– Не курю – ни Боже мой! Могу не ругаться. А насчет кражи – как Бог свят! – он даже перекрестился, – копейка у вас не потеряется. Возьмите меня, барыня! Ей-Богу!
Он подошел ближе и дохнул на нее луком:
– Ей-Богу, лучше нигде не найдете! Ей-Богу!
Она рассматривала Никитку. Тонкая шея, давно не мытая, заскорузлые руки, поломанные грязные ногти, лохматая, нечесаная рыженькая голова, лохмотья, дурной запах сырости и грязи. И во всем этом заключен милый ребенок. И эти умоляющие глаза, эти дрожащие губы… Голоден, конечно. И захотелось сейчас же обрадовать Никитку, не томить его ожиданием. Забыв о том, что необходимо было обсудить проект с мужем, она сказала: – Решено. Я нанимаю тебя!
Он было двинулся к ней, но потом круто остановился. Его лицо смешно собралось в мелкие морщинки, радость блистала в глазах. Он, очевидно, вспомнил кем-то преподанный урок: отвесив низкий смешной поклон, он проговорил в нос:
– Пардон-мерси, сударыня!
Миссис Питчер улыбнулась ему, и на минуту ей стало легко-легко. Ей вдруг понравилось всё – и от всего стало весело. И эта кухня, и эта печка, и женщина, и мальчик, и стул – это была жизнь, всё это таинственно и интересно существовало – и у нее была возможность, власть, войти в эту жизнь, внести в нее радостную перемену.
Она улыбнулась еще раз.
– Так вот, Никита, приходи ко мне с матерью, когда ей будет удобно. Мы сговоримся. Ты будешь служить у меня.
– Со столом, – напомнил он ей.
По дороге домой она вдруг почувствовала сильный голод. Пришлось взять извозчика, чтоб поскорее добраться до дома.
Глава двадцать шестая
В этот фатальный день, после урока, Даша спросила:
– Мистер Райнд, не хотите ли пойти сегодня со мною на митинг?
– Стоит ли! Я почти ничего не понимаю, когда быстро говорят по-русски!
– Но это особенное собрание. Приехал делегат из Москвы, товарищ Бугров.
– О чем он будет говорить?
– Он даст директивы для линии поведения. Положение здесь все осложняется. Требуется большая осмотрительность. Мы от него получим инструкции. Всё это очень важно, и он будет говорить очень просто, понятно и медленно. Вам полезно, вы всё поймете.
– Когда будет это заседание?
– Сегодня ночью. Это – тайное собрание. Пожалуйста, никому об этом – ни слова.
Мистеру Райнду казалось небезопасным идти, но Даша уверила его, что полиция знает о всех тайных собраниях и только делает вид, что ей о них неизвестно. Товарищ Бугров, по словам Даши, – один из самых замечательных людей в партии, и если мистер Райнд интересуется советской страной, если он предполагает остановиться в Москве, то ему просто необходимо увидеть такого человека.
Мистер Райнд согласился пойти на собрание.
Даша пришла за ним после десяти вечера. Они отправились пешком. Дневной шум и суета улеглись, и город, казалось, отдыхал безмятежно. Ночь была необыкновенно хороша. Только в преддверии весны, перед самым ее началом, бывают в Маньчжурии такие глубокие тихие ночи. Воздух был полон особой предвесенней свежестью. На высоком и темном небе дрожали большие яркие звезды. В их свете мир казался фантастическим – таинственным и прекрасным. Даша была очень оживлена и взволнована, мистер Райнд никогда еще не видел ее такою.
С главных улиц города они свернули в какие-то совсем неосвещенные переулки, и красота ночи выступила еще явственнее, еще ощутимее.
Вдруг Даша остановилась. Подняв голову, она смотрела в звездное небо.
– Полюбуюсь еще раз на эту ночь, – сказала она изменившимся странно-печальным голосом. – В такую ночь хочется улететь, как птицы улетают в другие края. Вдруг всё видишь иначе… и не хочется, чтоб пришло утро.
– Вот-вот, – засмеялся мистер Райнд, стараясь развеять это внезапное настроение Даши. Переход от оживления к такой глухой, необъяснимой печали неприятно поразил его. Он смутно почувствовал какую-то опасность. – Вы хотите летать? Я куплю вам билет на аэроплан – и летите в Америку.
– Не то, не то, – тем же глухим печальным голосом остановила его Даша. – Не в другую страну… нет. Я хотела бы куда-нибудь, где можно обо всем забыть, не слышать, не видеть, жить как-то иначе…
– Ее голос упал до шопота. – Никогда со мной этого не было, но сегодня не могу себе ничем помочь… Как будто я засыпаю…
– Вы устаете. Вы молоды, и очень рано взяли жизнь всерьез.
Это – усталость.
– Может быть, – сказала Даша и, сделав над собою усилие, тряхнув решительно головой, твердо объявила:
– Прошло. – И спохватилась: – Идем, идем! Мы еще опоздаем.
Тут и там их начали обгонять одинокие пешеходы, фигуры темные и молчаливые. Для такого позднего часа и пустынного места количество пешеходов, конечно, казалось подозрительным.
