Из окна своей комнаты в отеле он смотрел вниз на мостовую. Мостовая теперь являлась единственным жилищем многих тысяч людей. Тот, кто сидел на ней, боялся сойти с места, чтобы не потерять его. И толпа, обычно движущаяся, растекающаяся по улицам города, здесь была как бы прикреплена к мостовой. Эта вынужденная неподвижность придавала оттенок уныния, бессилия, безнадежности всем сидящим внизу, на кого смотрел мистер Райнд из окна. Люди сидели и ждали. Чего? Что могло случиться, чтоб вывести их из этого положения, вернуть им их поля, их дома, их прежнюю жизнь?
С тоской мистер Райнд размышлял о том, что все обычные, известные ему средства недостаточны: миссии, переговоры, благотворительные общества, даже война. Он просто не видел выхода из создавшегося международного положения.
Глава пятнадцатая
На второй день своего пребывания в Тяньцзине мистер Райнд решил предпринять утреннюю прогулку по городу. Он предполагал пройтись пешком.
Швейцар отеля был горестно разочарован, узнав, что мистер Райнд не желает взять такси: он получал десять процентов от шофера и не любил, когда эти деньги ускользали от него. Он даже осмелился пробормотать что-то о нарушении традиций, поскольку американцы известны миру, главным образом, как любители машин. Подозревая худшее, то есть, что у мистера Райнда недостаток в деньгах, он, снисходительно улыбаясь, предложил – не позвать ли просто рикшу. Когда же мистер Райнд отклонил и это предложение, швейцар посмотрел на него уже с глубоким состраданием. И это чувство было уже бескорыстным, так как он зарабатывал от рикши только два цента с пассажира, весьма незначительный процент с незначительной суммы.
Но и без приглашения ряд рикш, примчавшихся неизвестно откуда, уже выстроился перед мистером Райндом. Им запрещено было иметь стоянку около отеля, они имели право являться лишь на зов. Откуда они немедленно узнавали, что из отеля вышел иностранец и не желает брать такси – неизвестно, но рикши явились, не упустив и мгновения. Наперерыв они выкрикивали особые, редкие, неслыханные достоинства своего экипажа, ударяли руками по сиденью, чтобы показать, какое оно мягкое, и при каждом ударе облако пыли подымалось от подушки. Нужен был. твердый характер и большая сила воли, чтобы устоять, не взять рикшу единственно для того, чтобы прекратились крики и улеглась пыль. Мистер Райнд был упрям: он решил пройтись пешком, и ничто не могло заставить его изменить это решение. Он шел вперед, а за ним следовали рикши, число которых всё увеличивалось. Подозревая в нем исключительно разборчивого потребителя, всё новые и новые рикши присоединялись к процессии, и выкрикивались уже, действительно, неслыханные удобства прибывающих экипажей. Это портило прогулку. Только когда мистер Райнд прошел несколько кварталов, рикши, наконец, отстали, послав по адресу Мистера Райнда несколько изысканных проклятий ему и его потомству.
Оставленный в покое, он смог, наконец, осмотреться и понять, где он.
Он был на Французской концессии. Ему нужен был один адрес, и он решил обратиться к полицейскому.
Полицейские, обычно, стояли на перекрестках, посреди улицы, на специальном возвышении, летом под гигантским зонтом. Они представляли собой особую породу китайцев, да и людей вообще: гигантского роста, массивные, имеющие необыкновеннее сходство с истуканами, они казались неодушевленными; грубые очертания их странных, с бессмысленным выражением, лиц словно хранили великий секрет, смысла которого они сами не понимали.
Мистер Райнд подошел к полицейскому и, глядя на него снизу вверх, спросил, где находится такая-то улица. Дерзость вопроса поразила полицейского, он даже отступил на шаг. Поступок мистера Райнда был нарушением этикета. Уважающий себя член китайской полиции не говорит на иностранных языках. В городе, где каждый повар, слуга, рикша, торговец умеет – так или иначе – сговориться с потребителем на восьми европейских языках, полицейский не унижается до того же.
По современной китайской расценке официальных положений, полицейский – важный господин, он регулярно получает жалование, он носит форменную одежду, он представляет правительство. К такому господину нужно подходить, зная этикет, одним из параграфов которого является необходимость обращаться к уважаемому господину на его родном языке. Спрашивать же адрес у чиновника – смешно и дерзко: вокруг всегда вертится стая рикш, идут пешеходы, и это их гражданский долг указывать улицы.
Итак, полицейский лишь посмотрел на мистера Райнда, затем полузакрыл глаза и ничего не ответил. Мистер Райнд повторил вопрос. Глаза открылись в изумлении и тут же снова захлопнулись; уста не произнесли ни звука. На вопрос, повторенный в третий раз, полицейский тряхнул головой и окончательно превратился в совершенно неподвижного идола. Он так и понимал свои служебные обязанности: он стоял для украшения города.
Попытав счастья с парой других полицейских, на других перекрестках улиц, и всё с тем же неизменным успехом, мистер Райнд решил самостоятельно найти нужный ему адрес.
