Она не изменилась, была все та же. Казалось, само время действовало осторожно там, где обреталась Милица. Также бессильны были пространство, климат и отношение к ней человечества. Одетая, как всегда, в черное, в то блестящее, как уголь, черное, какое она одна умела где-то найти, она, по-прежнему, казалась особенным существом, не вполне смертным представителем человечества.
Он не обняла, и по поцеловала Лиду, лишь раскланялась церемонно, пожала ей руку, предложила ей стул и занялась приготовлением кофе. Между делом она задавала неторопливые вопросы о Лидиной матери, о здоровье, о погоде в Тяньцзине, о ценах на квартиры и съестные продукты.
И только тогда, когда кофе был готов, когда его аромат разнесся по комнате, когда налиты были две чашки, мадам Милица спустилась со своих таинственных высот и стала более человечной. Разговор принял оживленный характер.
Лида спросила, как идет жизнь в Шанхае и ее «дело». Мадам Милица ответила неопределенно: ее цена, доллар за сеанс, недоступна, конечно, многим, но, с другой стороны, она не считает возможным «снизиться» до семидесяти центов. Туманно намекнула она и на тот жизненный факт, что участь исключительных людей – быть непонятыми, а их труда – остаться неоцененным, по крайней мере, современниками.
Еще более туманно сообщила она Лиде о преследованиях и специальной пытке путем подмена объявлений. Из всего сказанного Лида могла уже легко заключить, что заработок мадам Милицы был недостаточен для оплаты ее скромной жизни. Лида поспешила переменить тему и сообщила о себе, что приехала выступать на концерте. На это хозяйка, сжав губы, значительно покачала головой. Получив письмо о приезде Лиды, она тогда же бросила на Лиду карты. С удовольствием она может объявить, что в Шанхае Лиду ждут успех и слава и еще неожиданная встреча с дамой, встреча чрезвычайно приятная. Поощренная этим, Милица еще раз бросила карты уже на Лидину судьбу вообще: выпала долгая жизнь и счастливая смерть.
– Замужем? – спросила Лида.
– Да, замужем.
– За кем? За Джимом?
Мадам Милица поморщилась на эту наивность: карты не называют имен.
– Замужем за иностранцем. В чужой и далекой земле. Долгая бедность, борьба за жизнь, потом слава. Исполнение желаний при конце жизни.
Лида глубоко вздохнула. Попыталась еще:
– Но муж мой выходил на картах блондином или брюнетом?
– Блондином.
– Джим! – внутренне воскликнула успокоенная Лида. В порыве благодарности она хотела было кинуться мадам Милице на шею и поцеловать ее, но у последней был такой мрачно-величественный вид, что один взгляд на нее остановил Лиду.
Она преподнесла хозяйке бесплатный билет на свой концерт. Дар был принят с молчаливым торжественным поклоном. Милица тут же прочитала все, что было написано на билете, затем перевернула его и на оборотной стороне внимательно прочитала адрес типографии. Когда читать было уже нечего, она еще раз поклонилась и поблагодарила. С королевским достоинством она милостиво изрекла, что не забудет оказанного внимания и, в свое время, ответит на любезность Лиды своим подарком. Лила же и так трепетала от счастья она не сомневалась в талантах Милицы, и предсказанное будущее наполняло ее счастьем.
Попрощавшись, Лида быстро спустилась с крыльца и тут вдруг толкнулась с мальчишкой. Вывернувшись из-за угла, он налетел на нее с такой силой, что она едва устояла на ногах. От неожиданности и он, видимо, испугался и отпрянул в сторону. Из его рук выпал картон. На нем стояло:
«Похоронное бюро «Милица».
Прохожий! Остановись!
Оптовым покупателям скидка».
Из-за угла показалась большая группа школьников, наблюдавшая сцену с противоположного тротуара. Лида схватила картон. Мальчишка пытался вырвать его, но она подняла вверх руку и держала трофей высоко над головой. Мальчишка крутился около, подпрыгивая, стараясь завладеть картоном.
От группы школьников отделился высокий мальчик, очевидно, вождь. Он позвал Лидиного врага, и тот, сконфуженный неудачей, перебежал улицу и, став со своими друзьями, крикнул ей тоном оскорбления:
– Гадать ходила, красавица?
Лида вспыхнула. Со своего тротуара она крикнула:
– Я не привыкла, чтобы мне кричали через улицу! Иди сюда, если ты меня не боишься!
– Я боюсь? – горшего оскорбления нельзя было и придумать.
Полный негодования он выступил вперед, готовый возобновить атаку. В голосе его звучало непобедимое мужество и полное презрение к врагу.
– Кого я боюсь?
– Меня, бэби, – ответила Лида сладко.
– Тебя? Давно ты выскочила из пеленок? Только бросила сосать соску и бежишь к гадалке про жениха узнавать!
– Молчать! – крикнула Лида в ярости. – Негодяй! А вы что же смотрите, – крикнула она старшему и высокомерно добавила, – взрослый! Почти мужчина! Как вы позволяете, чтоб в вашем присутствии оскорбляли женщину! Вы знаете кто я? Я артистка, певица…
– Знаменитость! Мяу! Мяу! – напал снова мальчишка. – Слыхали таких певиц, по ночам мяукаете на крышах, ваша светлая знаменитость.
