«Я помню огонь. Я помню запах пожарища. Я помню другие тела при свете санитарных и пожарных машин…»
Кейт судорожно глотнула воздух и очнулась, ошеломленно моргая. Белый потолок. Белая кровать. Вмятый мешочек действующей капельницы. Белые стены и серые медицинские мониторы.
Отец О’Рурк наклонился ближе и коснулся ее неповрежденной руки над пластиковым браслетом капельницы.
– Все хорошо, – шепнул он.
Кейт попыталась что-то сказать, но обнаружила, что язык совсем пересох, а губы сильно опухли.
Она отчаянно замотала головой из стороны в сторону.
На бородатом лице священника промелькнула обеспокоенность, а глаза подернулись печалью.
– Все хорошо, Кейт, – снова прошептал он.
Она опять мотнула головой и провела языком по губам. С таким же успехом можно было попытаться говорить с набитым ватой ртом, но ей все же удалось издать какие-то звуки. Нужно было успеть кое-что объяснить О’Рурку, прежде чем она снова провалится в забытье под действием боли и лекарств.
– Нет, – прохрипела она после долгих усилий.
О’Рурк обхватил ладонями ее здоровую руку Она попыталась повернуться и услышала, как капельница задребезжала на стойке.
– Нет, не хорошо. Не хорошо.
О’Рурк кивнул, продолжая сжимать ее руку. Он понял. Кейт перестала сопротивляться и позволила водовороту увлечь ее на самое дно. Молодой детектив – лейтенант Петерсон, как вспомнила Кейт, несмотря на пелену от боли и лекарств, – пришел утром. Сержант постарше, с печальным лицом, остался стоять у двери, а лейтенант уселся в пустовавшее кресло для посетителей.
– Миссис Нойман?… – окликнул ее детектив.
Он жевал мятную жвачку, и ее щелканье на зубах напомнило Кейт звук, который издавала ее левая рука, когда она карабкалась вверх прошлой ночью. «Нет, позапрошлой, – поправила она себя, собрав все силы, чтобы сосредоточиться. – Сегодня суббота. Был четверг, когда закончилась твоя жизнь. Сегодня же суббота».
– Миссис Нойман?… Вы не спите?
Кейт кивнула.
– Вы можете разговаривать? Вы меня понимаете?
Она снова кивнула. Лейтенант облизнул губы и оглянулся на сержанта, который задумчиво стоял у двери.
– Тогда, миссис Нойман, у меня к вам несколько вопросов, – сказал лейтенант, открывая небольшой блокнот.
– Доктор, – произнесла Кейт. Он поднял брови.
– Вы хотите, чтобы я позвал доктора? Вам нехорошо?
– Доктор, – повторила Кейт, скрипя зубами от боли в челюсти и шее. – Доктор Нойман.
Лейтенант слегка закатил глаза и щелкнул шариковой ручкой.
– Хорошо… доктор Нойман, не расскажете ли мне, что произошло в четверг вечером?
– Вы расскажите, – проскрипела Кейт. Лейтенант уставился на нее. Она перевела дух. Прошло несколько часов после последнего укола, и сейчас все тело пронзала неимоверная боль.
– Скажите мне, что произошло, – проговорила она. – Том погиб? Джули погибла? Ребенок погиб?
Лейтенант поджал губы.
– Миссис Нойман… сейчас мы должны сосредоточиться на том, чтобы выяснить некоторые подробности, необходимые для расследования. Вам нужно постараться выздороветь. Скоро должен прийти ваш знакомый священник, отец… как там его?…
Кейт с поразившей лейтенанта силой схватила его за запястье здоровой рукой.
– Том погиб? – проскрежетала она. – Джули погибла? Ребенок погиб?
Петерсон с трудом расцепил ее пальцы.
– Послушайте, миссис… доктор Нойман. Моя работа состоит в том, чтобы выяснить как можно больше…
– Да, – сказал пожилой сержант, переведя взгляд на Кейт. – Да, доктор Нойман. Ваш бывший муж и мисс Стрикленд погибли. И, боюсь, ваш приемный сын тоже погиб во время пожара.
Кейт закрыла глаза. «Те тела на носилках, когда в отсветах пожара меня грузили в машину… Угольно-черная кожа, раздвинутые почерневшие губы, сверкающие зубы… и маленькое тело в прозрачном пластиковом мешке для маленьких тел… Мне это не приснилось».
Кейт открыла глаза и успела перехватить взгляд, которым детектив Петерсон наградил сержанта. Явно раздраженный, лейтенант повернулся к ней.
– Мои соболезнования, доктор Нойман. – Он снова щелкнул ручкой. – А теперь расскажите, пожалуйста, все, что сможете вспомнить о том вечере.
Стараясь удержаться на поверхности накатывавших одна за другой волн боли в руке и голове, преодолевая водовороты, которые грозили затянуть ее обратно, вниз, в темную, готовую принять и поглотить глубину, Кейт начала рассказывать все, что помнила, старательно выговаривая каждое слово.
Когда она открыла глаза, была уже ночь. Белый ночник в стеклянной панели над ее головой служил единственным источником света. О’Рурк опустил книгу, которую читал, и придвинул кресло поближе. На нем был тот же свитер, что и в Бухаресте.
– Привет, – шепнул он.
Кейт находилась между сознанием и забытьем. Она постаралась прийти в себя.
– Это из-за повреждения головы, – тихо пояснил О’Рурк. – Доктор рассказывал о последствиях сотрясения мозга, но вы, кажется, были без сознания и не слышали его объяснений.
