– Пленительная! – прошептал старший. В этот момент из мальчишки он превратился в юношу. В его сердце загоралась первая любовь. – Пленительная!
Так закончились преследования мадам Милицы.
Вечером она нашла свое объявление в порядке.
То же произошло на следующий день, и еще на следующий. Злые шутки над ней прекратились. Она не знала причины и не интересовалась ее узнать.
Глава шестая
Следующий по программе был визит к Владимиру Платову.
Накануне Лида получила длинное и обстоятельное письмо от Глафиры. Описывалась свадьба, сборы в Австралию, планы на будущее. Не имея возможности заехать в Шанхай, на что нужны были особые визы, Глафира горевала, что ей не удастся попрощаться с братом. Она просила Лиду навестить поскорее Володю, всё-всё ему рассказать, обо всем его расспросить, всё заметить и потом всё подробно ей описать: как он выглядит, как живет, как одет, какая у него комната. «Он, как будто, чего-то не договаривает в своих письмах, что-то скрывает, и я беспокоюсь, – заканчивала она, – вся надежда на тебя, на твою наблюдательность и откровенность».
И вот Лида отправилась исполнять это поручение. Она еще раньше оповестила Володю о своем визите, не указав, однако, точно времени: «как только найдется свободная минутка».
В три часа дня она шла по длинному коридору «Европейских меблированных комнат», ища номер Володи. Откуда-то издали доносился молодой женский голос, веселый и задорный, громкий смех, взвизгивание; слышно было, как падали какие-то вещи, что-то разбилось, затем раздался мужской голос, что-то объясняющий и в чем-то уговаривающий.
Тут и была комната Володи.
Лида даже заколебалась, прежде чем постучать. Но стучать ей пришлось несколько раз. Из-за оживленного движения и шума внутри комнаты стука ее не было слышно.
Наконец, дверь открыл Володя. Высокий и стройный, он был, пожалуй, самым красивым из всей семьи Платовых. Увидя Лиду, он смутился. Он сразу узнал ее, так как Глафира в письме дала подробное описание наружности Лиды и ее костюма. Позади его, не обращая внимания на присутствие постороннего человека, девушка в китайской вышитой пижаме выделывала какие-то рискованные, очевидно, балетные пируэты. Носком туфельки она старалась сбросить с гвоздя небольшую картину, подвешенную, очевидно, для ее упражнений, под самым потолком. Девушка была красивая, белокурая, стройная, гибкая. Что-то беззаботно веселое, бесшабашное было во всех ее движениях, восклицаниях, в смехе, в выражении лица.
– Лара! Лариса! – старался успокоить ее Володя.
Увидев Лиду, она крикнула ей – Hello! – и снова принялась за свои пируэты, сбив, наконец, картину, которая с шумом упала на пол. Тут она остановилась, чтоб передохнуть, но в покое пребывала лишь одно мгновение.
– Володька! Идея! Нет, какая идея! – закричала она, как будто бы в доме был пожар, и, обернувшись к Лиде, попросила: – Дорогуша, одолжите мне ваш костюм часа на два!
Она стояла перед Лидой, как-то по-детски раскрыв рот, ожидая ответа. Растерявшись, и Лида стояла неподвижно, глядя на Ларису и тоже раскрыв рот. Но новый припадок энергии тут же овладел Ларисой. Схватив Лиду за руки, она стала быстро кружиться с нею по комнате, напевая какой-то вальс. Комната была мала. Володя бегал за ними, стараясь поймать и остановить Ларису. Наконец, она в изнеможении выпустила Лидины руки. Лида упала в кресло, полуживая от усталости и изумления. Но Лариса уже опять была на ногах.
– Выйди на минутку! – крикнула она Володе, выталкивая его в коридор и запирая за ним дверь. Затем она кинулась к Лиде и начала расстегивать ее жакет, сдергивать с нее юбку.
– Вот удача! – весело говорила она, как будто и не замечая сопротивления Лиды, – Мы – одного роста. Ваш костюм будет мне совсем впору, словно мой собственный. Я уж давно ищу, у кого бы одолжить верхнее платье… Ни у кого из наших артисток нету костюма…
– Позвольте – бормотала Лида, – я не понимаю. Что вы хотите делать? Зачем вам мой костюм? Как же я останусь?..
Но костюм с нее уже был снят, и Лариса весело объясняла:
– Милуша, мы собираемся венчаться…
– Кто?
– Я и Володька. Вы ничего не имеете против?
– Кто? Я?
– Вы.
– Я ничего не имею против.
– Тогда давайте костюм, симпатюша. На два часа, не больше. Мы сходим «объявиться» к священнику, чтобы назначить день венчания.
Лида вспомнила Глафиру, Платовых. Она представила себе их отношение к такому браку.
– Но зачем так торопиться? – начала она неуверенно, краснея, чувствуя, что говорит не то и не так.
Лариса бросила на нее подозрительный взгляд.
– А вы чем тут заинтересованы, миледи?
Лида смутилась.
– Я? Ничем. Но вы меня раздели…
– Я дам вам надеть купальный халат, пока… Я ведь только схожу с Володькой к попу – и сейчас же обратно. Мне нечего надеть, чтобы днем выйти на улицу.
– Но к священнику можно идти в каком угодно платье.
– Цыпленок! В платье? Но к нему нельзя идти без платья.
А у меня нет ничего, кроме этой роскошной пижамы, роскошная, правда? – да еще черных перчаток. Вы знаете, я – прима-балерина в кабаре «Черная перчатка».