Наконец, Даша остановилась. Они были уже за городом. Из высокого забора она вынула одну доску, сдвинула в сторону другую, и они пролезли в какой-то двор. Даша поставила доски на место и пошла, сделав мистеру Райнду знак следовать за нею. Они двигались по саду между большими голыми деревьями. Далее виднелся дом, большой и темный. Они вошли в него через небольшую, одностворчатую боковую дверь, спустились на несколько ступенек вниз, прошли по каким-то слабо освещенным коридорам и поднялись по лестнице наверх. Дом казался таинственно оживленным. Слышался заглушённый шопот, осторожные шаги. То тут, то там появлялся и исчезал свет потайного фонаря. Наконец, они вошли в очень большую комнату, нечто вроде рекреационного зала в школе. Окна были затемнены, комната была освещена и битком набита людьми.
Мистер Райнд огляделся. После темных дорог и полуосвещенных переходов эта комната, свет и люди наполнили его взволнованностью, возбуждением. В публике преобладали мужчины, молодежь, полная сил и жизни. Молодые люди – типа рабочих. Девушки – по-разному напоминали Дашу. Одеты все были бедно. Среди молодых было несколько пожилых, на вид очень усталых, женщин. Были пожилые, тоже усталые мужчины. Кое-кто, очевидно, пришел прямо с работы, не успев переодеться. Было несколько странных стариков, от седовласого аскета, с видом вдохновенного библейского пророка, до тяжелого мрачного великана, в глазах которого пылали безумие и ненависть.
Несколько человек поднялись на возвышение и сели там за столом, оставив центральное место незанятым. За этим местом виднелась небольшая дверь. К ней были устремлены все взоры: очевидно, товарищ Бугров должен был появиться оттуда. Почти все молчали. Только изредка кое-кто обменивался тихим словом. Сидевшие за столом шептались между собою, и один из них сказал что-то негромко и невнятно ожидающим в зале.
– Товарищ Бугров на пришел еще, – прошептала Даша мистеру Райнду, – Они начинают беспокоиться, не случилось ли чего с ним. Длилось томительное ожидание.
Даша и мистер Райнд сидели в первом ряду, прямо против возвышения, к которому вели всего две ступеньки. Мистеру Райнду были отчетливо видны все сидящие за столом. На него же, как ему казалось, никто не обращал внимания. Очевидно то, что его привела Даша, санкционировало его присутствие на тайном заседании.
Вдруг центральная дверь на возвышении быстро распахнулась, и оттуда появился человек, при виде которого волна радости прошла по залу. В знак привета поднялись все руки, но тишина ничем не была нарушена.
Товарищ Бугров был человеком среднего роста, молодым, полным энергии и внутренней силы. В нем ощущалось нечто смелое, веселое и агрессивное, словно вот-вот он ринется в бой. Он привлекал к себе симпатию с первого взгляда, как всегда привлекает образ молодости, энергии и силы.
Делегат начал говорить. Его неторопливые отчеканенные слова падали в толпу одно за другим среди могильной тишины. Даша, поглощенная тем, что он говорил, забыла, что должна переводить. Но и без перевода, не вполне улавливая даже общий смысл речи, мистер Райнд чувствовал, что товарищ Бугров верил в то, о чем говорил, что это была правда его жизни, что никакой другой правды для него не существовало, что он не допускал даже мысли о возможности ее существования. Его вера, его слова гипнотизировали зал.
И затем вдруг случилось несчастье.
В полной тишине, между двумя словами оратора, из глубины зала, где-то в задних рядах, прозвучал негромкий посторонний звук, – короткий, сухой, металлический. Из всей толпы лишь одна Даша, услышав, поняла и сообразила, что это. С резким криком, будто подброшенная электрическим током, она вскочила, прыгнула на подмостки, кинулась к Бугрову и встала перед ним, загородив его своим телом. Один за другим, раздались три сухих коротких выстрела. Даша шаталась, но еще стояла, загораживая Бугрова, отступая назад, направляя его к тому месту, из которого он появился. Бугров исчез за той же дверью. Она захлопнулась за ним.
Между тем в зале поднялась суматоха. Публика разбегалась по разным выходам. Даша, оставшись одна, покачнулась и рухнула, во весь рост вытянувшись у маленькой двери. Мистер Райнд, забыв обо всем, кинулся к ней. Одной рукой он старался приподнять ее, а другой – толкал маленькую дверь, но дверь была заперта. Из всех звуков он слышал только громкое дыхание Даши. Ол поднял ее на руки. Она дышала с хрипом и становилась всё тяжелее. Ее глаза были широко открыты, и раза два она произнесла какое-то слово. Мистер Райнд не понял, что она сказала.
Они оставались лишь вдвоем во всем зале. Он держал ее на руках и глядел на нее в полном отчаянии, а она еще раз прошептала всё то же русское слово, которого не знал и не понимал мистер Райнд.
Вдруг он почувствовал что-то горячее и мокрое на своем теле и с ужасом понял, что это Дашина кровь, что весь он облит ею, что она просачивается через его одежду. Он держал Дашу крепко, смотрел на нее с горькой нежностью. Он знал, что она умирает.
После первого момента ужаса и растерянности энергия и воля вернулись к нему: Дашу надо вынести на воздух, нужен телефон, доктор, машина «скорой помощи»…
Но куда идти? Где выход? Где телефон?
Мистер Райнд осмотрелся: самая большая дверь должна быть главным входом, ближе к улице, подумал он. Он вынес Дашу через самую большую дверь. Но она вывела не на улицу, а во двор, очевидно, чей-то дровяной склад. Повсюду лежали доски, на земле валялись стружки и опилки. Он остановился на минуту – ему показалось, что Даша опять произнесла то же слово.