– Не мертвый, – с усилием проговорила Кейт.
О’Рурк прикусил губу, потом кивнул.
– Да, вы живы.
Она сердито тряхнула головой.
– Ребенок… Джошуа… – Почему-то у нее заболела челюсть при звуке «дж» в имени сына, но она все равно его произнесла: – Джошуа… не мертвый.
О’Рурк сжал ей руку. Кейт не ответила на его пожатие.
– Не мертвый, – повторила она шепотом на тот случай, если вдруг кто-нибудь из людей в черном притаился за шторой или за дверью. – Джошуа… – От боли у нее закружилась голова. – Джошуа не умер.
О’Рурк промолчал.
– Вы поможете, – прошептала она. – Обещайте.
– Обещаю, – ответил священник.
Когда в воскресенье утром пришел Кен Моберли, Кейт была одна. Превозмогая боль, она собралась с силами, намереваясь поговорить с ним, но, едва увидев его лицо, поняла, что сейчас ей будет еще хуже. Даже выражая соболезнования, Моберли весь так и светился фальшивым оптимизмом и напускной бодростью.
– Слава богу, что вы уцелели, Кейт! – воскликнул он, поправляя очки и вертя в руках принесенный букет цветов. – Слава богу, что вы живы!
Кейт приложила ладонь к толстому слою бинтов на правом виске. От этого вроде предметы в палате не так плясали перед глазами.
– Кен, что случилось? – Она с удивлением отметила, что собственный голос уже не кажется ей чужим.
Он так и застыл у вазы, в которую собирался поставить цветы.
– Что случилось, Кен? Ведь что-то еще было. Скажите. Пожалуйста.
Моберли обмяк. Он придвинул кресло и рухнул в него. Когда он начал говорить, на глазах у него за стеклами очков выступили слезы.
– Кейт, кто-то вломился в лабораторию в тот же вечер, когда… в тот же вечер. Они устроили погром в биолаборатории, сорвали печати, сожгли бумаги, разбили компьютеры, украли дискеты…
Кейт продолжала слушать. Только из-за оборудования и программ он не стал бы плакать.
– Чандра… – Его голос прервался.
– Они убили ее, – сказала Кейт. Это не было вопросом.
Моберли кивнул и снял очки.
– ФБР… Ох, Кейт, простите ради бога. Врач и психолог сказали, что вам пока не нужно об этом говорить, а…
– Кого еще? – спросила Кейт, положив ладонь на его руку.
Моберли судорожно вздохнул.
– Чарли Тейта. Они со Сьюзен еще работали, когда налетчики проникли туда, миновав охрану.
– Что с культурами вируса Д? С образцами крови Джошуа? – спросила Кейт, поморщившись от боли, которую ей по-прежнему причинял звук «дж».
– Уничтожены, – ответил Моберли. – ФБР считает, что их спустили в канализацию еще до поджога.
– А клонированные копии? – Глаза Кейт закрылись, и она увидела Сьюзен Маккей Чандру, склонившуюся над окуляром электронного микроскопа, и Чарли Тейта, со смехом рассказывающего что-то у нее за спиной. – Они добрались до клонированных копий в лаборатории шестого класса?
– Пропало все, – ответил Моберли. – Ни у кого и мысли не было отсылать куда-то культуры на этом этапе. Если бы я только… – Он умолк и коснулся кончиками пальцев здоровой руки Кейт. – Простите, Кейт. Вам и так пришлось столько пережить, а от всего этого вам станет еще хуже. Постарайтесь ни о чем не думать и выздоравливайте. ФБР найдет этих людей… кто бы они ни были, ФБР их разыщет…
– Нет, – прошептала она.
– Вы о чем? – Моберли придвинул к кровати кресло, ножки которого проскрежетали по кафельному полу. – О чем вы, Кейт?
Но она закрыла глаза и сделала вид, что впала в беспамятство. Пришли и ушли сотрудники ФБР, заглянули два врача, человек десять друзей и сослуживцев навестили Кейт и сидели у нее, пока всех не выгнала рыжая медсестра. И лишь отец О’Рурк оставался в палате, когда последние лучи сентябрьского солнца окрасили оранжевым цветом восточную стену. Кейт открыла глаза и посмотрела на священника. Он стоял возле окна, опершись на радиатор, и, казалось, был погружен в размышления. Низкие лучи предзакатного солнца проходили вдоль каньона и падали на западное крыло больницы. Еще не было семи, но в больнице стояла тишина воскресного вечера.
– Мистер О’Рурк, – окликнула Кейт.
Священник отошел от окна и сел в кресло рядом с кроватью.
– Вы сделаете для меня кое-что? – шепотом спросила Кейт.
– Да.
– Помогите мне найти тех, кто убил Тома и Джули…
Почерневшие тела, отслаивающаяся чешуйками плоть, напоминающая поверхность обугленного бревна. Их тела от огня съежились, стали меньше. Ломкие руки, застывшие в боксерском жесте. Сверкание зубов в безгубой улыбке.
– Да, – сказал О’Рурк.
– Но не только, – прошептала Кейт, хватая его здоровой рукой за рукав свитера. – Помогите мне найти Джошуа.
Она почувствовала его колебания.
– Нет, – сказала она уже не шепотом, но не срываясь на истерические нотки. – Сгоревший ребенок не Джош… слишком большой. Поверьте. Поможете найти?
Священник раздумывал лишь несколько секунд, затем пожал ее руку.
– Да, – ответил он. А потом, когда солнечный свет внезапно пропал на восточной стене и за окном сразу стемнело, добавил: – Да, помогу.