– Но в каком туалете вы там танцуете?
– Туалете? В черных перчатках.
Лида раскрыла рот.
– Только в черных перчатках, – поясняла Лариса. – Черные перчатки – и больше ничего.
Лида отступила на шаг.
– Что ж, – сердито заговорила Лариса, – вы воображаете, что примы выступают в костюме из английского твида плюс меховое пальто? Да? – она наступала на Лиду, размахивая Лидиной юбкой.
– Я… не думаю ничего, – спешила отступить Лида. – Пожалуйста, берите костюм… только верните… потом. Мне надо домой.
– А вы снимите и блузку и комбинацию. Вот! – и она бросила Лиде купальный халат.
– Но как же вы днем ходите по улице? – спросила Лида.
– Днем? Днем я не хожу по улицам. Днем я сижу дома.
Лиде, любившей солнце, стало вдруг бесконечно жаль Ларису, а та продолжала. – Я – ночная птица, и у меня подходящий гардероб, но он – у антрепренера, нам не выдают на руки. У меня есть полный костюм летучей мыши, трико «золотая рыбка» из золотых чешуек, и манто «вечерняя заря» из розовых страусовых перьев. Но мечтаю я о белье. Как разбогатею, накуплю себе, прежде всего, белья.
Володя стучал в дверь. Лариса не обращала на это никакого внимания.
– Ах, как приятно одеться! – восклицала она, надевая Лидины вещи. – Как благородно себя чувствуешь в хорошем костюме. Английский! – Вся в движении, она была уже одета, напудрена, причесана. На голые ноги она надела черные бархатные туфли с серебряной мишурой, – Пока, дорогуша! – и она выпорхнула в коридор к Володе. Смеясь и крича, она тащила его куда-то. Вскоре их голоса замолкли. Наступила, наконец, тишина. Лида осталась одна, в старом купальном халате Володи.
Она сидела в горестном раздумье. «Как всё это описать Глафире? «Всё-всё и подробно-подробно». Она вспомнила семью Платовых и старалась вообразить среди них и Володю с Ларисой. Всех было жаль. Как ей было жаль их всех, включая и Ларису! Несмотря ни на что, в Ларисе было какое-то очарование. Лиде она и нравилась и отталкивала в то же время.
Лида разглядывала комнату: здесь, очевидно, жил только Володя. Ларисиных вещей нигде не было видно. Подумав, Лида стала приводить комнату, в порядок. Затем она вынула из своей сумочки иглу и нитки, сняла Володин халат и стала его старательно штопать, всё время мучаясь мыслью, как и что написать Глафире.
Часа через два в коридоре послышался шум: Лариса и Володя возвращались домой. Голос Ларисы был гневен. Она распахнула дверь и вихрем влетела в комнату.
– Слыхали? – закричала она Лиде. – Подождать! «Рекомендую подождать!» – передразнивала она чей-то голос, очевидно, священника. – Сначала полагается попостничать, потом поисповедоваться, потом причаститься, потом отслужить молебен и у родителей жениха благословиться, потом обручиться – а уж потом венчаться! «Это, знаете ли, дело сугубо серьезное, – продолжала она издеваться, – торопиться не следует, надо подумавши!» – Она сорвала с себя Лидин костюм. Володя в смущении вышел в коридор. Лариса накинула свою пижаму, а Лида торопилась завладеть своим костюмом.
И вдруг Лариса громко-громко, как-то буйно зарыдала. Так неожиданно налетает и бушует летняя гроза. За дверью тоже поднялся шум. Очевидно потерявшие терпение жильцы меблированных комнат протестовали против поведения Ларисы. Слышался извиняющийся голос Володи. В дверь стучали. Лариса вылетела в коридор. Лида искала возможности поскорее уйти. Она даже выглянула в окно, но оно было высоко над землей.
Голос Ларисы покрывал все остальные звуки.
– Больной старик? – кричала она. – Старики обязаны быть глухими! Стариков вообще надо убивать! Не будет квартирного кризиса. Тут и молодым мало места. Гоните больного старика. Куда? В могилу, конечно! Куда же еще? А вы, – кричала она кому-то, – если вы сейчас же не замолчите, я тут при всех повторю, что вы мне вчера сказали! Хотите?!
Шум затихал. Володя и Лариса вернулись в комнату.
– Ах! – еще на ходу спохватилась Лариса, обращаясь к Лиде.
– Вы же у нас гостья, а мы вас ничем не угостили. Как же это! Хотите чаю? Впрочем, у нас нет ни чая, ни сахара. У меня есть только папиросы. Хотите американскую сигарету? Не курите? Счастливица! Володя, а у тебя не осталось денег?
– Я же уплатил за рикшу, – прошептал Володя.
– Я тороплюсь, – поспешила заявить Лида. – Я так долго уже у вас, – и она начала прощаться.
Тут только, вглядевшись в ее лицо, Лариса почувствовала, что Лида ей очень нравится.
– Какая же вы милая! – воскликнула она. – Вот, должно быть, всем нравитесь! Послушайте, – заторопилась она, опять переменив тон, – нет ли у вас тут знакомых иностранцев, а? Побогаче. Познакомьте меня, милуша! Умоляю!
Лида, почти с сожалением, объяснила, что она совсем никого не знает в Шанхае.
Володя слушал этот разговор совершенно сконфуженный. Вдруг Лариса страшно зевнула: