Дело заключалось в том, что Питчеры переслали Никитку в Тяньцзинь с тем, чтобы он поступил в английскую школу (в Харбине английских школ не было). Устройство этого было поручено миссис Браун. Из-за наводнения, блокады, японской цензуры и других обстоятельств почта задерживалась. К тому же, ни миссис Питчер, ни миссис Браун не отличались энтузиазмом в корреспонденции. Таким образом, мистер Райнд, до некоторой степени сдружившийся с Никиткой, не имел о нем сведений.
При его вопросе, при упоминании имени Никитки лицо миссис Браун омрачилось. Она сообщила, что Никитка исчез, сбежал, о чем уже было заявлено полиции, но мальчишка до сих пор не найден.
– Но что с ним случилось? Почему же он сбежал? – заволновался мистер Райнд.
– Ничего особенного не случилось. Его уличили в том, что он обманывал учителя. Его наказали. Он сбежал.
– Это было тяжелое наказание? – спросил мистер Райнд. – Телесное? Удивительно! В английских школах всё еще бьют детей!..
Миссис Браун посмотрела на него холодным, высокомерным взглядом. Она не допускала иностранной критики по отношению к Англии.
– Его наказали так, как наказывают провинившегося английского мальчика во всех английских школах на всем земном шаре, – не больше. Это наказание переносят английские дети, без сомнения, лучшие дети, из лучших семейств. Вы полагаете, Англия должна менять свои школьные традиции для подобных случайных бродяг?
Мистер Райнд ничего не ответил.
Глава шестнадцатая
Правда о жизни Никитки в Тяньцзине была очень печальна: он стал бездомным бродягой. Это не явилось исключительной виной ни миссис Питчер, ни миссис Браун, ни английской школы, – но все они вместе, плюс обстоятельства прошлого, выбросили этого славного ребенка из круга порядочных людей, лишив его шансов на честную жизнь.
Прежде, в своей бедной семье, он легко приспособлялся ко всем обстоятельствам. Он рос веселым мальчишкой. У него были отец и мать, дом – основа жизни. Голод, холод, часто незаслуженный окрик или даже родительские побои он переносил без надрыва, легко, как неотъемлемую часть детской жизни. Все приятели его в бедной слободке жили точно так же.
Смерть отца, горе матери, появление загадочной миссис Питчер явились событиями, которые трудно было осмыслить ребенку. Никитка стал терять почву под ногами.
Пребывание в комфортабельном доме богатых Питчеров, исключительная атмосфера этого дома, полная душевная растерянность, где же во всем этом его, Никиткино, маленькое место? Что, собственно, от него требуется? – все это окончательно сбило его с толку, испугало, определило вдруг его низкое общественное положение, ничтожество его личной ценности, отобрало у него его человеческое достоинство. Всё, что было в нем, не годилось, подлежало исправлению. Он был уничтожен. Он не мог бы объяснить этого словами, но превосходно понимал чувством. Постоянная настороженность, неловкость, неуверенность в себе и в окружающих вызывали в нем порою острое недоброжелательство к добродетелям. Между тем, он ощутил впервые разницу между нищетой и богатством, и казалось ему, понял, что первая – являлась результатом тяжкого труда, а вторая – следствием полного безделья. Это наблюдение родило в нем мысль о «счастье», об «удаче», о «везении» в жизни. Перемена в мальчике совершилась, несомненно, к худшему. Рутина новой жизни вскоре стала ему ненавистной. Она была такова: в восемь часов, ежедневно, кроме воскресений, Никитка шел в переплетную мастерскую, где его обучали ремеслу. В двенадцать тридцать он возвращался домой, то есть к Питчерам. Полчаса ему отводилось на то, чтоб умыться, почиститься, причесаться, переодеться. Затем он завтракал один, отдельно, в подвальном помещении, в большой комнате, отведенной специально для него. В час тридцать начинались уроки: миссис Питчер занималась с ним в маленькой комнате – классной – наверху. В три часа она спускалась с Никиткой в большую комнату в подвале, где он демонстрировал то, чему научился в тот день у переплетчика. У них дома имелось большое количество «сырого материала» для этого ремесла, то есть кипы детективных романов мистера Питчера. Это время было также назначено для «содружества», взаимного ознакомления и понимания, и Никитке вменялось в обязанность рассказывать о себе. Ему задавались разнообразные вопросы. В его ответах поправлялись ошибки – в построении фраз, в ударениях, в выборе слов. Это обстоятельство, а также и то, что он должен был говорить «только правду», делали разговор для мальчика мучительной пыткой.
Затем Никитке отводилось двадцать пять минут для отдыха.
В пять пятнадцать он обедал один, в классной комнате. Миссис Питчер присутствовала при этом, чтоб учить Никитку манерам: как держать вилку и нож, глотать суп, жевать и прочее. Закончив обед, Никитка должен был сложить салфетку, встать, задвинуть стул, повернуться к миссис Питчер, поклониться и сказать: «Благодарю вас!»