– Что ж, если хочешь, я – знаменитость! Я пою не на крышах, а в театре. Я буду петь в опере. Я здесь даю концерт.
Слова «театр», «концерт», «опера» произвели свое впечатление. Половина русского населения в Шанхае – музыканты. Группа школьников двинулась к Лиде.
– Правда? – спросил ее враг наивно, подступая ближе. – Какой голос?
– Сопрано. Лирическое.
Но он не привык относиться с доверием к тому, что ему говорили.
– Сочиняешь! – крикнул он и вдруг сделал быстрое движение, чтоб выхватить картон из рук Лиды. Но она таким же быстрым движением подняла его и держала высоко над головой.
– Сочиняю? – даже задохнулась она. – Знаешь что, ты… ты лучше носки свои научись сначала носить, а потом разговаривай с дамами. Посмотри на свою ногу!
Выставленная вперед – позиция атаки – нога, правда, представляла жалкое зрелище: стоптанный полуботинок, нависший пестрый и грязный носок, а далее сама нога – бледная и грязная, выше – бахрома штанишек, из которых хозяин их давно вырос. Мальчик смотрел удивленно, он будто впервые увидел эту ногу и свой убогий наряд. Переведя взгляд на элегантную Лиду, он вдруг сконфузился, вспыхнул и, отдернув ногу, постарался скрыться в толпе товарищей. Лиде стало жаль его.
– Гляди! – сказала она. – Видишь, сегодняшняя газета. Вот объявление о моем концерте. Теперь смотри на портрет певицы. Кто это? Я!
Группа школьников окружила Лиду, разглядывая газетное объявление.
– Дайте мне! – сказал предводитель. Выхватив газету, он стал читать вслух:
«Наша соотечественница, молодая, талантливая, очаровательная певица… Мы горды объявить о ее прибытии в Шанхай»…
– Кто это мы? – выкрикнул с негодованием школьник поменьше. – Подумаешь: горды! Мне всё равно!
– Не перебивай! – кратко приказал старший.
– Мы – значит культурные русские в Шанхае, – скромно пояснила Лида.
– «Блестящий талант, ученица знаменитой оперной певицы императорской сцены госпожи Мануйловой, – продолжалось чтение. – Мы счастливы иметь еще одно доказательство, что жива Россия, хотя и за границей, что, несмотря на нашу трагическую судьбу изгнанников, лучшие из наших детей поддерживают наше былое величие перед изумленными взорами иностранцев. Добро пожаловать, русский талант! Привет тебе, русское дитя! Мы счастливы до слез»…
Читая, он, время от времени, бросал взгляд на Лиду, и в этом взгляде росла очарованность ею.
– Слыхали? – спросила Лида, когда закончилось чтение, и протянула руку за газетой.
– Позвольте! Минутку! – вежливо попросил чтец, которому, как видно, не хотелось расстаться с газетой.
Он смотрел то на карточку, то на Лиду, сверяя сходство. Повторив этот маневр несколько раз, он с вежливым поклоном возвратил газету Лиде.
– Все правильно, мадам. С подлинным верно. Это – вы, мадам. Благодарю вас, мадам.
Толпа мальчишек в изумлении наблюдала необычайное поведение своего вождя.
– Хотите, я дам вам бесплатный билет на мой концерт? – великодушно предложила ему Лида. – У меня осталось три.
– Мне! Мне тоже! Дайте и мне! – раздались голоса.
– Молчать! – кратко распорядился старший. Взяв билет из рук Лиды, он церемонно поклонился. – Благодарю мадам! Сочту за честь присутствовать на вашем концерте.
Мальчишки наблюдали превращение вождя в рыцаря, раскрыв от изумления рты.
– А им билеты? – спросила Лида. – Вот еще два!
– Не наносите себе ущерба, мадам! – рассыпался в любезностях рыцарь, – Вся наша группа будет на концерте, и мы купим билеты. Мадам, не смею вас задерживать, на вас лежит тяжелая ответственность…
– Да может она плохо поет? – выкрикнул из толпы маленький скептик. – Провалит концерт!
– Не надейся на это, ангел! – сказала Лида со сладкой улыбкой.
– Впрочем, если ты ничего не понимаешь в пении…
– Да что она расхвасталась! – зашипел мальчик, уронивший картон. – Я играю на скрипке, да не хвастаюсь же…
– Да? – иронически спросила Лида. – На скрипке! Если ты и играешь, едва ли у тебя есть хоть маленький талант. Какой же настоящий артист будет заниматься этим? – и она с презрением помахала картоном перед самым его лицом. – Это грубо, зло, глупо.
Только идиот может так тешиться. Настоящий артист прежде всего благороден, великодушен. Он – «возвышен душою», – повторяла она урок госпожи Мануйловой. – К тому же вообще гадко преследовать женщину, которая, вдобавок, не сделала тебе никакого зла. Я попрошу вас, – обратилась она к старшему, – вы, кажется, разумнее остальных… Если, конечно, вы имеете над этой ватагой какую-либо власть, остановите эти злые мальчишеские шалости. Оставьте госпожу Милицу в покое. Этим вы мне окажете личную услугу. Мадам Милица была другом моей покойной бабушки… Пожалуйста.
– Будет сделано, – вспыхнув раскланивался рыцарь.
Движением руки Лида подозвала рикшу.
– До свидания, молодые люди!