что плавало в баке под бурлящей поверхностью.
– Боже мой, – прошептала она.
Несмотря на охвативший Кейт ужас, она склонилась пониже, прищурившись от красного и зеленого света, исходившего от медицинских приборов, которые стояли в конце боковой стенки ванны. От них в медленно бурлящую кровь отходили изолированные стержни и кабели.
В ванне был обнаженный человек… вернее, то, что когда-то было человеком. Лицо с широко раскрытыми глазами и ртом плавало почти на поверхности. Невидимые потоки крови то поднимали, то погружали тело, отливающее маслянистым блеском. Оно было изрублено почти на куски, и Кейт, неплохо разбиравшаяся в ранениях, определила, что удары нанесены чем-то массивным, с острым клинком.
– Заточенная лопата, – сказал Лучан, будто прочитав ее мысли.
Кейт облизнула губы.
– Кто это сделал? – Она уже знала, каким будет ответ.
– Это сделал я. – Голос его звучал ровно, в нем не было ни гнева, ни раскаяния. – Я подстерег его, ударил по затылку заступом с длинной ручкой… потом разрубил. Результат перед вами.
О’Рурк присел на корточки рядом с баком. Кейт заметила, что на тыльную сторону ладони священника, схватившегося за край, попадают капельки крови.
– Кто это?
Лучан поднял брови.
– Разве не догадываетесь? Один из тех, кто убил моих родителей. – Он подошел к осциллоскопу, стоявшему на тележке рядом, и щелкнул переключателем. Кейт смотрела на тело в баке. Левого уха нет – практически вся левая сторона лица срезана от скулы до подбородка; шея почти перерублена – она видела, как слегка колышется спинной мозг, – а на плечах, руках и груди зияют рубленые раны. Кейт видела обнаженные связки и ребра. Брюшная полость тоже вскрыта, и отчетливо просматриваются внутренние органы…
«Тело выглядит как труп, побывавший в руках у неопытного студента».
Она повернулась к Лучану и только теперь заметила, что показывают мониторы за его спиной.
Судорожно вдохнув, Кейт отпрянула от бака.
– Оно живое, – прошептала она.
О’Рурк поднял взгляд, вздрогнул и вытер руку о стенку бака.
– Каким образом этот бедолага…
– Оно живое, – повторила Кейт. Не обращая внимания на Лучана, она подошла к приборам. Кровяное давление практически не регистрировалось, так же как и пульс, если не считать случайных сокращений сердечной мышцы, которая разгоняла кровь по полостям сердца, а потом – в окружавшую тело кровавую ванну. Но такой ЭЭГ Кейт еще ни разу не видела: пики кривой были настолько беспорядочными и так далеко отстояли друг от друга, что их можно было принять за послания с далекой звезды.
Однако линия оставалась зигзагообразной. Мозг не умер. Существо в баке было в некотором роде дальше от реальности, чем если бы спало, но гораздо ближе, чем больной в коматозном состоянии. Оно определенно жило.
Кейт снова посмотрела на Лучана: лицо по-прежнему приветливое, открытое, мягкая улыбка. Улыбка убийцы. Нет, пожалуй, улыбка садиста.
– Они прикончили моих родителей, – сказал он. – Подвесили моего отца и мою мать за ноги, перерезали им глотку, как свиньям, и пили их кровь из открытых ран. – Он взглянул на тело в баке. – Эта тварь должна была умереть лет сто назад.
Кейт вернулась к баку, закатала рукава и запустила пальцы в раны мимо сломанных ребер, чтобы потрогать сердце. Через мгновение она ощутила еле уловимое движение, будто трепыхнулась зажатая в кулаке ласточка. Еще секунду спустя почти незаметно шевельнулись глазные яблоки.
– Как это может быть? – спросила Кейт, хотя уже знала… Знала об этом еще с тех пор, когда нажимала на курок ружья Тома, а потом увидела того же человека в ночь пожара.
Лучан обвел рукой приборы:
– Это я и пытаюсь выяснить. Именно поэтому я и не могу покинуть мединститут. – Он показал на тело в баке. – По преданиям, носферату воскресают из мертвых, но дело в том, что они могут и умирать…
– Как? – спросил О’Рурк. – Если этот человек еще жив после такой… мясорубки, то как же их можно убить?
Лучан усмехнулся.
– Обезглавить. Сжечь. Выпотрошить. Произвести множественную ампутацию. Просто выбросить из окна… если при этом они упадут достаточно глубоко на что-то достаточно твердое. – Его улыбка стала еще шире. – Или просто не дать им крови, когда они ранены, и тогда они умрут. Не сразу, но рано или поздно это произойдет.
Кейт нахмурилась.
– Что значит «не сразу»?
– Ретровирус питается чужеродными кровяными тельцами для восстановления собственной иммунной системы… или всех физических систем. Как это выглядит на микроуровне, вы имели возможность наблюдать в вашей лаборатории в ЦКЗ. – Он показал рукой на бак. – Теперь ты видишь это на макроуровне, но…
Подойдя к капельнице, Лучан отключил ее.
– Лиши его свежей крови, крови хозяина, и вирус начнет питаться самим собой.
Кейт посмотрела на человека в баке.
– Питаться своими собственными клетками? Пожирать свои кровяные тельца уже после того, как ретровирус транскрибировал там ДНК?