С грустью брел он по улицам, наблюдая вокруг картины человеческого горя. Растрепанные китаянки, в лохмотьях, сидели повсюду на мостовой, окруженные каждая кучкой детей. Те, что поменьше, были совершенно голы, на старших болтались кое-какие остатки одежды, правильнее сказать, рубища.
Маленькие китайские дети очаровательны. Их лица всегда полны жизни, веселья, лукавства – и тупое, покорное и, вместе с тем, скрытое выражение лиц, присущее взрослым, приобретается лишь с годами тяжелой жизни. Дети же – полны инициативы и оптимизма. Ведя таких славных детей и в такой бедности, мистер Райнд жалел их, и это, очевидно, выражалось на его лице. Инстинктом китайский ребенок сразу и безошибочно угадывает, кто и как к нему относится. Они видели: идет богатый иностранец, и в сердце его жалость, а в кармане, конечно, деньги. Немедленно детишки ринулись к нему с криками о милостыне – и в несколько секунд мистер Райнд был окружен и оглушен толпою детей. Их было не менее сотни.
Как и всё остальное, нищенская профессия в Китае имеет свои особенности. Только благодаря баснословному терпению и выносливости китайца эта профессия там не прекратилась, так как средний китаец не подает милостыни. Это отношение к нищему основано на древней мудрости: для всего живущего у богов есть свой план, в который человеку небезопасно вмешиваться. Очевидно, по каким-то высшим небесным соображениям, определенный человек назначен быть бедняком – пусть он им и остается. Если понадобится изменить его судьбу, боги достаточно могущественны, чтоб сделать это без вмешательства прохожего. С появлением иностранцев в Китае профессия нищенства ожила, подняла голову и достигла зенита – всё это под ироническим взглядом того же среднего китайца, в чьих глазах дающий милостыню, другими словами, разбрасывающий свои деньги по улице, не может считаться нормальным, разумным человеческим существом: глупец помогает плуту. Даже и нищий, будучи тоже китайцем, чувствует свое превосходство в понимании жизненных явлений и слегка презирает своего благодетеля.
Китайский нищий, бегущий милю за потенциальным благодетелем, не сделает шагу за тем иностранцем, кто из принципа не подает милостыни. Как он распознает эти разновидности человека с единого беглого взгляда – его профессиональная тайна. Этим объясняется странное, на первый взгляд, явление: одни иностранцы свободно ходят по улицам Китая, за другими следуют нищие, группами, семьями, кланами, преследуя их из города в город, ночуя за оградой их жилищ и отставая лишь у океанского парохода.
Мистер Райнд воспринимался нищими, как человек, «разбрасывающий деньги по мостовой», – и ему не было пощады. Когда он обернулся к толпе бегущих за ним детей; улыбнулся и бросил им горсть мелочи, – он запечатлел свою судьбу в Китае. С тех пор, куда бы он ни шел, куда бы он ни ехал – за ним бежали толпы нищих. Круглые сутки стояли у отеля дежурные, следя за появлением мистера Райнда, и подавали сигнал остальным. Они всюду следовали за ним. Если он входил в лавку или в дом, они ожидали его. Терпение их было неистощимо. Если он садился в парке на скамейке, они стояли «стеною вокруг. Если он вступал в разговор со случайно встреченным знакомым, они вежливо отступали шага на два-три и ожидали, зорко следя за малейшим движением мистера Райнда.
При его появлении на улицах матери расталкивали сбившихся в кучу детей: – Вон идет безумный, разбрасывающий деньги по мостовой. Бегите за ним!
И дети бежали то рядом с ним, то забегая вперед, то отставая и всё время крича, выпрашивая милостыню. Если он орал рикшу, они толпою бежали за рикшей, и это было тяжелое зрелище. Дети задыхались, отставали один за другим, в изнеможении падая на землю. Те, что покрепче, бежали с посиневшими лицами, с глазами, выкатившимися из орбит от напряжения, уже не имея сил кричать и только тяжело дыша. Мистеру Райнду видно было, что подобное напряжение может оказаться фатальным. Когда еще один из его преследователей падал, он, содрогаясь, думал, что, возможно, ребенок упал замертво. Не имея сил выдержать долее, он бросал монету. Поймав ее, преследователь клал ее в рот, чтоб не отняли, и падал на землю – отдыхать.
Мистер Райнд горестно размышлял об этих детях и судьбах будущего человечества. Китайцы – пятая часть населения всего земного шара. Дети самого многочисленного народа на земле проходили на его глазах подобную школу жизни. Что же они внесут в жизнь человечества, какой вклад даст их поколение?
Однажды, преследуемый толпою нищих, мистер Райнд был спасен от них своей старой знакомой, миссис Браун. Она ехала в автомобиле и, узнав его, предложила довезти, куда нужно. Ей не угрожала опасность преследования, так как она ни разу в жизни не подала и копейки нищему. Она верила лишь в организованную помощь, тратила несколько сотен в год на помощь китайскому населению, давая исключительно на больницы, но милостыни не подавала.
Мистер Райнд обрадовался ей. У него к ней было поручение из Харбина, от Питчеров.