадываются знаки, где и что должно было быть. Она подумала: «Животное, не человек».
– Давай толковать про дело, – сказала хозяйка. – Ты начинай. Предлагай цену. Мальчишка есть славный. Десять лет. Никитка.
Гостья не знала, что сказать. Она опустила глаза и смотрела на свои руки в белых перчатках. Не слыша предложения, хозяйка начала объяснять положение.
– Это не мои дети идут в аренду. Тут живет другая женщина, то – ее дети. Те, что поинтересней, уже сданы. Дашь хорошую цену, можно их взять оттеда. Тебе мальчика или девочку?
– А кто взял в аренду?
– Разные люди. Младенец-то всё у той же подлой Нюрки. Ну, тебе к чему же младенец!
– А как велик младенец?
– А кто ж его знает! Должно, месяцев восьми.
– А что делает этот младенец?
– Делает? Да ты что! Он же еще не ходит, куды ж ему работать! – Она засмеялась, и по кухне понесся запах алкоголя. – Да ты знаешь Нюрку?
– Нет, не знаю.
– И хорошо делаешь! А встретишь – не связывайся. Подлая баба. Лентяйка, вруша, воровка, ну и пьет, конечно. Да еще скандалистка и потаскушка вдобавок. В хорошем обчестве для нее – нету места. Тюрьма по ней давно плачет… Ну, есть полицейский знакомый, выручает до поры, до времени.
– Но младенец?
– Младенец – что ж! Младенец ничего. Как он еще маленький, то его не касается.
– Но зачем его арендует эта… Нюрка? – Миссис Питчер произнесла ее имя с брезгливостью.
– Да ты с луны свалилась? Как зачем? Она же милостыню просит. Кто же подаст этакой здоровенной бабе, если она без младенца?
– Но… если она такая… она может обидеть этого… младенца? – миссис Питчер вдруг почувствовала жалость к неизвестному младенцу и беспокойство за его судьбу.
– Нюрка-то? Может. Обидеть может!
– Но она заботится о нем? Кормит… чем-нибудь?
– Ну а как же! Ты его не покорми день-другой, он и помрет. А нужный, младенец-то.
– А он… часто плачет? Он не болен?
– Да кто ж взял бы в аренду больного? Хлопотно очень. Нет, младенец – первый сорт. Да и то Нюрка поит его маковой настойкой, как берет на улицу. Он вроде как бы в оцепенение от того приходит, и таскать его по улицам удобно, не беспокойно.
– Но… но… это же вредно! Это влияет на его организм. Этого нельзя делать! – возмутилась миссис Питчер.
– А тебя это касается? – насторожилась хозяйка. – Ты тут при чем? Твой это ребенок? Ты распоряжаться пришла?
– Нет, нет, – заторопилась миссис Питчер. – Я только так… подумала, трудно младенцу переносить это…
– Не беспокойся. Ему легкая жизнь, чистый фарт – сыт, прогуливается по городу на руках у этой кобылы Нюрки. И всей работы – поплакать кой-когда…
– Поплакать? – у миссис Питчер сжалось сердце.
– А как же, в таком-то деле! Публика проходит, не обращает внимания. Если нищий будет молчать, кто ж и подавать станет. Тут голос нужен. Нюрка ущипнет младенца – он заверещит. «Ах, ребеночек!» – и сразу – внимание, женское больше. «Как его зовут? Ах, миленький! Вы говорите – сиротка? Ах, он плачет!» и скажет мужу ли, любовнику ли – какой есть мужчина с нею: – «Ах, дайте, дайте ей денег!»
– А как зовут младенца?
– Это смотря, кто спросит. Простой бабе – Ванька, Петька; даме с благородством – Модест, Викторин, Олег или всё равно, Игорь. Ты не думай – это всё просто, тут догадываться надо, да и помнить, кому что сказано, на случай другого раза. А то расспросы пойдут. Рассказывать надо по спрашивателю, и интересно и жалобно. Но тут, я скажу, Нюрка – мастерица, вот уж расскажет, так расскажет.
– А сколько эта… Нюрка… зарабатывает?
Женщина вдруг рассердилась.
У этой скотины узнаешь правду? Знаешь, – она нагнулась к самому уху миссис Питчер и свистящим шопотом поведала ей тайну о Нюрке, – да у ней ни капли совести не осталось! Честное слово! – заключила она уже громко. – Уж моему-то честному слову поверь. За младенца – два доллара платит.
– Вдень.
– В месяц!
Тут женщина переменила обращение с гостьей на самое ласковое. Она вытащила из-под стола табуретку с каким-то выпуклым сиденьем, похожую на половину глобуса на подставке, примостилась на ней и, хлопнув гостью по колену своей большой распухшей рукой, заговорила вкрадчиво.
Эй барыня, арендуй себе компанию… Вижу, нужен тебе разговор. Дорого не запросим. Я для матери этих ребят работаю, вроде – агентство, значит, контора по найму. Дай и мне заработать, на процентах мы с ней идем. Пожалей и меня, слабую женщину, женского полу. Страдалицы все мы, то есть женский наш пол. Ну, а у матери детей-то деловых мозгов нету, никакого денежного смыслу. Я за нее дело веду.
– А где отец детей?
– Убили, давно, уж сколько месяцев…
– А кто убил?
– Кто, спрашиваешь? Не оставил имени-отчества-адресу.
– Но, ведь, есть закон, полиция…
– Полиция, говоришь? Ты, должно быть, не из здешних мест, приезжая.
– Кто был отец детей?
– Касимов ему фамилия. Каменщик был. Японцы взяли на свою работу, силой взяли, потому отличный был каменщик. Строют тут где-то тайное что-то, военное, под землей. Раз, вечером, приходит человек незнакомый, стучит в эту дверь и говорит: «Ты жена Касимова – каменщика Не жди, говорит, мужа ужинать: убили».
– А она?
– Она, было, туды-сюды: закон – японский, суд – японский. Побегала и перестала.
– Она горюет?
– Горевала бы, кабы время на то было. Ей детей кормить, а не горевать надо. Детей же – семеро. Чтоб горевать – деньги нужны.
Вез денег – некогда.
И вдруг вспомнив деловую сторону визита и сообразив, что еще ничего не сделано, она заторопилась.
– Да что ты всё расспрашиваешь да расспрашиваешь! Ты нанимай компанию, не ходи по людям, даром чтоб пользоваться. Бери мальчонку, он тебе всё расскажет. Я-то время теряю, для них из жалости Действую, а ты пользуешься.
– Вот что, – сказала миссис Питчер, осторожно подымаясь со стула, – пошли ко мне вдову, мать детей. Я с ней хочу говорить. Вот моя карточка, тут фамилия и адрес. Поняла?
А я-то? – почти завыла хозяйка. – Я ихний агент! Мы на процентах. У ней мозгов нету!
– После, об этом после. Я пришлю вам комиссионные, когда возьму мальчика. – Но, увидев лицо хозяйки, миссис Питчер поспешно вынула из сумки полтинник, – это задаток.
Она уже повернулась, чтобы уйти. В сенях послышались торопливые шаги, дверь распахнулась, и в кухне появился мальчик, Никитка.
– Ну и холод! – начал он, но, увидев миссис Питчер, остановился в изумлении. Это был прелестный мальчишка: здоровый, бодрый, с веселым лицом.
– Дама вот, – представила хозяйка, – интересуется наймом.
– Какая работа? – деловито спросил мальчишка.
– Для компании, для разговору.
– А вы компанию нанимаете как? Со столом? – мальчишка всем своим существом выражал животрепещущий интерес.
Миссис Питчер не хотелось разочаровывать эту детскую надежду. Она ответила: – Я кормлю компаньонов очень хорошо.
– Мадам! Возьмите меня! – мальчишка даже зашепелявил от поспешности. – Вы возьмите! Я и пол подмету, в лавочку мигом сбегаю, если что вынести – ведро помойное – или двор подмести – мигом – чистая работа!
Глядя на миссис Питчер умоляюще, не понимая выражения ее лица, Никитка старался найти в себе еще убедительные достоинства, заинтересовать, показаться желанным компаньоном.