– Не просто кровяные тельца, – сказал Лучан. – Вирус Д нападает на все хозяйские клетки, до которых только может добраться, сначала вдоль артериальной системы, потом – главные органы, а затем – клетки мозга.
Кейт скрестила руки и покачала головой.
– Во всем этом нет никакого смысла. Что это дает для выживания?… – Она замолчала, пытаясь все переварить.
Лучан кивнул.
– На этом этапе ретровирус старается спасти только ретровирус. Самопожирание дает им отсрочку на несколько недель, возможно месяцев, даже если тело разлагается.
Кейт передернуло.
О’Рурк подошел к приборам, потом вернулся к баку. Его хромота стала заметнее.
– Насколько я понял из вашего разговора, после клинической смерти стригой может протянуть в состоянии физической преисподней несколько месяцев, а то и больше. Но он наверняка не может находиться в сознании!
Лучан показал на ЭЭГ. В тот момент, когда Кейт прикасалась к сердцу, кривая сделала несколько отчетливых скачков.
О’Рурк закрыл глаза.
– Вы что, пытаете этого человека?
– Нет, регистрирую его самовосстановление. – Он выдвинул ящик в одной из тележек и подал Кейт пачку фотографий, выполненных «поляроидом». Они выглядели как обычные снимки, которые делаются при вскрытии, – она видела стальную поверхность под белой плотью, – но тело имело более искромсанный вид, чем теперь. Там, где на фотографии виднелись глубокие раны, на торсе в баке остались лишь заметные шрамы.
– Это снято шестнадцать дней назад, – сказал Лучан. – И на основании имеющихся данных я почти наверняка могу сказать, что процесс восстановления ускоряется. Еще две недели – и он будет в полном здравии. – Он хохотнул. – Может быть, даже станет немножко на меня сердиться.
Кейт снова покачала головой.
– Но возникает простой вопрос относительно массы тела…
– Каждый грамм жира преобразуется, абсорбируется, реабсорбируется и направляется генетически, чтобы послужить необходимым строительным материалом там, где это нужно. – Лучан пожал плечами. – Нет, конечно, совсем целеньким он не получится, если я, допустим, отрежу ему ноги или удалю таз… перераспределение массы имеет свои ограничения… но при меньших повреждениях… voila! – Он отвесил поклон в сторону бака.
– И им требуется свежая кровь, – произнесла Кейт. Она посмотрела на Лучана. – Такая же судьба ждет и Джошуа?
– Нет. Ребенку делали переливания, но, когда его не было в Румынии, он не участвовал в Причастии.
– В Причастии?
– Это когда действительно пьют человеческую кровь, – пояснил Лучан.
– Это кощунство.
– Согласен.
– Теневой орган, – пробормотала Кейт, добавив уже громче: – Когда они просто пьют кровь, то вирус Д разносит транскрипцию ДНК и восстановление иммунитета проходит более эффективно?
– О да, – ответил Лучан.
– А еще какое воздействие это оказывает? На мозг? На личность?
Лучан пожал плечами.
– Я не разбираюсь в последствиях психосоматических или психологических привычек.
– Но эти стригои… как-нибудь меняются, когда начинают уже по-настоящему пить человеческую кровь?
– Мы считаем, что да.
Кейт приблизилась к осциллоскопу. Беспорядочные кривые отбрасывали зеленый отсвет на ее кожу.
– Тогда я потеряла его, – прошептала она. – Они превратили его в нечто иное. – Она отвернулась и уставилась в темный угол обширного помещения.
Лучан подошел ближе, поднял руку к ее плечу, но тут же убрал.
– Нет, Кейт, не думаю. По-моему, они берегут Джошуа для Церемонии Посвящения. Там он впервые примет участие в Священнодействии.
Отец Майкл О’Рурк саркастически хмыкнул.
– Вы вдруг стали неплохо разбираться в делах стригоев.
– Не больше, чем вы… священник, – отпарировал Лучан. – Вы – и францисканцы, и бенедиктинцы, и иезуиты – все наблюдаете, наблюдаете, наблюдаете… Много веков только и делаете, что наблюдаете… пока эти животные обескровливают мой народ и ведут его к пропасти.
О’Рурк смотрел немигающим взглядом. Лучан отвернулся и занялся капельницей.
– Ты не можешь оставить… его… здесь, – сказала Кейт, показав на бак.
Лучан облизнул губы.
– Есть еще люди, которые воспользуются этими данными, даже если я погибну. Даже если мы все погибнем. – Он резко повернулся к ним, сжимая кулаки. – И не волнуйтесь. Не много нас уцелело в ордене Дракона, но, даже если я умру, кто-нибудь придет сюда и сожжет этого… этого дракулу. Ни при каких обстоятельствах я не позволю ему жить и снова охотиться за нами. Ни за что.
Лучан вынул из ящика большой шприц, взял им кровь прямо из шеи тела, затем возобновил подачу из капельницы. Заперев внутреннюю дверь и морг, он повел их наверх, в лабораторию. Анализ занял у него минут десять, и Кейт увидела результаты: три нормальных образца, а один – кишащий ретровирусами Д, которые атаковали представленные кровяные тельца.
Оказавшись снова на улице, Кейт глубоко вдохнула и немного постояла под накрапывающим дождем, чтобы из одежды выветрился запах формальдегида и крови.