И вот как-то раз заснул пастух, а когда проснулся на рассвете и стал стадо собирать — прекрасного белого быка-то и нет. Сказал тогда пастух своему псу:
— Почему не уследил ты за прекрасным белым быком? Почему не разбудил меня и не прыгнул на горло вору?
Поджал пес хвост и ничего не ответил ему, только заскулил.
Спросил тогда пастух филина:
— Где были твои острые глаза? Почему не увидел ты вора?
Закрыл глаза филин и нахохлился, но ничего не сказал.
Тогда загнал пастух стадо в хлев и отправился искать вора, хотя уже вставало солнце. Шел он по следу на росе долго или коротко, но когда солнце встало над лесом, увидел он на поляне своего белого быка, а рядом с ним рыжую корову, а у дерева стояла гнедая кобылица с белым носом. А в седле сидела девица из Дневных, румяная, как яблочко, с волосами как спелая рожь и глазами цвета осеннего неба. Пастух поклонился ей и сказал:
— Госпожа, я пришел забрать быка моего господина.
Девица засмеялась и сказала пастуху:
— Сейчас день, и власть не твоя, а моя. Я нарочно увела этого прекрасного быка, потому, что на рассвете увидела тебя спящим, и люб ты стал моей душе. Хочешь вернуть быка — должен ты будешь отслужить мне год и один день, тогда сможешь вернуться домой. А если нет — не уйдешь ты с этой поляны никогда.
— Что же, будь по-твоему, — сказал пастух, потому что знал, что от дневного народа можно ждать любого колдовства и каверзы. К тому же, девица была прекрасна, и с первого взгляда прикипел он к ней всем сердцем.
Год прожил он среди дневного народа в счастье, почете и радости, но под конец года затосковал по родным холмам. И когда пришел срок, стал он просить отпустить его. Сказала тогда госпожа:
— Грустно мне с тобой расставаться. Но раз ты выбрал, так иди. Только помни — выбираешь один раз, а расплачиваешься потом всю жизнь.
Пастух же сказал:
— Придет время, и я вернусь. Крепко мое слово.
Так вернулся домой пастух, и когда пришел в холм к своему господину, увидел, что там и дня не прошло. И никто не верил его рассказу, что год и день прожил он среди Дневных и ходил под солнцем. А когда говорил он — смотрите, моя кожа потемнела от его лучей, все только смеялись и говорили — ты же пастух, ты часто солнце на рассвете видишь. И стали над ним подсмеиваться, и прослыл он сумасшедшим.
И такая тоска обуяла пастуха, что не стало ему житься в Холмах. И тогда однажды ушел он перед зарей искать свою госпожу. Пришел он на ту поляну — а она заросла высокой травой. Пошел он к дому госпожи — а там только камни, а сквозь них проросли молодые деревца.
И понял пастух, что прошел здесь не один десяток лет, а в Холмах всего несколько месяцев. Слово было исполнено, но и расплата пришла.
Упал тогда пастух на землю и заплакал. И так лежал он, пока не стал землей. А потом на поляне выросло большое дерево, и на ветру оно шепчет и звенит, а ночью тихо смеется и поет, как пастушья свирель».
Старший вздохнул, закрыл глаза, вспоминая дедов холм, и то, как читал эту сказку Нельрун, как он ахал и то и дело перебивал его, восклицая — у нас есть такая же история! Только там пастух попал в Холмы, а когда вернулся — прошло сто лет!
Он сказки называл историями, считая, что в них есть правда, и Старший даже мог бы с ним согласиться, но вот уж в этой сказке правды не было ни на грош. Или была какая-то такая правда, которой не видно сразу. Разве что любовь между детьми Дня и Ночи была чистой правдой, если вспомнить деда и госпожу Керинте.
Шорох.
Он резко поднял голову. Дверь в спальню тихонько отворилась, и на пороге появился Младший.
— Не спишь? — шепотом спросил он и как-то мгновенно оказался рядом. — И я тоже спать не хочу и не могу. Я пришел говорить с тобой. Да убери ты эту книжку!
Старший опомнился. — Да, конечно! Садись! Я сейчас... эх, ничего еще не знаю в своих новых покоях, ни вина не найти, ни...
— Да не надо! В меня после такого пира ничего не лезет! Во, — хлопнул он себя по животу, — тугой, как налопавшийся барсук!
Старший мгновение смотрел на брата, потом расхохотался.
Младший тоже засмеялся, подтащил к столу другое кресло и уселся, опершись локтями о столешницу.
— Я честно должен тебе сказать, брат, — начал Младший, — я отвык. Отвык от тебя. Ты был только в письмах, я придумывал тебя себе, а ты вернулся — и ты совсем другой.
— И ты другой, — сказал Старший, пристально глядя в лицо брату.
— Да. Я думал — никто и никогда мне тебя не заменит. Так и есть, — поспешно добавил он, — но как ты уехал, я через некоторое время понял, что могу часть своей души отдавать и другим. И мне неловко сейчас, словно я тебя... обворовал, что ли. Обездолил...
Старший покачал головой, улыбаясь еще шире.
— Ты такой же добрый и совестливый, как был. И ты прав, и отец тоже прав. Нам надо снова привыкать друг к другу. И прости меня. Я раньше брал твою любовь, не задумываясь, и ничего не давал взамен. Теперь постараюсь быть честным.
Младший провел рукой по лбу.