Он заканчивал день приготовлением уроков. Перед сном ему полагалось сесть у своей постели и мысленно проследить взором весь прошлый день, вспомнить все свои ошибки, вспомнить все добрые советы, преподанные ему в течение дня самой миссис Питчер, покаяться в погрешностях и принять благие решения на будущее.
По праздникам его отпускали домой. Жалованья он получал три доллара в месяц. Ему обещаны были настоящие часы, если он хорошо выполнит все свои обязанности в течение указанного срока.
Пунктуальность, точная и мертвая рутина – труднее всего для бывшего уличного мальчишки. Никитка был пунктуален лишь в том, что касалось еды. Сказать правду, пища была единственным, чем он поистине наслаждался в своей новой жизни, особенно, когда ел один, без манер и замечаний. Почти всё остальное он переносил с напряжением и мукой, не видя в нем никакого смысла.
Единственным, чем оставалась довольна сама миссис Питчер, это – готовностью Никитки умываться, переодеваться, причесываться. Ей прежде казалось, что бедные люди естественно сживаются с грязью и даже любят ее. Франтовство Никитки, всегда готового еще раз умыться теплой водой и душистым мылом, вылить на свою голову одеколон, подтянуть поясок, его широкая улыбка при виде новой рубашки – указывали ей на возможность успеха в перевоспитании мальчика, являлись моральной наградой миссис Питчер за ее труды. Но во всем остальном он подавал лишь малые надежды: он был рассеян, как-то неопределенно и тупо внимал тому, что она ему внушала, не интересовался идеей собственного воспитания. Он не проявлял лично к ней никакой привязанности, никакой теплоты, предпочитая ей китайца-повара на кухне, и она чувствовала, что Никитка испытывает большое облегчение, когда она скрывается с глаз.
Мистер Питчер в предприятие жены с уличным ребенком не вмешивался. Совет доктора относительно этого способа лечения касался исключительно одной миссис Питчер. Ему, конечно, случалось бывать в одной комнате с Никиткой, встречаться с ним в коридоре, но осталось невыясненным, замечал ли он его присутствие или нет.
Ремесло переплетчика нисколько не увлекало мальчишку. Не имея понятия о ценности книг, он и в нем не видел смысла. К тому же ему, как ученику, для начала давали дешевые и старые книги: почему бы им и не оставаться без переплета?
Безжизненные уроки миссис Питчер угнетали его живой, нетерпеливый характер. Необходимость сидеть прямо, не болтать ногами, не почесываться, правильно держать перо – всё было трудно, для всего требовалось напряжение. Всё было скучно. И только картинки в детективных романах мистера Питчера серьезно заинтересовывали его. Эти револьверы, автомобили, трупы, сокровища, кровь – это было ярко – и тут заиграло горячее детское воображение. Под этим углом зрения открывались Никитке широкие горизонты жизни. Его поманило вдаль.
Событием, нарушившим первоначальный план воспитания, явилось «преступление» Никитки. Он был уличен в воровстве. Тот факт, что мальчик украл провизию, чтоб унести ее младшим сестрам и братьям, не менял в глазах миссис Питчер дела и не подсказывал ей иного решения, кроме изгнания из дома своего воспитанника. Она заключила, что не умеет воспитывать, обвиняя отчасти и себя. С другой стороны, взяв на себя ответственность за мальчика, она считала бы нечестным просто отослать его обратно домой. После краткой беседы с мистером Питчером было решено отправить Никитку с «оказией» в Тяньцзинь, поручив миссис Браун определить его в английскую школу. Всё это финансировалось самой миссис Питчер, она также решила выдавать прежние три доллара в месяц матери Никитки, как его жалованье.
Каким это счастьем показалось вдове! Ее сын будет учиться в английской школе! Она знала, что после этого он сможет стать даже клерком в банке и получать – Боже мой! – сто долларов в месяц. Она бросилась на колени и хотела поцеловать руку миссис Питчер. Бездетной миссис Питчер была непонятна такая экзальтация, неприятно и такое выражение восторга. Она отдернула руку и прочла женщине краткую холодную нотацию о том, что один человек не должен унижать своего достоинства перед другим человеком.
В Тяньцзине миссис Браун кратко распорядилась судьбой Никитки: он был помещен в русскую семью, чтобы учиться в английской школе.
Жил он у бездетных стариков. Это были уже не люди, а «тени минувшего», и этим минувшим была Российская Империя, Морская улица, их дом, их чин, их круг. Настоящее для них не имело смысла. Оно было чьей-то горькой ошибкой, о которой лучше не думать и не говорить.
И снова Никитка оказался в призрачном мире, которого он не понимал, с которым у него не было связи.
В школе, как не знающего языка, его поместили в первый приготовительный класс. Он оказался среди очень маленьких детей, почти в детском саду, где учили лепетать слова по кубикам и бросать маленький мягкий мячик. Он и тут был постоянно унижаем тем удивлением, с каким глядели на него все, в первый раз вошедшие в класс: этот мальчик здесь? Дети его сторонились. Английский язык был труден для Никитки. Его ответы учительнице вызывали дружный смех малюток, – они все были или английские дети или дети из семейств, где говорили по-английски.