— Ну... да. — Он резко поднял голову. — Я писал тебе про королевский узор. Отец — двадцать восьмой король. А камней — девятнадцать. Ты считаешь... что не всегда надо было проходить испытание?
— Да. Но больше я ничего не знаю и не могу сказать. Опасаюсь, что ответ — там, — он кивнул головой в сторону Средоточия Мира, которое ждало где-то там, далеко за стенами холма.
— И ты не знаешь, как ... защитить отца?
Старший помотал головой.
— Только быть рядом с ним в тот день. Не оставлять ни на мгновение.
— Я с тобой, — сказал Младший.
Старший только кивнул.
— Я ведь точно так же решил, — продолжил Младший, склонив голову на бок и чуть прищурившись, чтобы скрыть добрую насмешку. — Еще до того, как ты это сказал. Так что не думай, я не как баран за тобой иду. Понял?
— Понял, — рассмеялся Старший.
— И со мной будут мои друзья.
— Они знают?
— Да, я не скрывал, а они умеют молчать.
— Ценное качество... Хорошо. Может, ты и прав, рассказав им... Ничего, как говорят, человек проверяется Провалом. Вот и посмотрим.
— Поверь, они достойны доверия и дружбы.
— Постараюсь им понравиться, — буркнул Старший. Он понимал брата, но заставить себя полюбить его друзей — это заранее вызывало раздражение. Впрочем, мало ли...
— Какой матушка вокруг себя цветущий сад собрала! — ляпнул Старший, чтобы сменить неудобную тему. — И ты в нем не сорвал ни единого цветочка?
Младший поджал губы.
— Не твое дело, братец. Я на своем лугу пасусь, ты на своем.
— Ну, так я только потому спрашиваю, чтобы на твой луг не зайти и не увести какую-нибудь прекрасную красноухую телочку у такого молодого бычка!
— Попробуй! — вздернул подбородок Младший.
— И все же?
— Пасись, сколько угодно. Моя красноухая телочка на каком-нибудь другом лугу гуляет. Только не забывай — жениться тебе все равно придется на тэриньяльтихе, и не дай боги тебе наплодить бастардов.
Старший к усмехнулся.
— Я сделаю все, чтобы не жениться на тэриньяльтихе.
— А вдруг это будет красавица?
— Плевать мне. Я, брат мой, не потерплю насилия над собой, — глаза его сверкнули в полумраке опаловой искрой. — И над бедной тэриньяльтихой.
Младший покачал головой.
— Смотри, брат. Ты будешь королем, а короли не свободны.
Старший резко обернулся к нему.
— А я сделаю все, чтобы им не быть. Я не дам отцу умереть, пусть хоть боги проснутся!
Он выкрикнул это с яростью, глядя куда-то в полумрак, словно там, в тени, кто-то стоял, и брат бросал этому, незримому, вызов.
Младший обернулся, но никого не увидел.
Только в душе зашевелилось нехорошее предчувствие.
Ждать проверки Провалом долго не пришлось. Старший проснулся среди дня, внезапно, но как-то тяжело. Вставать не хотелось, хотя он сразу же понял, что больше не заснет. На душе было темно, тревожно и муторно и хотелось плакать от непонятной безнадежной тоски.
А через мгновение пришло узнавание.
Шепот бездны. Вернее, его предчувствие, предзнаменование приближения чего-то большого и страшного.
Посланец короля встретил его на полдороге, полностью готового и вооруженного. Принц только кивнул и коротко сказал:
— Веди.
В кабинете отца уже шел негромкий тревожный разговор. Судя по тому, что там были двое из командиров ветеранов, дело было серьезное. Король поднял глаза на вошедшего сына и коротко кивнул.
— Ты быстро.
— Шепот разбудил.
Все глаза повернулись к нему.
— Что-то можешь сказать?
— Я бы сказал — старшая тварь, большая тварь. Что — не знаю. Но у деда в таком случае обычно срочно ставили к Провалу опытных бойцов и звали хотя бы одного мага, — он криво усмехнулся.
— Ты и пойдешь, — кивнул отец.
— Опытные уже отправлены, — тихо, но слышно всем произнес Винадда — Старший помнил капитана еще с детских времен. — Но магов всего два, я бы предпочел троих. — Он посмотрел на принца.
За дверью, послышался торопливый топот, в кабинет влетел Младший, в дверях виднелись встревоженные, заспанные физиономии его молодой свиты. Он поклонился отцу, король жестом показал, чтобы тот даже не начинал говорить.
— Винадда, ты старший. Идем.
Глава 9
Они спускались вниз той самой дорогой, которой впервые шли к Провалу еще детьми так много лет назад. Солдаты шли молча, привычно и буднично. Поскрипывала кожа, позвякивало оружие. Старший ощущал все вокруг чуть ли не болезненно. Так с ним всегда было, когда бездна шептала. Шероховатые грубые стены были омерзительны, как скрежет железа по стеклу, капли воды на камнях вызывали брезгливость, холодный свет светильников на каждом повороте бил по глазам, и эхо шагов отдавалось болью в челюстях. И вниз, вниз, вниз, в другой, страшный мир...
Знакомая площадка. Отряд остановился, поджидая у выхода из другого коридора кого-то еще. Шаги уже слышались в темноте. Те, кто приближались, шли без света, и когда на груди первого солдата тускло блеснул Ущербный Месяц, принцы поняли, что это отряд Тэриньяльтов.